Однако любопытство продолжало грызть меня.

— Стар, а ты можешь объяснить мне, почему одни вещи проходят через пространство легче других. Я говорю о шерсти и стали?

Вид у нее был грустный.

— Нет, не могу — сама не знаю. Магия — не наука, это комплекс подходов, которыми достигается определенный результат, подходов, которые работают, а почему — неизвестно.

— Похоже на инженерное проектирование. Замысел рождается из теории, а разработка идет методом тыка.

— Да, милорд муж. Волшебник — это инженер-эмпирик.

— А философ, — вмешался Руфо, — это ученый без эмпирики. Я — философ. Это лучшая из всех профессий.

Стар ничего не ответила, достала чертежный блок и познакомила меня с данными, которыми она располагала насчет Высокой Башни, из которой нам предстояло увести Яйцо Феникса. Этот блок представлял собой куб из плексигласа. Во всяком случае, он был похож на плексиглас, был таков же на ощупь и так же, как плексиглас, покрывался отпечатками пальцев.

В руке Стар держала длинную указку, которая погружалась в куб столь же легко, как в воздух. Кончиком указки Стар могла рисовать в трех измерениях. Указка оставляла тонкие светящиеся линии разных цветов — своего рода грифельная доска, но трехмерная.

Это была не магия, это была передовая технология, которая преобразит к чертовой матери все наши методы инженерного проектирования, когда мы додумаемся до того, как это делается; эта штука сыграла бы огромную роль при проектировании сложных узлов, например в авиационном моторостроении или в производстве ЭВМ. Блок имел грани около тридцати дюймов по краю, рисунок внутри можно было рассматривать под любым углом, в том числе повернув вверх ногами.

Башня-Высотой-в-Милю имела форму не шпиля, а огромного монолита и несколько напоминала ступенчатые небоскребы Нью-Йорка, только куда выше. Внутри ее лабиринт.

— Милорд рыцарь, — начала Стар виновато, — когда мы покидали Ниццу, в нашем багаже лежал законченный чертеж Башни. Теперь мне приходится восстанавливать его по памяти. Однако я так часто рассматривала тот чертеж, что, кажется, могу изобразить все точно, хотя и с нарушением пропорций. Я уверена в направлении верных проходов, что ведут к Яйцу. Вполне возможно, что фальшивые ходы и тупики я помню хуже. Ведь им я уделила меньше времени.

— Не думаю, чтобы это имело значение, — успокоил я ее. — Если я буду знать правильные ходы, то все, чего не знаю — фальшиво. И мы ими пользоваться не будем. Разве что спрячемся туда в случае чего.

Стар нарисовала верный путь пылающим красным цветом, а фальшивые ходы — зеленым, причем зеленого на чертеже было куда больше, чем красного. У парня, что спроектировал эту башню, мозги были явно набекрень. Ходы, которые шли от того, что казалось главным входом, вели вглубь, шли то вверх, то вниз, раздваивались, сходились, расходились, проходили совсем рядом с Залом Яйца, опускались вниз, поворачивали обратно, шли окольными путями и выбрасывали вас наружу, совсем как в паноптикуме П. Т. Барнума.

Другие входы вели внутрь и запутывали вас в лабиринте, который совсем не подчинялся правилу «держитесь левой стороны». Если вы придерживались этого правила, то обрекали себя на голодную смерть. Даже путь, прорисованный красным, и тот был неимоверно труден. И если не знать комнаты, где хранилось Яйцо, можно было путаться там целый год плюс еще следующий январь в бесплодных и бессмысленных поисках.

— Стар, ты была в Башне?

— Нет, милорд. Я была в Карт-Хокеше, но далеко от Башни, в Гротто-Хиллз. Башню видела лишь издалека.

— Но кто-то ведь там был? Уверен, что это не твои… оппоненты снабдили тебя этим чертежом.

— Милорд, шестьдесят три смельчака погибли, добывая информацию, которую я вручила тебе.

(Значит, сегодня шестьдесят четвертая попытка!)

— А можно мне сосредоточиться только на красных линиях? — спросил я.

— Конечно, милорд. — Стар коснулась кнопки контроля, зеленые линии померкли. Красные начинались от трех входов — «от двери» и двух «окон».

— Это единственная дверь из тридцати или сорока, которая ведет к Яйцу? — Я показал на самый нижний вход.

— Точно так.

— Тогда именно возле этой двери они и будут поджидать нас, надеясь прикончить.

— Весьма вероятно, милорд.

— Хм-м! — Я повернулся к Руфо: — Руфо, в твоих запасах нет ли длинной, крепкой и тонкой веревки?

— Есть то, что Джоко использует в подъемниках. Она похожа на толстую леску, но выдерживает вес до полутора тысяч фунтов.

— Молодчина!

— Я так и думал, что она вам пригодится. Тысячи ярдов хватит?

— Вполне. А что-нибудь полегче есть?

— Шелковая леска для форели.

Через час мы закончили все приготовления, учтя все, что мне казалось важным, а план лабиринта сидел в моей памяти так же прочно, как алфавит.

— Стар, милая, мы готовы. Хочешь приступить к своему волшебству?

— Нет, милорд.

— Почему же нет? Чем быстрее, тем лучше.

— Потому, что не могу, любимый. Эти врата — не настоящие врата в том смысле, что тут необходима точная привязка по времени. Эти откроются всего лишь на несколько минут примерно через семь часов, а потом будут закрыты в течение нескольких недель.

Мне в голову пришла вполне естественная мысль:

— А ведь если тем типам, с которыми нам придется иметь дело, это известно, то они могут ударить по нам в ту минуту, когда мы будем выходить из врат?

— Надеюсь, нет, милорд рыцарь. Они будут думать, что мы появимся где-то в Гротто-Хиллз, поскольку им известно о существовании врат в том районе и я, действительно, собиралась ими воспользоваться. Что касается этих врат, то, если они даже известны нашим противникам, сами врата расположены для нас столь неудобно, что трудно поверить, будто мы решимся к ним прибегнуть.

— Каждое твое слово укрепляет мои надежды. Не скажешь ли ты еще что-нибудь об ожидающих нас опасностях? Что нас ждет — танки? Кавалерия? Зеленые великаны с волосатыми ушами?

Стар явно чувствовала себя не в своей тарелке.

— Все, что я скажу, может тебя только запутать. Мы вправе предположить, что их войско будет состоять скорее из сконструированных, чем из живых существ, а это значит, что их внешний вид может быть любым. Кроме того, многое, возможно, будет иллюзией. Я говорила тебе о гравитации?

— Не думаю, наверное — нет.

— Извини, я устала, мозг работает хуже. Гравитация тут колеблется сильно и внезапно. Горизонтальная поверхность может вдруг наклониться вниз или круто пойти вверх. Другие вещи… они легко могут оказаться иллюзиями.

— Босс, если оно движется — стреляйте, — вмешался Руфо. — Если оно говорит — режьте ему глотку. Таким путем вы уничтожите немало иллюзий. Особая программа действий вам не нужна: вот они — мы, а вот они — прочие. Стало быть, сомневаешься — убивай. И не надо зря напрягаться.

— Не напрягаться, значит! О'кей, волноваться будем, когда доберемся. А посему — кончай разговоры.

— Да, милорд муж, — поддержала Стар, — будет лучше, если мы несколько часов поспим.

Что-то в ее голосе было новое. Я взглянул на нее, какие-то легкие изменения обнаружились и во внешнем облике. Она казалась меньше, мягче, более женственной и слабой, чем та амазонка, которая лишь два часа назад палила из лука в зверюгу, в сотни раз превосходящего ее по весу.

— Отличная мысль, — проговорил я неторопливо и огляделся. Пока Стар рисовала чертеж Башни, Руфо упаковал все, что мы оставляли здесь, и — теперь я это заметил — положил одну спальную подстилку у одной стены, а две других рядышком — у другой, самой дальней.

Я задал свой вопрос без слов, показав взглядом на Руфо и пожав плечами с видом «а что потом?».

Ее ответный взгляд не сказал мне ни «да» ни «нет». Вместо этого она приказала:

— Руфо, иди спать и дай ноге отдых. Ляг на живот или носом в стену.

Впервые Руфо показал, что не одобряет наших действий. Он ответил резко, но не на то, что Стар сказала, а на то, что подразумевалось.

— Подглядывать я не нанимался!