Он был весьма доволен собой. Джубал и не ожидал, что его сразу же соединят с Генеральным секретарем. Его вылазка открыла ему слабое место в обороне Генерального секретаря, и он надеялся, что стычка с капитаном Хейнрихом однозначно приведет к телефонному звонку с более высокого уровня.

Если же этого не произойдет, то обмен любезностями с копом из С.С. был сам по себе удовольствием и согрел душу. Харшоу был твердо убежден, что есть ноги, самой судьбой предназначенные для того, чтобы на них наступали, дабы минимизировать нахальство бюрократов и улучшить их породу. Он сразу же обнаружил, что у капитана Хейнриха именно такие ноги.

Он очень хотел знать, долго ли протянется ожидание? Кроме того, что подготовленная им «бомба» могла и не сработать вообще, он обещал Джилл заняться судьбой Бена Какстона, а теперь его заставляло торопиться еще одно событие — пропал Дьюк.

Исчез ли он на день или ушел навсегда, Джубал не представлял. Дьюк был за ужином, но за завтраком уже отсутствовал. В штате Харшоу никто друг за другом не следил, да никому вроде и не было дела до Дьюка.

Джубал глянул через бассейн, поглядел, как Майк пытается повторить прыжок Доркас, которая только что показала высший класс, и заметил про себя, что сегодня утром он не спрашивал про Дьюка не без причины. Дело в том, что он вовсе не желал справляться у медведя, где находится Элджи[250]. А вдруг медведь ответил бы правду? Был лишь один способ исправить последствия собственного слабоволия.

— Майк, поди сюда!

— Да, Джубал.

«Человек с Марса» вылез из бассейна и трусцой, как преданный щенок, подбежал к Джубалу. Харшоу оглядел его и решил, что тот сейчас весит фунтов на двадцать больше, чем когда прибыл сюда… и все это мускулы!

— Майк, ты знаешь, где Дьюк?

— Нет, Джубал.

Что ж, все в порядке. Парнишка врать не умеет… Стой! Джубал вспомнил кошмарную манеру Майка отвечать только на точно заданный вопрос. Майк ведь и о пропавшем ящике из-под бренди тоже сказал, что не знает, где тот находится после исчезновения.

— Майк, когда ты его видел в последний раз?

— Я видел, как Дьюк шел вверх по лестнице, когда я и Джилл спускались по ней сегодня утром, в то время, когда пора было готовить завтрак. — Майк с гордостью добавил: — Я помогал готовить.

— Это было в последний раз, когда ты видел Дьюка?

— С тех пор не видел, Джубал. Я прекрасно сжег тост!

— Уверен в этом. Из тебя получится превосходный муж для какой-нибудь счастливицы, если ты не поостережешься.

— О, я сжег его очень осторожно!

— Джубал!

— Да, Анни?

— Дьюк позавтракал очень рано и тут же ускакал в город. Я думала, вы знаете.

— Да, — чуть помедлив, отозвался Джубал, — только я предполагал, что он уедет после ленча.

Внезапно пришло ощущение снятой с души колоссальной тяжести. И дело вовсе не в том, что Дьюк для него что-то значит… конечно, нет… Он уже много лет назад решил, что ни одно человеческое существо более не станет для него близким… Просто почему-то было тревожно… вот и все…

Интересно, какой юридический закон нарушается, если человека заворачивают перпендикулярно ко всему остальному?

Разумеется, это не убийство, раз мальчик пользовался своим средством в порядке самозащиты или дозволенной обороны другого — например, Джилл. Скорее уж тут применимы пенсильванские законы против колдовства… Любопытно бы узнать, как может быть сформулировано обвинение?

А если повернуть дело под углом зрения гражданского права? Можно ли подвести то, что он, Джубал, укрывает «Человека с Марса», под статью о «соблазне, нарушающем порядок»? Да, вскоре, судя по всему, нам понадобятся новые законы. Майк уже вышиб подставку из-под ног физики и медицины, хотя, конечно, люди этих профессий и не подозревают о наступившем хаосе. Харшоу вспомнил, какой трагедией стала для многих ученых теория относительности. Они не смогли ее понять и обрушили свой гнев лично на Эйнштейна. Самое лучшее, что может сделать несгибаемая старая гвардия — это вымереть и дать простор молодым умам.

Его дед рассказывал ему примерно то же самое о медицине, когда появилась гипотеза о микробах как причинах многих болезней. Врачи сходили с ума, называли Пастера лжецом, идиотом и еще хуже, отказываясь при этом даже подумать над доказательствами, которые их «здравый смысл» просто не принимал.

Что ж, он предвидит, что Майк вызовет куда больший переполох, нежели Пастер и Эйнштейн вместе взятые. Это, кстати, напомнило ему…

— Ларри! Где Ларри?

— Я тут, босс, — ответил ему громкоговоритель. — Внизу, в мастерской.

— «Тревожная кнопка» с тобой?

— Еще бы! Вы же велели мне даже спать с ней!

— Подскочи сюда и передай ее Анни. Анни, держи ее вместе со своей тогой.

Анни молча кивнула, а Ларри ответил:

— Сию минуту, босс, а что, отсчет времени уже начинается?

— Давай, давай, не болтай! — Джубал заметил, что «Человек с Марса» все еще стоит перед ним, неподвижный как статуя.

Статуя? Джубал покопался в памяти. Микеланджеловский Давид! Точно — те же еще полудетские кисти рук и ступни ног, безмятежное чувственное лицо, вьющиеся, пожалуй, чуть длинноватые волосы.

— Пока все, Майк.

— Хорошо, Джубал.

Однако Майк и не думал уходить.

— Тебе что-нибудь нужно, сынок?

— Насчет того, что я видел в этом г…ном ящике. Ты сказал поговорить после.

— О! — Харшоу вспомнил передачу фостеритов и поморщился. — Хорошо. Только не зови его г…ным. Это стереовизор.

Майк безмерно удивился.

— Разве это не г…ный говорящий ящик? Я неверно расслышал, как ты его называл?

— Нет, это действительно г…ный говорящий ящик. Но ты всегда должен называть его стереовизором.

— Я буду называть его стереовизором. Но почему, Джубал, я не грокк.

Харшоу вздохнул. Опять двадцать пять! Любой разговор со Смитом кончался тем, что они сталкивались с человеческим поведением, не поддающимся логическому обоснованию, и попытки объяснить Смиту это обстоятельство занимали бесконечно много времени.

— Я сам не грокк этого, Майк, — признался он, — но Джилл хочет, чтоб ты говорил именно так.

— Я буду так делать, Джубал, раз Джилл хочет этого.

— Ну а теперь скажи мне, что ты видел и слышал и что ты из всего этого грокк?

Майк пересказал виденное и слышанное в говорящем ящике с точностью до единого слова и малейшего жеста, включая рекламные клипы. Поскольку он уже прочел почти всю энциклопедию, то познакомился с такими статьями, как «Религия», «Христианство», «Ислам», «Иудаизм», «Конфуцианство», «Буддизм» и всеми относящимися к ним вопросами. Он, однако, не грокк из этого ничего.

Джубал узнал, что:

а) Майк не понял, что служба фостеритов была религиозной церемонией;

б) Майк помнил все, что прочел о религии, но оставил этот предмет для будущей медитации, не поняв в прочитанном ни слова;

в) у Майка было весьма слабое представление о том, что такое религия вообще, хотя он мог свободно процитировать девять дефиниций этого понятия;

г) марсианский словарь не содержал ни единого слова, которое можно было бы как-то соотнести с этими дефинициями;

д) обычаи, которые Джубал описывал Дьюку как религиозные марсианские церемонии, таковыми вовсе не были — для Майка они столь же прозаичны, как поход на овощной рынок для Джубала;

е) на марсианском языке было невозможно провести границу между такими понятиями, как «религия», «наука» и «философия», а поскольку Майк думал на марсианском, он, естественно, не мог их разделить.

Для него все это было «учением» Старейших. Он никогда не слыхивал о сомнении или об «исследованиях» (для всего этого в марсианском языке слов не было). Ответы на все вопросы они получали прямо от Старейших, которые были всезнающими и всемогущими, касалось ли это погоды на завтра или космической телеологии[251]. Майк видел на Земле прогнозы погоды и считал их посланиями от человеческих Старейших тем, кто еще существовал во плоти. Примерно такой же была его концепция в отношении авторов энциклопедии «Британика». Но последним и самым худшим для Джубала было то, что Майк грокк службу фостеритов как объявление о близящейся церемонии расставания души с телом у двух людей, которые должны были присоединиться к человеческим Старейшим, — и Майка это в высшей степени взволновало.