Мир был омрачен годом позже соперничеством Франциска I и Карла I за императорский трон; даже Генрих подумывал бросить свой берет на ринг, но у него не было Фуггера. Победитель, теперь уже Карл V, ненадолго посетил Англию (май 1520 года), засвидетельствовал почтение своей тетке Екатерине Арагонской, королеве Генриха, и предложил жениться на принцессе Марии (уже обрученной с дофином), если Англия пообещает поддержать Карла в любом будущем конфликте с Францией; столь противоестественным был мир. Вулси отказался, но принял от императора пенсию в 7000 дукатов и взял с него обещание помочь ему стать папой.
Самого впечатляющего триумфа блестящий кардинал добился во время встречи французского и английского государей на Поле золотого сукна (июнь 1520 года). Здесь, на открытом пространстве между Гиньесом и Ардром близ Кале, средневековое искусство и рыцарство проявили себя в закатном великолепии. Четыре тысячи английских дворян, отобранных и расставленных кардиналом и одетых в шелка, воланы и кружева позднего средневекового костюма, сопровождали Генриха, когда молодой рыжебородый король ехал на белой полуторке навстречу Франциску I; и не последним и не последним прибыл сам Вулси, облаченный в малиновые атласные одежды, соперничавшие с великолепием королей. Для приема их величеств, их дам и персонала был построен импровизированный дворец; павильон, покрытый тканью с золотыми нитями и увешанный дорогими гобеленами, затенял конференции и пиры; из фонтана лилось вино; было расчищено место для проведения королевского турнира. Политический и брачный союз двух народов был подтвержден. Счастливые монархи поспорили, даже поборолись; и Франциск рискнул миром Европы, бросив английского короля. С характерным французским изяществом он исправил свой промах, отправившись однажды рано утром, без оружия и с несколькими безоружными сопровождающими, навестить Генриха в английском лагере. Это был жест дружеского доверия, который Генрих понял. Монархи обменялись драгоценными подарками и торжественными клятвами.
По правде говоря, ни один из них не мог доверять другому, ведь, как учит история, люди больше всего лгут, когда управляют государствами. После семнадцати дней празднеств с Франциском Генрих отправился на трехдневную конференцию с Карлом в Кале (июль 1520 года). Там король и император, сопровождаемые Вулси, поклялись в вечной дружбе и договорились не продолжать свои планы по вступлению в королевскую семью Франции. Эти отдельные союзы были более шаткой основой для европейского мира, чем многосторонняя антанта, которую Вулси организовал перед смертью Максимилиана, но они все равно оставляли за Англией роль посредника и, по сути, арбитра — положение гораздо более высокое, чем то, которое могло быть основано на английском богатстве или власти. Генрих был удовлетворен. Чтобы вознаградить своего канцлера, он приказал монахам Сент-Олбанса избрать Вулси своим аббатом и наделить его своим чистым доходом, поскольку «милорд кардинал понес много расходов в этом путешествии». Монахи повиновались, и доход Вулси приблизился к его потребностям.
Он был в большей степени, чем большинство из нас, текучим соединением достоинств и недостатков. «Он очень красив, — писал Джустиниани, — чрезвычайно красноречив, обладает огромными способностями и неутомим».12 Его мораль была несовершенна. Дважды он впадал в незаконнорожденность; в тот похотливый век на эти недостатки легко было не обращать внимания; но, если верить одному епископу, кардинал страдал от «оспы».13 Он принимал то, что можно или нельзя назвать взятками, крупные денежные подарки и от Франциска, и от Карла; он заставлял их торговаться друг с другом за пенсии и бенефиции, которые они ему предлагали; это были любезности того времени; и дорогой кардинал, который чувствовал, что его политика служит всей Европе, считал, что вся Европа должна служить ему. Несомненно, он любил деньги и роскошь, помпезность и власть. Значительная часть его доходов уходила на содержание заведения, чья поверхностная экстравагантность могла быть инструментом дипломатии, призванным дать иностранным послам преувеличенное представление об английских ресурсах. Генрих не платил Вулси жалованья, так что канцлеру приходилось жить и развлекаться на свои церковные доходы и пенсии из-за границы. Но даже в этом случае можно удивляться, что ему требовались все доходы, которые он получал как владелец двух ректорств, шести пребендов, одного прованса, как аббат Сент-Олбанса, епископ Бата и Уэллса, архиепископ Йорка, управляющий епархией Винчестера и партнер заочных итальянских епископов Вустера и Солсбери.14 Он распоряжался почти всеми основными церковными и политическими покровителями королевства, и, предположительно, каждое назначение приносило ему вознаграждение. Один католический историк подсчитал, что в период своего расцвета Вулси получал треть всех церковных доходов Англии.15 Он был самым богатым и самым могущественным подданным в стране; «в семь раз могущественнее папы», — считал Джустиниани16;16 Он, по словам Эразма, «второй король». Оставалось сделать еще один шаг — занять папство. Дважды Вулси пытался получить его, но в этой игре хитрый Карл, пренебрегая обещаниями, переиграл его.
Кардинал считал, что церемония — это цемент власти; силой можно получить власть, но только привычка к публике может дешево и спокойно поддерживать ее; а люди судят о высоте человека по церемониям, которыми он обставлен. Поэтому в своих публичных и официальных выступлениях Вулси одевался с формальной пышностью, которая казалась ему уместной для верховного представителя папы и короля. Красная кардинальская шляпа, красные перчатки, мантии из алой или малиновой тафты, туфли из серебра или позолоты, инкрустированные жемчугом и драгоценными камнями — здесь были Иннокентий III, Бенджамин Дизраэли и Бо Брюммель в одном лице. Он был первым священнослужителем в Англии, который носил шелк.17 Когда он читал мессу (что случалось редко), его аколитами были епископы и аббаты, а в некоторых случаях герцоги и графы выливали воду, которой он омывал свои освящающие руки. Он позволял своим слугам преклонять колени в ожидании его за столом. Пятьсот человек, многие из которых принадлежали к высокому роду, прислуживали ему в его кабинете и в его доме.18 Хэмптон-Корт, который он построил в качестве своей резиденции, был настолько роскошен, что он подарил его королю (1525), чтобы отвести от себя дурной глаз королевской ревности.
Иногда, однако, он забывал, что Генрих — король. «В мой первый приезд в Англию, — писал Джустиниани венецианскому сенату, — кардинал говорил мне: «Его Величество сделает то-то и то-то». Впоследствии, постепенно, он забыл себя и стал говорить: «Мы сделаем то-то и то-то». В настоящее время он… говорит: «Сделаем так-то и так-то». «19 И снова посол писал: «Если бы пришлось пренебречь королем или кардиналом, лучше было бы обойтись королем; кардинал может обидеться на преимущество, уступленное королю».20 Пэры и дипломаты редко получали аудиенцию у канцлера до третьей просьбы. С каждым годом кардинал правил все более открыто, как диктатор; за все время своего правления он созвал парламент лишь однажды; он не обращал внимания на конституционные формы; он встречал оппозицию с негодованием, а критику — с упреками. Историк Полидор Вергилий писал, что эти методы приведут к падению Вулси; Вергилий был отправлен в Тауэр; и только повторное заступничество Льва X обеспечило его освобождение. Оппозиция росла.
Возможно, те, кого Вулси сместил или дисциплинировал, закрепили за собой слух истории и передали его грехи незапятнанными. Но никто не сомневался в его способностях и усердной преданности своим многочисленным обязанностям. «Он ведет столько дел, — рассказывал Джустиниани гордому венецианскому сенату, — сколько занимают все магистратуры, канцелярии и советы Венеции, как гражданские, так и уголовные; и все государственные дела также управляются им, пусть они и имеют различную природу». 21 Его любили бедняки и ненавидели сильные мира сего за беспристрастное отправление правосудия; почти не имея прецедентов в английской истории после Альфреда, он открывал свой суд для всех, кто жаловался на притеснения, и бесстрашно наказывал виновных, какими бы возвышенными они ни были.22 Он был щедр к ученым и художникам и начал религиозную реформу, заменив несколько монастырей колледжами. Он был на пути к стимулирующему улучшению английского образования, когда все враги, которых он нажил в спешке своих трудов, и близорукость его гордыни сговорились с королевским романом, чтобы устроить его падение.
