— Сделайте один глоток и ни о чем не беспокойтесь.

Фаусмин немного несмело взял пузырек и принюхался.

— Ну и гадость! — император позеленел и убрал лекарство подальше. — И я должен это выпить?

— Выбор есть всегда. Можете не пить, если не боитесь заразы, конечно.

Император сам отрезал себе путь к отступлению. Если он откажется от лекарства, то признает, что укусы его не так уж и тревожат и весь этот шум был поднят зря. С ненавистью посмотрев на ни в чем неповинный флакон, он зажмурился и, зажав нос рукой, сделал быстрый глоток. Как известно, чем питье противнее, чем больше рвотных позывов оно вызывает, тем оно полезнее. Это правило действует даже в отношении такого безобидного настоя для укрепления волос как тот, что я дал императору. Конечно же, я не решился пичкать Фаусмина настоящим лекарством, зато теперь он может не опасаться внезапного облысения.

Почему нельзя изобрести лекарство приятное во всех смыслах? Тогда было бы не лечение, а одно удовольствие. Однако об этом можно было только мечтать. По странной прихоти судьбы самое мерзкое лекарство одновременно и самое действенное. Еще одна шутка богов, не иначе. Всей империи известны снадобья, на которых стоит клеймо дома Гросса. Их целители в глубоком секрете хранят рецепты приготовления лекарств. И правильно делают. В лучших традициях врачебного искусства туда обязательно входят такие компоненты, которые по здравому размышлению должны вызывать болезнь, а не побеждать ее. Как вам вытяжка из мухоморов, измельченные кости жаб, лапки жуков, слизь улиток и прочие прелести? Иногда перед человеком стоит тяжелый выбор — смерть или принятие лекарства. Уверен, что многие больные сделали бы выбор в пользу смерти, ознакомься они с подробным составом снадобья.

Император с каменным выражением лица отдал мне пузырек. Уверен, что его больше не будут беспокоить насекомые, а если и будут, он поостережется обращаться ко мне за помощью.

— Все в порядке? Немного горчит, да?

— Эдвин… — с чувством сказал Фаусмин. — Я понял, почему вы сумели изгнать демонов из нашего мира. По сравнению с вами, они всего лишь жалкие ничтожные слизняки. Наверняка, если покопаться в вашей биографии, выяснится, что вы принимали участие в посадке Дерева Боли.

— Это невозможно, Ваше Величество, — со вздохом сказал я. — Оно существует с момента возникновения мира демонов и к тому же совсем не похоже на дерево в обычном понимании этого слова.

— Вы так уверенно говорите, будто сами видели его… — проворчал он, качая головой.

Я опустил глаза, внезапно заинтересовавшись трещинами в досках.

— Неужели… — он боялся озвучить свою догадку вслух. — Но вы ведь не могли…

— Я видел Дерево. Мне довелось побывать в их мире и я сохранил об этом путешествии не самые приятные воспоминания.

— Но ведь нельзя увидеть мир демонов и не сойти с ума! — ужаснулся император. — Он слишком ужасен, чтобы видевший его мог сохранить свой рассудок.

— Откуда вы это знаете?

— Ну… — он запнулся. — Я читал об этом.

— Если мир так страшен, кто же в таком случае написал книги о нем? Откуда авторы знают о том как он выглядит? Неувязка получается. Одно из двух: или то, что в них изложено — ложь от начала до конца или книги писались безумцами.

— Хотите сказать, что их мир не так уж отвратителен? — недоверчиво спросил император.

— Он в высшей степени неприятен, полон страданий, слез и криков отчаяния, которым не видно конца, — я пожал плечами. — Но демоны, как бы они не были нам противны, достойны сожаления. Им достался один из худших миров, который можно себе только представить. Они заложники собственного Дерева, который пронизывает мир. Это черный вбирающий в себя свет стержень, который насыщается муками живых существ. Чтобы задобрить проклятое Дерево демоны регулярно приносит жертвы, изощренно мучая пленников. Если же Дереву недостаточно страданий, то земля повсюду приходит в движение, города рушатся, погребая под своими обломками сотни тысячи демонов и Дерево получает желаемое.

— Надо же… — пробормотал Фаусмин, уже забыв о лекарстве, жесткой постели и прочем. — Я не знал об этом. Очень интересные подробности. Получается, что весь смысл жизни демонов лежит в удовлетворении запросов их Дерева? Какой кошмар, в самом деле. — Он покачал головой. — Представляю, что бы было, если бы подобное дерево росло у нас… Мы бы стали такими же как они, тоже мучили пленников, завоевывая целые миры только ради того, что бы принести в жертву их жителей.

— У одного философа была теория о том, что мы тоже являемся пленниками подобного дерева, и может даже не одного, а целой рощи. Только все они невидимы. Это деревья власти, алчности, жажды убийства и так далее. Сколько есть людских пороков, столько и деревьев. И как только мы отказываемся от них, встаем на путь праведной жизни, как нас начинает трясти и чтобы получить облегчение мы снова вынуждены убивать, грабить, лгать и делать зло ближнему своему.

— Занимательная теория, но, похоже, что она больше ищет оправдания порокам, чем способствует их искоренению.

— Целиком согласен с вами, Ваше Величество.

Император сел рядом со мной задумался, но задумчивость длилась недолго. Он подпер рукой щеку и взглянул на меня. В его взгляде читался интерес.

— Я хочу, чтобы вы чаще рассказывали мне подобные вещи. Хочу знать жизнь такой, какая она есть, а не такой, какую представляют ее мои советники. Вы посвятили свою жизнь магии, мудрости, подобно книжникам, но от последних выгодно отличаетесь тем, что сами бывали в тех переделках о которых так красочно рассказывают книги. Подумать только — вы видели Дерево Боли… Кошмары не мучают?

— Иногда, — уклончиво ответил я. — Только если много съем за ужином. Обычно у меня крепкий здоровый сон.

Императора удовлетворил ответ и он оставил меня в покое.

Я грустно посмотрел на твердую как камень подушку, тонкое смятое одеяло и, собрав свою волю в кулак, поднялся с кровати. Умываясь ледяной водой, мне оставалось только с сожалением вспоминать те прекрасные дни, когда ничто не вынуждало меня вставать раньше полудня. Хорошее это было время… Кроме обычных блюд, Мелл обязательно баловала меня чем-нибудь особенным — оладьями с медом или земляничным пирогом. Потом мы сидели на веранде или шли в лес на наше любимое место возле старого клена, проводили там пару часов в безмятежном безделье. Затем, если у меня не было нежданных гостей и запланированных встреч, я шел в кабинет, где читал, практиковался в магии, составляя длинные цепочки заклинаний.

— Все-таки жаль, что вам нельзя пойти по Часовой Тропе, — проронил я. — Мы сэкономили бы массу времени. И мне не пришлось бы трястись на лошади и страдать от болей в пояснице.

Мышцы спины действительно ныли. Не так сильно как могли, но все же довольно ощутимо.

— Вы скверный наездник, Эдвин, — согласился император. — Впрочем, от мага глупо ожидать иного. По части физической подготовки вы слабы… На лошади сидите неуклюже, как обстоят дела с фехтованием я вообще боюсь себе представить. Вам приходилось участвовать в бою?

— Приходилось, но я никогда не подпускал противника настолько близко, чтобы он мог дотянуться до меня мечом.

— Хороший ответ.

— Зато я могу много пройти пешком. Я очень выносливый.

— Когда мы окажемся в краю песков, вам представится прекрасная возможность это продемонстрировать.

— Мы бросим лошадей?

— Придется. Они все равно не выдержат жары пустыни, увязнут в дюнах и падут.

— Лошади не выдержат, а мы?

— Именно поэтому я взял с собой вас, — ухмыльнулся Фаусмин. — Ведь вам ничего не стоит наколдовать маленькое облачко над нашими головами дабы оно защитило нас от палящего солнца?

— Одно облачко — это слишком сложно. Но могу наколдовать много грозовых облаков и штормовой ветер, — с достоинством ответил я, повязывая пояс мантии.

Фаусмин благоразумно решил тему облаков дальше не развивать.

Полностью одевшись и взяв вещи, мы спустились вниз. Торопливо позавтракали, расплатились серебром. На выходе из трактира Фаусмин столкнулся с конюхом, который нес на вилах охапку соломы. Император приказал ему седлать лошадей. Он желал как можно скорее уехать отсюда, хотя я был бы не против остаться и час-другой послушать местные сплетни. Иногда посетители трактира осведомлены лучше, чем магический Совет. Нельзя было так просто отмахнуться от того факта, что на меня и императора были совершены покушения, поэтому я усердно прислушивался к обрывкам разговоров.