— Мы хотели бы составить вам компанию.

Коллин перестала стучать карандашом.

— Ни в коем разе, — твердо сказала она.

— Вы не представляете правовую систему, — возразила Ди-Ди. — Если вы, проходя по дому, увидите кровь, беспорядок или признаки насилия, у вас не будет права изымать что-либо в качестве вещественной улики.

— Я смогу вызвать вас.

— И тем самым только спугнете Брюстера.

— Что ж, посижу с ним в одной комнате, подожду. Послушайте, я уже два года с ним работаю. Выстроила отношения. Я знаю, как с ним разговаривать, потому что два года добиваюсь от него ответов. Если спрашивать начнете вы, он просто закроется, и у вас ничего не получится.

Ди-Ди поджала губы. Упрямство не позволяло ей признать правоту Коллин.

— Эйдан — хороший парень, — продолжала инспектор. — Если честно, я сильно сомневаюсь, что это мог сделать он.

— У вас такое уже случалось? — вмешался Миллер. — Кто-то из ваших подопечных совершал повторные преступления?

Коллин кивнула:

— Случалось. Трижды.

— Вы видели, что к этому идет?

Пиклер снова вздохнула.

— Нет, — признала она неохотно. — Во всех трех случаях… никаких сигналов. Парни жили как всегда, справлялись вроде бы неплохо, а потом, в один прекрасный день, что-то ломалось. И тогда повернуть было уже невозможно.

Меня всегда влекли тайны. Я росла, живя во лжи, и теперь, разумеется, вижу хитрости и увертки повсюду, куда бы ни посмотрела. Мальчик в моем классе постоянно, даже в самый жаркий день, носит рубашки с длинными рукавами — его избивает отчим. Пожилая женщина в химчистке со сморщенным лицом и костлявыми плечами — ей достается от сына, здоровенного мерзавца, который частенько здесь околачивается.

Люди лгут. Ложь так же естественна, как дыхание. Мы лжем, потому что ничего не можем с собой поделать.

Мой муж тоже лжет. И при этом смотрит мне в глаза. По части лжи Джейсон большой мастер.

Мы были знакомы недель, наверное, шесть, прежде чем я поняла, что за непроницаемым фасадом прячется настоящий океан плохого, черного вуду. Поначалу это проявлялось в мелочах. В проскальзывавшей в голосе тягучести, особенно по вечерам, когда он уставал и упускал контроль над собой. Иногда Джейсон говорил, что вставал ночью посмотреть телевизор, но когда я включала телевизор утром, то попадала на тот же канал «Дом и сад», который смотрела вечером и который никогда не интересовал Джейсона.

Время от времени я дразнила его нарочно, чтобы выманить правду.

— Эй, ты только что сказал кока, — я думала, что только урожденный южанин может попросить коку вместо содовой.

— Набрался от тебя, — говорил он, и в его глаза наплывала тень настороженности.

Порой я шла напрямик.

— Расскажи, что случилось с твоей семьей. Где твои родители? Братья, сестры?

Он пытался увернуться:

— Какая разница? Теперь у меня есть вы с Клариссой. Вы — моя семья, а больше мне никто не нужен.

Однажды ночью, когда дочурка крепко спала — ей едва исполнилось пять месяцев, — на меня накатило какое-то странное, нервное беспокойство, вроде того, что испытывает девятнадцатилетняя девушка, когда сидит напротив смуглого красавчика, смотрит на его руки и представляет, как они баюкают новорожденного младенца. Потом фантазия меняется, и те же руки касаются ее обнаженных грудей. Нервное беспокойство охватывало меня все сильнее, заставляя действовать открыто.

— Правда или желание? — сказала я.

Джейсон наконец оторвался от книжки.

— Что?

— Правда или желание. Ну, ты же знаешь. Как в игре. Ты наверняка играл в нее, когда был тинейджером.

Он посмотрел на меня своими темными, непроницаемыми глазами.

— Я не тинейджер.

— Я — тинейджер.

Мне удалось-таки привлечь его внимание. Он закрыл и отложил книгу.

— Что тебе надо, Сандра?

— Правда или желание. Выбирай. Это не так уж трудно…

Я прижалась к нему. Уложив Ри, я приняла душ, и теперь от меня исходил цитрусовый аромат. Слабый, нежный, едва уловимый аромат чистоты. У Джейсона затрепетали ноздри, и я поняла, что он тоже его почувствовал. Но уже в следующий момент муж отстранился от меня.

— Сандра…

— Поиграй со мной, Джейсон. Я твоя жена. И не прошу о многом.

Он уже был готов согласиться. Я видела это по тому, как напряглась его спина, распрямились плечи. Он отделывался от меня месяцами. И наверняка понимал, что рано или поздно придется ответить. Нельзя вечно ссылаться на Ри.

— Желание, — сказал наконец Джейсон.

— Поцелуй меня, — потребовала я. — Поцелуй на минуту.

Он замялся. Я уже подумала, опять отступит, и собралась с духом в ожидании отказа, но Джейсон только вздохнул. Тихо-тихо. Потом подался вперед, поморщился и прильнул к моим губам.

К тому времени я уже неплохо его знала и понимала, что он попытается отделаться таким вот непорочным чмоком. Знала я и то, что если буду требовательной или агрессивной, то он просто-напросто закроется. Джейсон никогда не кричал. Никогда не подымал руку в гневе. Он просто исчезал, уходил в какое-то убежище в глубине себя, где я не могла до него достучаться. Я могла стоять прямо перед ним, но при этом все равно оставалась бы одна. Муж уважал меня, относился по-доброму, проливал на меня свое сочувствие и изо всех сил старался предвосхитить каждое мое желание.

Кроме одного.

Исключение касалось секса. Мы были вместе почти год, а он еще и не притронулся ко мне по-настоящему. Меня это сводило с ума.

Я не стала размыкать губы. Не схватила его за плечи. Не запустила пальцы в его густые темные волосы. Я не сделала ничего из того, что хотела сделать. Только опустила руки, сжала кулаки и ответила на его прикосновение. Медленно-медленно. На его нежность я ответила сладостью, и мое дыхание расстелилось по его губам. На его сочувствие я ответила участием, залив им всю его нижнюю губу, начиная от уголка рта. На его уважение я ответила пониманием, даже не попытавшись сдвинуть установленные им границы. Но из всех поцелуев, которыми люди обмениваются с сомкнутыми губами, я дала ему самый лучший.

Минута прошла, и Джейсон отстранился. Но теперь он уже тяжело дышал, и в глазах его что-то пряталось. Что-то пульсирующее, темное и опасное. Я увидела это и едва удержалась, чтобы не прыгнуть ему на колени, повалить на диван, распластать и трахать, трахать его до потери рассудка.

Но я лишь прошептала:

— Правда или желание. Твоя очередь. Спроси меня. Правда или желание.

Я видела, как ему трудно. Он хотел выбрать желание. Хотел, чтобы я снова до него дотронулась. Или, может быть, стащила с себя симпатичную шелковую сорочку. Или провела ладонью по его груди.

— Правда, — с заметной хрипотцой сказал он.

— Спрашивай.

— Почему ты это делаешь?

— Потому что иначе не могу.

— Сэнди… — Джейсон закрыл на мгновение глаза, и я почувствовала его боль.

— Правда или желание.

— Правда, — почти простонал он.

— Самое плохое, что ты когда-либо сделал.

— Что ты имеешь в виду?

— Назови самое плохое, что ты сделал в жизни. Ну же. Солгал? Украл? Соблазнил сестру лучшего друга? Убил кого-нибудь? Скажи мне, Джейсон. Я хочу знать, кто ты. Мы ведь муж и жена. Я имею право.

Он посмотрел на меня как-то странно.

— Сандра…

— Нет. Не увиливай и не хнычь. Просто ответь. Ты кого-то убил?

— Да.

— Что? — всерьез изумилась я.

— Да, я убил человека. Но это не самое худшее, что я сделал.

С этим мой муж поднялся, взял книжку и вышел из комнаты.