— То есть у хороших родителей бывают плохие детки? — спросил Сандерс и закатил глаза, показывая, чтоон об этом думает. Куинси остался совершенно невозмутимым.
— Именно. Мать страдает от тяжелой послеродовой депрессии и не способна удовлетворить нужды младенца. Или же сам новорожденный страдает медицинским заболеванием, и мать опять же не может удовлетворить его нужды. Или же новорожденный просто-напросто не способен завязывать эмоциональные контакты. И тут уж как мать ни старайся, ответной реакции не последует. Такое бывает редко, но все же случается. Так что — да, и у хороших родителей может вырасти как очень социальный, так и крайне антисоциальный ребенок.
Сандерс одарил Куинси очередным скептическим взглядом.
— На это я не куплюсь, — отрезал он. — Вы утверждаете, что эти дети — маленькие капризные психопаты с самого рождения. Но если все обстоит именно так, почему тогда никто этого не замечает? Почему все заголовки трубят: «Нормальный парень застрелил десять человек»?
— Вспомните Теда Банди, — вторглась в диалог Рейни. — Все считали его привлекательным, обаятельным мужчиной. Единственная проблема заключалась в том, что он насиловал и убивал молодых девушек — это у него было что-то вроде хобби. Так-то вот!
— Совершенно верно, — поддержал ее Куинси. Рейни обнаружила, что улыбается в ответ. Голубые глаза у фэбээровца, когда он улыбался вот так — ослепительной улыбкой Пола Ньюмана, — заметно теплели.
— Все эти ваши психологические фишки, — проворчал Сандерс, — звучат для меня слишком заумно. Эти дети — убийцы. Тут и говорить не о чем. Точка. Лучший выход — упрятать их за решетку и выбросить ключ.
— И возраст не имеет значения? — мягко спросил Куинси. Он по-прежнему смотрел на Рейни. С некоторым запозданием оба вспомнили про салат.
— Нет, — сказал Сандерс. — Раз уж ребенок способен на такое, то пусть несет заслуженное наказание.
Куинси пожал плечами — очевидно, доводы Сандерса его не убедили. Он подхватил на вилку немного салата, а потом удивил и Рейни, и Сандерса таким заявлением:
— Возможно. Бог тому свидетель, я всякого навидался. — Агент немного помолчал, потом продолжил увереннее: — Некоторые дети опасны. Кое-кому из тех подростков, с которыми мне доводилось беседовать, уже ничем не поможешь. Но не все из них такие. И наша правовая система основывается на той философии, что нам лучше оставить на свободе сотню виновных, чем упрятать за решетку одного невиновного. Для меня совершенно очевидно, что наш долг — попытаться определить, какие из этих подростков поддаются реабилитации, а не просто собрать всех правонарушителей в кучу и сбагрить с глаз долой.
— А вы вообще можете чем-то помочь ребенку, совершившему убийство? — полюбопытствовала Рейни. — Это реально?
— Иногда. Чем младше ребенок, тем выше шансы. Да и нарушение привязанности имеет свои ранжиры. Некоторые из детей, с которыми я разговаривал, представляли крайний предел спектра. Выражаясь словами Сандерса, это «маленькие капризные психопаты». И в этом я с ним согласен — для нас всех безопаснее упрятать их за решетку и выбросить ключ. — Куинси сухо улыбнулся детективу; голос его упал, и сам он как-то помрачнел. — Однако не со всеми несовершеннолетними преступниками следует поступать именно так. Как мы уже говорили, массовые убийцы не однородны. Некоторые из школьных стрелков определенно являлись скорее ведомыми, нежели лидерами. Они были ранимыми, легко уязвимыми детьми. Они позволяли манипулировать собой, вовлекать себя в совершение насильственного действия, потому что чувствовали себя обиженными и оскорбленными и не знали, как с этим справиться. Они сделали то, что сделали, но впоследствии все же испытывали угрызения совести и сожаление. Думаю, таких детей еще можно исправить. Учитывая их возраст, было бы грех не попытаться.
— А если мы ошибемся и они убьют снова? — спросил Сандерс. — Вы будете тем, кому придется идти к родственникам жертв и рассказывать, почему ваш неудавшийся научный эксперимент убил их жену, сестру, мать? Вы будете тем, кто попытается объяснить по телику, почему мы сочли это хорошей идеей — оставить известного нам убийцу на свободе?
Куинси слабо улыбнулся:
— Случается и такое. Некоторые из наших наиболее плодовитых убийц — Кемпнер, к примеру — убивали еще в юношеские годы. Направлялись на реабилитацию. Достигали совершеннолетия. И убивали еще больше людей.
— В такие моменты я бываю только рад тому, что у меня нет детей, — сказал Сандерс.
Куинси тяжело вздохнул. Он отложил вилку и, казалось, совершенно потерял интерес к салату.
— Все усложняется. Вам известно, что мы теперь применяем методы профайлинга для выявления серийных убийц уже и в средних школах?
Рейни вскинула бровь. Сандерс выразился более красноречиво:
— Шутите!
— Я не шучу, детектив. В свете последних расстрелов некоторые школьные округа ввели «ученический профайлинг». У директоров школ имеется памятка «подозрительного» поведения для определения склонности каждого ученика к насилию. Жестокое обращение с животными, брань, надписи, содержащие графическое насилие, и все такое. Некоторые из наших агентов теперь дают учителям уроки бихевиористики и психологического профайлинга.
— И что бывает, когда ученика относят к «потенциально опасным»? — спросила Рейни, нахмурившись. — Вызывают копов, укладывают его на землю и конфискуют его видеоигры?
— В большинстве округов предпочитают уведомлять об этом родителей, после чего ученик передается на поруки социальным педагогам либо же исключается из школы. Подход очень серьезный.
— Напоминает салемскую охоту на ведьм.
— Да, но ведьмы никогда не убивали тринадцать человек. Школы сейчас под прессингом. Три года назад директор Вандерзанден категорически отверг предположение, что подобная стрельба может случиться и здесь. Готов на что угодно поспорить, что сейчас он глубоко об этом сожалеет. А если в школьном совете на следующей неделе услышат о профайлинге, могу опять же на что угодно поспорить, что ваши учителя начнут выискивать страдающих манией убийства среди выпускников старших классов.
Все трое на какое-то время умолкли. Сандерс покачал головой.
— Нет, я бы учителем быть не смог, — твердо сказал он. — Я каждую неделю вижу от двух до четырех убийств — и все равно мысль о том, что происходит в школьных аудиториях, пугает меня до смерти. Половина из этих учителей подвергаются издевательствам или угрозам со стороны их же собственных учеников, и вот теперь им приходится ломать голову над тем, кто же из этих детишек — хладнокровные «машины убийств». Крепко же они, должно быть, спят по ночам…
Рейни пожала плечами:
— Учителям уже следовало бы к этому привыкнуть. Когда в последний раз родительский комитет призывал родителей лучше следить за своими отпрысками? Виновата всегда школа. Что бы ни случилось, реакция одна — почему школа так плохо воспитывает наших детей?
Куинси сухо улыбнулся:
— Сразу видно, что у вас двоих собственных детей нету.
— Мне вот интересно: зачем Дэнни О'Грейди все это понадобилось? — задумчиво произнес Сандерс. — На мой взгляд, он не сильно отличается от прочих школьных стрелков. Нелюдим, все свое время проводит в компьютерном классе, на футбольное поле палкой не загонишь… По словам тех учителей, с которыми мне удалось переговорить, ни с кем особенно дружен не был… Плюс к тому у отца, похоже, комплекс бога, родители постоянно ссорятся, а для малыша Дэнни охотничье ружье почти то же, что сестра родная… Черт, может, благодаря профайлингу школу действительно удалось бы от него обезопасить. Похоже, рано или поздно это все равно случилось бы.
Куинси покачал головой:
— Не думаю, что профайлинг смог бы идентифицировать Дэнни О'Грейди. Он был хорошим учеником, вежливым с учителями, прилежным. Мы не слышали, чтобы он мучил животных или хотя бы забавлялся с огнем. Да, вспыльчив. Но все равно ничто не свидетельствует о том, что он одержим манией убийства.
