Кира привыкла к законам сказочного мира. Они более не вгоняли её в ступор, не бесили и не вызывали порывов к стойкому их отрицанию. Ну свалилась в колодец, ну очутилась в другом мире – что здесь такого уж невероятного? Зацикливаться на случившемся она считали лишним. Зачем? Чтобы начать переживать о той опасности, что уже миновала? О том, что было бы, если бы..? Ещё чего не хватало! У неё есть о чём беспокоиться помимо своей несостоявшейся гибели!

Но беспокоиться, честно говоря, совсем не хотелось. Особенно на фоне тех декораций, среди которых новоявленная «Алиса» оказалась. А оказалась она после сумрака разбойничьего леса в солнечном Эдеме. Кира с восторгом вертела головой по сторонам, восхищаясь видами и замирая от головокружительных ароматов цветения, и искренне радовалась отсутствию выбора: перед ней лежала дорога. По всем правилам – и сказки, и жизни – она должна была непременно куда-то привести. Почему бы не к Медведю?

В то, что он погиб, не верилось: на душе было легко и солнечно – значит, с ним всё в порядке. Иначе она бы почувствовала. Ну, конечно, почувствовала бы! Без вариантов!

Его унесли гигантские птицы. Понять бы – в какую сказку… Если поймёшь – многое прояснится: куда, зачем и какова роль Киры в его избавлении от злой участи. То, что Медведя непременно нужно спасать, у влюблённой в него девицы не вызывало ни малейшего сомнения.

- Ну что, Бригитта, - крикнула она в голубое небо, - старая ты хрычовка! Поиграем в Финиста - Ясна Сокола? Или ты что-то другое затеяла?

Настроение у Киры было боевое.

Хотя с приближением ночи оно изрядно подувяло. Девушка жутко устала, проголодалась и приуныла: она, как заведённая, прошагала весь день, отмеряя вёрсты зелёной равнины, а дороге конца-края не видать. Да ладно ещё конца – может, его у дороги этой и нет вовсе – но отчего и вех никаких на пути не встретилось? Отчего так пустынно? Ведь если дорога есть, значит кто-то её протоптал? Раз не заросла, значит продолжают топтать, обновляя?

Дикие красоты безлюдных просторов изрядно обескуражили путницу: ей, как никогда, жаждалось общения с людьми. Она всё чаще принюхивалась к лёгкому ветерку – не повеет ли запахом дыма – и, взбегая на холмы, всё нетерпеливее всматривалась вдаль – не покажется ли на горизонте хоть что-то отдалённо напоминающее селение.

Ей не везло. Виды, открывающиеся с холмов, оказывались всё так же не обезображены человеческим присутствием…

Когда на чудесную долину опустилась прохлада бархатной ночи, у Киры в душе закопошился червячок тоски. Дорога вывела её на очередной холм, где уставшая путница собралась расположиться на ночь. Она остановилась, с сомнением оглядывая окрестности: стоит ли в этом благословенном месте бояться диких зверей? или змей? или нежить? или людей? Ну, последнее - это уж вряд ли…

Со вздохом Кира опустила взгляд, скользнув им по склону холма и… ойкнула от нежданной радости. Тут же зажала рот рукой. Шёпотом обозвав себя тупоумной баламошкой, поспешно шагнула с дороги на обочину, под покров кустов.

Вытянув шею, она постаралась рассмотреть то, что её так обрадовало и насторожило одновременно: у подножия холма горел огонёк. Нет, ну что значит огонёк… Костёр! Определённо, костёр – ни с чем не спутаешь. Его подвижные рыжие всполохи так тепло и знакомо мерцали в надвигающихся сумерках…

Соблюдая всяческие предосторожности, Кира медленно двинулась по дороге вниз, стараясь держаться в тени деревьев. От предвкушения возможной опасности замирало сердце, потели ладони, а пятки зудели трусливыми позывами к бегству. Неспроста, конечно. На кого она может нарваться в этих безлюдных местах? О, вариантов из её недавнего опыта – предостаточно! На людоеда? На разбойников? На похотливого барона? На ведьмино жилище? А, может быть, на мрачного охотника, который не побрезгует одинокой спутницей в качестве трофея?

Но все эти варианты вылетели у неё из головы, оставив лишь немое недоумение, когда девушке удалось приблизиться и рассмотреть источник света.

Забыв об осторожности, она выбралась из придорожных кустов и обошла вокруг громоздкой русской печи. Печь разлеглась прямо у дороги, мерцая рыжим светом жарко пылающих в зеве дров, сиротливая и нелепая под открытым небом.

Вокруг не было ни души. Но кто-то же и зачем-то её растопил! Это соображение заставило Киру поостеречься: затравленно оглядевшись, она юркнула в ближайшие заросли, собираясь в засаде дождаться неведомого истопника.

Ждать пришлось долго: сумерки превратились в ночь, ночь зажгла звёзды и вытянула из-за деревьев люминисцентный фонарь щербатой луны. Огонь в печи медленно засыпал, объевшись полной порцией берёзовых поленьев, и теперь лишь лениво мерцал грудой оставшихся от них углей.

Глядя на них, таких уютных и сонных, Кира незаметно задремала. А потом и вовсе, свернувшись клубком в своём убежище, крепко заснула без сновидений.

Проснулась она только поутру, стуча зубами от холода. Девушка попыталась продлить сладкий рассветный сон, плотнее скручиваясь в баранку и обнимая себя руками за колени, но согреться не получалось. Промаявшись так какое-то время, она плюнула на бесплодные попытки и осторожность, и сердито выползла из кустов.

Печь всё также стояла у дороги, и на обладание ею по-прежнему никто не претендовал. Поёживаясь, Кира засеменила к источнику тепла и с наслаждением прижалась к неостывшему кирпичному боку.

- Каааайф… - протянула путница и прижмурила от удовольствия глаза. – Вот оно – счастье… Разве что… ещё дровишек подкинуть…

Она заглянула в печной зев и… хрюкнула от удивления: саморастапливающаяся печь на большой дороге – это, конечно, достопримечательность достойная удивления. Но печь самопекущая самоматериализующиеся пирожки – эт ваще жара…

На всякий случай ещё раз настороженно оглядевшись, девушка подхватила с противня горячий пирожок и с удовлетворённым урчанием впилась в него зубами.

Ну что за чудесная сказка! Ей здесь определённо нравилось. Если бы ещё не скребущее беспокойство об исчезнувшем в неизвестном направлении Медведе…

В обнимку с пирожками Кира уселась у подножия печи, прижалась спиной к её уютному боку и, прикрыв глаза от наслаждения теплом и сытостью, погрузилась почти в медитативное, ленивое скольжение по волнам томного удовлетворения.

«Как странно, - плыли в голове медленные щекотные мысли, - я счастлива такой малостью… Просто едой, теплом и затишьем в моих бесконечных злоключениях… Неужели для того, чтобы почувствовать счастье от еды, надо голодать? А удовольствие от тепла может быть лишь после ночёвки под кустом? Почему человек не может радоваться ежедневно своей уютному одеялу и доступному обеду из трёх блюд так, как радуется редкому и недоступному сухарю? Вот было бы здорово, оказавшись снова дома, каждый раз испытывать радость от благополучия, которого я раньше попросту не замечала. Но это, наверное, невозможно… Я вернусь, и счастье перестанет быть счастьем сразу же, как только станет привычным…»

Кира сжевала третий пирожок, отметив, что в отличие от предыдущих – с кашей – этот оказался с капустой, и задумалась о четвёртом. Но вставать было лень. Или не лень? Или это мысли – обычная сутолока различных мыслей, толкущихся в голове – задерживали её на месте?

Возникло странное ощущение: будто в этой круговерти вот-вот должно вспыхнуть что-то ценное. Если она посидит ещё немного, замерев, почти не дыша, не вспугнёт эту блуждающую вспышку, то вдруг, неожиданно поймёт нечто: нужное, правильное, ошеломительно откровенное.

«Вот ты говоришь, - обратилась она к себе, - не «если» вернусь домой, а «когда». Ты так уверена, что вернёшься? С чего это? Ведь никто ничего не обещал, правда? Впрочем, не в этом даже вопрос. Вопрос, который теперь волнует меня гораздо больше: хочу ли я вернуться?»

Она распахнула глаза и уставилась в белёсое рассветное небо.

«Почему? Откуда этот вопрос? – Кира отлепила затылок от печи и повертела головой, будто опасаясь увидеть того, кто ей эту странную мысль нашептал извне. – Откуда, откуда… - фыркнула она, насмехаясь над собственным лицемерным недоумением. – Тоже мне, бином Ньютона! Оттуда! Из-за него, конечно! Как я смогу существовать в том мире, где нет его? Никак. Это очевидно. Или… не совсем так уж очевидно? И… дело не только в нём?»