Суд над Кранмером состоялся в Оксфорде 7 сентября. Его экзаменаторы приложили все усилия, чтобы добиться от него отречения. Он твердо стоял на своем, и его признали виновным; но поскольку он был архиепископом, его приговор был отнесен к компетенции Папы, и его вернули в Тауэр. 30 сентября Ридли предстал перед судом и устоял на ногах. В тот же день перед церковным судом предстал Латимер: человек, теперь уже совершенно беспечный, одетый в старое нитяное платье, его белая голова была покрыта ночным колпаком поверх платка, очки висели на шее, к поясу был прикреплен Новый Завет. Он тоже отрицал транссубстанцию. 1 октября они были осуждены, 6 октября их сожгли. Перед костром они стояли на коленях и вместе молились. Их привязали цепями к железному столбу, на шею каждому повесили мешочек с порохом, зажгли костер. «Не унывайте, мастер Ридли, — сказал Латимер, — играйте в человека; в этот день мы, по милости Божьей, зажжем в Англии такую свечу, которая, я верю, никогда не будет потушена». 61
4 декабря папа Павел IV подтвердил приговор Кранмеру. На какое-то время первый протестантский архиепископ Кентерберийский поддался простительному страху; ни один человек, который мог написать такой чувствительный английский язык, как Книга общей молитвы, не смог бы пройти через эти испытания без исключительных телесных и душевных страданий. Вероятно, движимый горячим призывом Поула, Кранмер неоднократно «отрекался от всех ересей и заблуждений Лютера и Цвингли» и исповедовал веру в семь таинств, в транссубстанцию, чистилище и все другие учения Римской церкви. По всем прецедентам подобные отречения должны были смягчить его приговор до тюремного заключения, но (согласно Фоксу) Мария отвергла отречения как неискренние и приказала казнить Кранмера.62
В церкви Святой Марии в Оксфорде в утро своей смерти (21 марта 1556 года) он прочитал свое седьмое и последнее отречение. Затем, к изумлению всех присутствующих, он добавил:
И теперь я перехожу к великой вещи, которая так беспокоит мою совесть больше, чем все, что я когда-либо делал или говорил в течение всей моей жизни, а именно — к созданию за границей письма, противоречащего истине; от которого теперь здесь я отрекаюсь и отказываюсь… как от написанного под страхом смерти… и это все такие счета и бумаги, которые я написал или подписал своей рукой с момента моего деградирования….. И поскольку моя рука преступила, написав вопреки моему сердцу, моя рука будет сначала наказана за это, ибо… она будет сначала сожжена. А что касается папы, то я отвергаю его как врага Христа и антихриста».63
На костре, когда пламя приблизилось к его телу, он протянул к нему руку и держал ее там, говорит Фокс, «твердо и неподвижно… чтобы все люди видели, как горит его рука, прежде чем коснется его тела. И, часто повторяя слова Стефана: «Господи, прими дух мой», в сильном пламени он испустил дух».64
Его смерть ознаменовала зенит гонений. В ходе него погибло около 300 человек, из них 273 — в последние четыре года царствования. По мере продвижения холокоста становилось ясно, что он был ошибкой. Протестантизм черпал силу в своих мучениках, как это делало раннее христианство, а многие католики были поколеблены в своей вере и посрамлены своей королевой благодаря страданиям и стойкости жертв. Епископа Боннера, хотя он и не наслаждался работой, стали называть «Кровавым Боннером», потому что в его епархии происходило большинство казней; одна женщина назвала его «общим головорезом и всеобщим рабом всех епископов в Англии».65 Сотни английских протестантов нашли убежище в католической Франции и трудились там, чтобы положить конец печальному правлению. Генрих II, преследуя французских протестантов, поощрял английские заговоры против католички Марии, чей брак с королем Испании оставил Францию в окружении враждебных держав. В апреле 1556 года английские агенты раскрыли заговор, возглавляемый сэром Генри Дадли, с целью низложения Марии и возведения на престол Елизаветы. Было произведено несколько арестов, в том числе двух членов семьи Елизаветы; в одном из признаний были замешаны сама Елизавета и французский король. Движение было подавлено, но Мария осталась в постоянном страхе перед покушением.
Одна группа беглецов столкнулась с трудностями, которые свидетельствуют о догматическом нраве того времени. Ян Ласки, польский кальвинист, приехал в Лондон в 1548 году и основал там первую пресвитерианскую церковь в Англии. Через месяц после воцарения Марии Ласки и часть его прихожан покинули Лондон на двух датских кораблях. В Копенгагене им было отказано во въезде, если они не подпишут официальное лютеранское исповедание веры. Будучи твердыми кальвинистами, они отказались. Отказавшись от разрешения высадиться на берег, они отправились в Висмар, Любек и Гамбург, и в каждом случае встречали одно и то же требование и отпор.66 Лютеране Германии не пролили слез по жертвам Марии, но осудили их как отвратительных еретиков и «дьявольских мучеников» за отрицание реального Присутствия Христа в Евхаристии.67 Кальвин осудил безжалостное сектантство лютеран и в том же году (1553) сжег Серветуса на костре. После почти всей зимы, проведенной в Северном море, беженцы наконец нашли приют и человечность в Эмдене.
Мария с мрачной фатальностью двигалась к своему концу. Ее благочестивый муж, который теперь, как ни странно, находился в состоянии войны не только с папством, но и с Францией, приехал в Англию (20 марта 1557 года) и призвал королеву привлечь Британию к войне в качестве союзника. Чтобы сделать свою миссию менее ненавистной для англичан, он убедил Марию умерить гонения.68 Однако ему не удалось так легко заручиться поддержкой населения; напротив, через месяц после его прибытия Томас Стаффорд, племянник кардинала Поула, подстрекал к восстанию с целью освободить Англию и от Марии, и от Филиппа. Он потерпел поражение и был повешен (28 мая 1557 года). Чтобы переполнить чашу страданий королевы, папа в том же месяце отрекся от Поула как папского легата и обвинил его в ереси. 7 июня Мария, желая угодить Филиппу и будучи уверенной, что Генрих II поддержал заговор Стаффорда, объявила войну Франции. Достигнув своей цели, Филипп в июле покинул Англию. Мария подозревала, что больше никогда его не увидит. «Я проживу остаток своих дней без мужского общества», — сказала она.69 В этой ненужной войне Англия потеряла Кале (6 января 1558 года), который удерживала 211 лет; и тысячи англичан и женщин, живших там, а теперь бежавших без гроша в Британию, распространили горькое обвинение в том, что правительство Марии проявило преступную халатность, защищая последнее владение Англии на континенте. Филипп заключил выгодный для себя мир, не требуя восстановления Кале. Старая фраза гласила, что этот драгоценный порт был «самой яркой жемчужиной в английской короне». Мария добавила еще один мотив к этой сказке: «Когда я умру и меня откроют, вы найдете Кале лежащим в моем сердце».70
В начале 1558 года королева снова решила, что беременна. Она составила завещание, ожидая опасных родов, и отправила послание Филиппу, умоляя его присутствовать при счастливом событии. Он прислал свои поздравления, но ему не нужно было приезжать; Мария ошибалась. Теперь она была совершенно лишена надежды, возможно, даже в какой-то степени безумна. Она часами сидела на полу, подтянув колени к подбородку; она бродила, как призрак, по дворцовым галереям; она писала испещренные слезами письма королю, который, предвидя ее смерть, приказал своим агентам в Англии склонить сердце Елизаветы к браку с каким-нибудь испанским вельможей или с самим Филиппом.
В последние годы жизни Марии по Англии прокатилась чума, вызванная лихорадкой. В сентябре 1558 года она поразила королеву. В сочетании с водянкой и «избытком черной желчи» она настолько ослабила ее, что у нее пропала воля к жизни. 6 ноября она отправила драгоценности короны Елизавете. Это был милостивый поступок, в котором любовь к Церкви уступила ее желанию обеспечить Англии упорядоченную преемственность. Она долгое время находилась в бессознательном состоянии; в один из таких периодов она очнулась и рассказала, что ей счастливо снились дети, играющие и поющие перед ней.71 17 ноября она рано услышала мессу и горячо произнесла ответные слова. Перед рассветом она умерла.
