Его любимым сервис-провайдером был AOL. Ему нравилось, как он группирует заголовки новостей, облегчая переход от одной истории к другой. Двойной клик по сводке новостей — СЫН ШЕРИФА ПОДОЗРЕВАЕТСЯ В МАССОВОМ УБИЙСТВЕ. Пробежал два параграфа, еще один двойной клик — и вот тебе подробный отчет. Весь мир скорбит. Три семьи убиты горем. Президент требует более жесткого контроля за оружием, бла-бла-бла… Сайдбар дает дополнительные варианты. Можно потрепаться с другими читателями. Просмотреть таймлайн всех последних случаев со стрельбой в школе. Прочитать интервью с другими выжившими, рассказывающими, как каждый новый такой инцидент опять открывает старые раны и рвет на части сердца. Он прочел ту статью. Зияющие раны, кровоточащие сердца. Боже, как ему нравилась в такие дни журналистика! Именно поэтому он и хранил под стеклом номер журнала «Тайм» от 20 декабря 1999 года. Для вдохновения.

Двумя часами ранее он скачал самые свежие статьи о бейкерсвильской истории. Объем информации не тот, на какой он рассчитывал, — гораздо скуднее. Всего три трупа — вот в чем проблема. Конкуренция в СМИ сильно выросла по сравнению с тем временем, когда он только начинал. Ему следовало бы об этом помнить.

Шесть вечера. Он отложил лэптоп в сторону. Черт, как же есть хочется…

В этом плане мотель предлагал не так уж и много. Он рассчитывал на заведение побольше, принадлежащее к какой-нибудь надежной сети. Ничего похожего в окрестностях Бейкерсвиля обнаружить не удалось. Пришлось остановиться в дешевой частной ночлежке. С одной стороны, владелец, похоже, проявлял чрезмерный интерес к своим постояльцам. С другой, по ночам здесь работало не так уж и много людей, чтобы кто-то мог заметить, чем он занимается. Где-то находишь, где-то теряешь.

Снова заурчал живот, и он решил прогуляться до местного бара.

Спустя четверть часа, напялив на себя пальто и шляпу, он проследовал по крохотной главной улице к тускло освещенной закусочной. Трое завсегдатаев, сгрудившиеся у единственного телевизора, оторвались от экрана и с любопытством подняли на него глаза. Высокий лысеющий бармен наградил его приветственным кивком. Он опустился на стул напротив трех серебристых пивных краников и попросил пива.

— Что хорошего в новостях?

— Сенат выступает за новый закон об оружии. Хотят, чтобы родители несли ответственность за все, что бы там ни наделали их вооруженные детишки.

— Весьма кстати, — проворчал товарищ говорившего. — По их словам, яблоко никогда не падает далеко от дерева; как-то же они всего этого набираются.

Третий смерил первых двоих оценивающим взглядом. У него было морщинистое обветренное лицо — лицо человека, проведшего годы за баранкой «Джон Дира».

— Шеп — хороший парень, — сказал он спокойно.

Другие двое пожали плечами и почти тотчас же принялись изучать мыски своих ботинок. Судя по всему, спорить они не собирались.

— Шеп, конечно, хороший шериф, — с подчеркнутой медлительностью произнес сидевший за барной стойкой. — Но вот отец… вам не кажется, что отец — это нечто другое?

Все трое мужчин разом отвернулись от телевизора и, похоже, впервые присмотрелись к нему повнимательнее. Тот, что постарше, Краснорожий, заговорил первым.

— Мы как-то не расслышали ваше имя.

— О, я здесь проездом. Дела, знаете ли. Обычно мне нравится путешествовать вдоль побережья. Чудесный вид, прекрасные люди. Но на этот раз… Тринадцатилетний мальчишка в упор расстреливает двух девочек. А потом еще убивает и эту бедняжку-учительницу… Такая красивая женщина, такая ужасная потеря. — Он снова повернулся к бармену, взиравшему на него уже не столь доброжелательно: — Можно мне «крылышки буффало»? Побольше перца и голубого сыра.

— Еще не факт, что это сделал именно Дэнни О'Грейди, — холодно произнес Краснорожий. Бармен кивнул.

— Да будет тебе, Даррен, — мягко сказал один из его друзей. — Моя жена собственными ушами слышала от матери Люка Хейза, что Дэнни сознался.

— А я тебе говорю, что О'Грейди — хорошие люди.

— А других подозреваемых нет? — небрежно поинтересовался сидевший за барной стойкой.

— Пара ребят говорили, что видели человека в черном, — тотчас же отозвался Краснорожий.

— Да брось, Даррен, никто в это не верит. Это же дети. Испугались — вот и разыгралось воображение.

— Что вовсе не значит, что это не может быть правдой.

Его товарищи нахмурились, но вступать в спор снова не стали.

— Я слышал, у этих О'Грейди не все ладно в семье, — заметил сидевший у барной стойки.

Краснорожий перевел свой холодный взгляд на него. Плотный, крепкий, закаленный десятками лет нелегкой работы. Однако на человека за стойкой это впечатления не произвело: старики в барах не дерутся. Они используют свой возраст и положение для того, чтобы пристыдить оппонентов и принудить их к молчанию. Что ж, на сей раз не на того напал — сидевшему за барной стойкой стыд был неведом.

— Говорю лишь то, что слышал, — сказал он спокойно.

Краснорожий сделал шаг в его направлении. Один из спутников схватил приятеля за руку.

— Оставь его в покое, Даррен. У каждого есть право на собственное мнение.

— Прошлым летом, — сдержанно произнес Краснорожий, — я ездил в Бейкерсвиль на еженедельную ярмарку, так у моего трейлера колесо лопнуло. Едва в ящик не сыграли. Шеп О'Грейди проезжал мимо в своей патрульной машине вместе с сыном. Так вот они остановились и помогли мне. И Дэнни не сидел сложа руки — вылез из машины, помог поставить запаску, да и гайки закручивал — дай бог каждому. Когда я поблагодарил их обоих, он сказал «да никаких проблем, сэр» и пожал мне руку. Не знаю, что уж там случилось в школе, вот только я бы на месте тех, кто с ними никогда не встречался, не спешил судить парня или его родителей.

— Вот это уже интересно, — сказал сидевшей у стойки. — Потому что я слышал, у этого Дэнни О'Грейди довольно-таки мерзкий характер. Любит помахать руками, размолотил в школе собственный шкафчик… У моего клиента сын ходит в бейкерсвильскую восьмилетнюю школу, так он говорит, там все знают, что у этого Дэнни О'Грейди не в порядке с головой.

Краснорожий сдвинул кустистые седые брови в одну суровую, предвещающую грозу линию. Товарищ снова схватил его за руку.

— Да ты сам подумай, — произнес он примирительным тоном. — Такие трагедии случаются, и смысл в них не всегда найдешь. Иногда даже думаешь, уж не нужна ли каждому новому поколению какая-нибудь война, — исключительно для того, чтобы дать выход чувствам.

— По-твоему, война идет молодежи на пользу? — недоверчиво спросил Краснорожий.

Его друг пожал плечами.

— Помнится, раньше стреляли по немцам и корейцам, но никогда — в наших школах.

— Брехня все это, Эдгар!

— Я лишь хочу сказать…

— Наркоманы да инвалиды — вот что ты хочешь сказать. Ну да, конечно: война творит чудеса для молодежи!

— А что, по-твоему, сейчас происходит, а, Даррен? Эти расстрелы идут один за другим! Господи, сколько же их уже было!

Все замолчали — даже тот, что сидел за стойкой и изо всех сил старался сдержать ухмылку.

— Ладно, поживем — увидим, — отрезал наконец Краснорожий.

— Если что случится, — фыркнул Эдгар, — в Бейкерсвиле теперь даже шерифа нету. Я слышал, теперь всем заправляет та девчонка.

— Лоррейн Коннер, — сказал сидевший за стойкой, и бармен посмотрел на него с любопытством.

Эдгар кивнул.

— Она самая. Взяла дело в свои руки, хотя бог его знает, имеет ли она уже право голоса.

— Я слышал, они и федерала привлекли, — заметил сидевший за стойкой. — Какого-то эксперта по школьным расстрелам.

— А что, у федералов имеются эксперты по школьным расстрелам? — впервые за все время подал голос бармен.

Сидевший за стойкой ухмыльнулся.

— Забавно, да? — сказал он. — Теперь нам остается лишь выяснить, насколько хорош этот парень.