Хозяйка домика появлялась лишь к вечеру, хрустя башмаками по свежему снегу. Она сдержанно хвалила работницу за утренний снегопад и за традиционный капустный суп на ужин, а после отправлялась ночевать на основательно похудевшую перину.

Наутро всё повторялось: одеваясь, Кира поглядывала на царящий за окном сумрак без единого следа вчерашнего сугробов, растапливала печь, варила кофе на двоих в большом медном чайнике и отправлялась по скрипучим ступеням на работу.

Одиночество и однообразие не тяготили её, но напротив – рождали в сердце странное умиротворение, никогда ранее не испытываемое. Впервые в жизни делала она что-то действительно стоящее – украшала землю. Осознание этого наполняло её до краёв живой водой упоения причастностью. Почти счастьем.

Сколько бы ещё она прожила так, в домике у реки, в медитативном состоянии всепринятия и светлой грусти – неизвестно. Потому что однажды хозяйка, вернувшись домой, как обычно, к вечеру, не отправилась немедля к столу с горячей супницей, а задержалась у открытой двери. Задумчиво придерживая створку, колдунья глядела на тихие снежные сумерки.

Кира с поварёшкой в руках несмело подошла поближе и заглянула ей за плечо: чего это она там углядела такого, что оторваться не может?

- Хорошая работа, - похвалила вытрясательницу перины Бабушка Метелица, скосив на неё глаза. – Никто и никогда не натряхивал на мои владения пуха так обильно и вдохновенно. На земле нынче, благодаря тебе, славная зима – мягкая, снежная, праздничная…

- Значит, - подала голос Кира, - на земле сейчас тоже идёт снег?

- Идёт, - кивнула хозяйка и снова отвернулась к пейзажу за распахнутой дверью. – Там, где ему положено идти.

- Положено?

- Само собой, - фыркнула старушка, и в голосе её, до сих пор чужом и холодном, Кире вдруг послышались знакомые интонации Бригитты. – На Африку, небось, как не старайся, сугробов не натрясёшь!

Удивлённая внезапным преображением хозяйки и неожиданной готовностью вести светские беседы, работница уставилась на неё, открыв рот.

Колдунья усмехнулась:

- Ну чего зенки выкатила? Совсем одичала у меня тут без человеческого общения?

- Ну… - пожала плечами Кира. – Наверное, есть немного. Хотя непонятно…

- Что тебе непонятно?

- Непонятно почему без общения. По идее, недостатка в нём я здесь испытывать не должна бы. Ты говорила, помню, в твоё приграничье Молочная река людей приносит во множестве. Только я за всё время так никого и не увидела…

Бригитта стянула с сухих морщинистых лапок вязаные варежки и стряхнула с них подтаявшие снежинки.

- Приносит, а как же… Но тебе это видеть ни к чему. Потому и не видишь.

- Ни к чему?

- Я скоро отпущу тебя, дитя моё. Пожалуй…

- В новую сказку?

- В новую жизнь.

- Ты… - Кира обомлела, - отпустишь меня… домой? Прямо отсюда? Когда?

- Сразу же, дорогуша, как закончатся твои вопросы, - Бабушка Метелица улыбнулась совсем как Бригитта и ласково коснулась рукава подопечной.

В снежной тиши безвременья громко затикали часы. Где-то, может быть в Кирином сознании, включился их неумолимый ход, отщёлкивающий её последние минуты пребывания в невесомости; пребывания в невероятном, волшебном мире, который теперь – чего уж кривить душой – ей было жаль покидать, несмотря на все невзгоды, беды и опасности, здесь пережитые…

- Ты, вижу, не торопишься?

- Не знаю… А… если бы я захотела… остаться?

Колдунья покачала головой:

- Тебя угораздило свалиться в Доврефьель. А отсюда только два выхода: один в прежнюю реальность, ну а второй… Второй, боюсь, тебе совсем не понравится. Он ведёт в забвение и тьму. Впрочем… Почему бы и нет? Дам тебе право выбора. Выбирай!

Девушка сглотнула и безсознательно стиснула в пальцах черенок поварёшки:

- Между жизнью и смертью? Даже и не знаю, что предпочесть… А… Медведь? Ему ты тоже дала право выбора? Или лебеди отнесли его по пути забвения? Или ты пожалела его?

- О! – всплеснула руками вредная колдунья. – Я такая жалостливая старушка – всех-то мне жаль! Особенно блажных и нищих!

- Что он выбрал, Бригитта? – Кира вцепилась ведьме в шерстяную накидку, потянула на себя; глаза её то лихорадочно вспыхивали неистовой надеждой, то гасли чёрной бездной отчаяния. – Куда он ушёл из твоего… чистилища?

- Скажешь тоже! Прям уж чистилища! – старушка с негодованием отпихнула цепляющиеся за неё руки. - Ничего общего с каноническим чистилищем моя избушка ну совершенно не имеет, дорогуша! Стыдно не знать. Кисельные берега - место зыбкое, приграничное, не всякому доступное. Но тому, кто ступит на них, может быть дарован второй шанс. Если при первой попытке человек сверзился не в свою колею, ползёт по ней, не в силах выбраться – я помогаю. Помогаю выбраться и перезагрузиться - авось в этот раз получится… Тебе удалось перезагрузиться, Кира Андревна?

- Пожалуй…

- Стал быть, проспорила ты мне свою красную машину?

- Машину?

- Неужто не помнишь? Не так, вроде, много времени прошло со свадьбы нашей дорогой Бабетты, на которой ты самозабвенно клялась мне, что скорее скинешь своего драгоценного «ягуара» с обрыва, чем пересмотришь взгляды на жизнь!..

Кира, казалось, её совсем не слушала. Она смотрела на старую знакомую ведьму с суеверным и где-то даже благоговейным ужасом:

- Я и не предполагала раньше, - прошептала она, - что в тебе такая сила и власть над судьбами людей… Что ты сторожишь здесь, у реки?

- Границу перехода, дорогуша, я же говорила. Ты упала в колодец, разбилась. Ничего не поделаешь, да. Но у тебя есть преимущество перед остальными, приходящими к Кисельным берегам.

- Какое?

- Ты из другого мира. Поэтому для тебя у меня есть две двери, поэтому я предлагаю тебе выбор. Для остальных дверь одна. Понимаешь?

- Значит Медведь…

- Он местный, деточка.

- Нет! Ты же говорила про второй шанс! Ты говорила, что можешь дать человеку выбор!

- Иного рода!

- Какого ещё рода?!

- Знаешь что, - ведьма потёрла озябшие руки, - за этими бесконечными разговорами с тобой, я всю хату выстужу! – она уставилась на гостью сердито, будто это она дверь рассупонила и не желала затворять. – Ты если решила уходить…

- Я решила?.. – опешила Кира.

- …так уходи! Нечего тянуть с расставанием! Долгие проводы – лишние слёзы, - резюмировала Бригитта и резко, с неожиданной для старушки силой, перехватив девушку за предплечье, вытолкнула её за порог, в синие зимние сумерки.

* * *

В мире живёт волшебство.

Так просто увидеть его,

Если открыть глаза.

Там же.

Кира вылетела в дверь, пронеслась по инерции, спотыкаясь, с трудом удержав равновесие, дабы не пропахать землю носом и… зажмурилась от слепящего летнего солнца.

Солнца вокруг было много. И асфальта. А также сверкающего стекла и цветного металла. Техногенный мир вначале ослепил её своим блеском, а уж после оглушил резанувшим по слуху, основательно подзабытым грохотом и гулом города.

Кира непроизвольно вскинула руки к ушам в попытке отгородиться от шума, словно дикарка, впервые увидевшая прибытие поезда на вокзал Ла-Сьота. Но мозг сработал на опережение: прежде, чем инстинкты заткнули уши и бросились бежать, он выцепил знакомую стоянку с родным «яриком», призывно подмигивающим хозяйке зеркалами; стекляшку Шагеевского делового центра; гранитные ступени, поднимающиеся к вращающимся дверям входа и две растерянные фигуры на них.

Кто это? Ах да, кажется припоминаю… Охранник? Который выставил её в тот злополучный день и… Кристя рядом с ним, доставившая разжалованной фаворитке её пожитки…

Подружка тискала в руках сумку бывшей начальницы. Глянцевая кожа покойного крокодила весело бликовала в дополуденном солнце.

- Ничё се, прикид у тебя… - пролепетала Кристя.

Кира взглянула на своё отражение в зеркальных стенах центра. Оттуда на неё таращилась незнакомая девица диковатого вида с обветренным лицом и небрежно рассыпавшимися по плечам прядями. На девице было надето ярко-жёлтое платье в белый горох из легчайшего, невесомого шёлка. Босые пятки припекал горячий асфальт.