Мемток довел его до спальни. Поперек изножия его прекрасной новой кровати спало какое-то существо явно женского пола, кудрявая блондинка.
Хью взглянул на нее со своей стофутовой высоты и недоуменно заморгал:
— Кто это?
— Согревательница твоей постели. Разве я не говорил тебе?
— Но…
— Все в порядке. Да, да, я знаю, что фактически ты жеребец. Но ты не сможешь причинить ей вред: именно для подобной цели она и существует. Так что не беспокойся. Все будет в порядке.
Хью повернулся, чтобы обсудить вопрос подробнее. Двигался он медленно из-за ощущения своей необъятной ширины и высоты. Мемток исчез. Хью почувствовал, что едва сможет добраться до постели.
— Подвинься, киска, — пробормотал он и мгновенно уснул.
Проснулся он поздно, но девица все еще была здесь. Она ждала его с завтраком. Хью чувствовал себя в ее присутствии как-то неудобно. И это не было следствием похмелья — похмелья не было. Видимо, Счастье не требовало подобной расплаты за злоупотребление им. Он чувствовал себя физически сильным, ум его обострился, единственное, что он испытывал, — сильное чувство голода. Но эта девочка-подросток смущала его.
— Как тебя зовут, киска?
— Да будет им известно, каково бы ни было имя их покорной слуги, это не имеет ни малейшего значения, и они могут звать ее, как им заблагорассудится, — она все равно будет более чем довольна.
— Ладно, ладно. Говори со мной как с равным.
— У меня нет настоящего имени. Чаще всего мне говорят: «Эй, ты!»
— Хорошо, тогда я буду звать тебя Киска. Тебя это устраивает? Ты в самом деле похожа на котенка.
На щеках у нее появились ямочки.
— Да, сэр! Это гораздо более приятно, чем «Эй, ты».
— Логично, в таком случае отныне ты — Киска. Можешь сказать об этом всем и больше не откликайся на «Эй, ты!». Скажи, что имя присвоено тебе официально Главным Исследователем, а если кто-нибудь усомнится, то пусть спросит у Главного Управляющего. Если осмелится.
— Да, сэр. Спасибо, сэр. Киска, Киска, — повторяла она на разные лады, как бы запоминая, потом вдруг хихикнула: — Чудесно!
— Я рад за тебя. Это мой завтрак?
— Да, сэр.
Он перекусил прямо в постели, предлагая ей куски, и догадался, что она ожидала этого или, по крайней мере, того, что он разрешит ей поесть. Пищи было вдоволь и четверым; вдвоем им удалось осилить приблизительно треть порции. Затем Хью заметил, что Киска вознамерилась помочь ему в ванной. Он отказался от ее услуг.
Немного погодя, уже собираясь приняться за порученное дело, он вдруг спросил:
— А чем ты будешь заниматься теперь?
— Я вернусь в помещение для прислуги, сэр, как только вы отпустите меня. А возвращусь, когда вы будете ложиться спать… или когда прикажете.
Он уже хотел было сказать ей, что она очаровательна, и что он почти сожалеет, что отключился накануне ночью, и что он больше не нуждается в ее услугах… но остановился. Ему в голову вдруг пришла мысль.
— Послушай, ты знаешь высокую прислугу по имени Барбара? Она вот настолько выше тебя. Она появилась здесь примерно две недели назад, и у нее есть дети, близнецы, родившиеся совсем недавно.
— О, конечно, сэр. Дикарка.
— Да, да. Это она. Ты знаешь, где она?
— О да, сэр. В палате для лежачих. Я очень люблю ходить туда и смотреть на малышей. — Она погрустнела. — Как это, должно быть, прекрасно…
— Да. Ты не можешь передать ей записку? Киска задумалась:
— Но она не сможет понять ее. Она ведь совсем дикая и даже говорить еще толком не умеет.
— М-м-м… Черт возьми. Впрочем, может быть, это и к лучшему. Подожди минутку.
В его комнате был стол. Он подошел к нему, взял одну из замечательных ручек — они не ржавели, чернила в них казались твердыми и никогда не кончались — и отыскал листок бумаги. Затем торопливо написал записку Барбаре, в которой осведомился о здоровье ее и близнецов, описал свое необычное возвышение, сообщил, что вскоре он как-нибудь ухитрится увидеться с ней, наказал не волноваться и терпеливо ждать и заверил ее в том, что его чувства к ней по-прежнему горячи.
В конце записки Хью приписал:
«P.S. Податель сей записки — девушка по имени Киска; если только она невысока, с хорошо развитой грудью, блондинка лет четырнадцати. Она моя согревательница постели — это ничего не значит, а у тебя, конечно, сразу начнут закрадываться всякие подозрения, злючка ревнивая! Я собираюсь оставить ее при себе, чтобы связываться с тобой, — это моя единственная возможность. Постараюсь писать каждый день и каждый день буду ожидать ответа от тебя. Если можешь, конечно. А если кто-либо сделает что-нибудь, что тебе не понравится, — сообщи мне, и я тут же пришлю его голову на блюде. Кажется, у меня есть такая возможность. Все обстоит довольно неплохо. Посылаю тебе также бумагу и ручку. Люблю, люблю, люблю.
Твой Хью.
P.P.S. Полегче со Счастьем. Оно вызывает привыкание».
Он передал девушке записку и принадлежности для письма.
— Ты знаешь Главного Управляющего в лицо?
— О да, сэр. Я согревала его постель. Дважды.
— Вот как? Удивительно.
— Почему, сэр?
— Ну, я думал, что подобные вещи его не интересуют.
— Вы имеете в виду то, что он оскоплен? Но некоторые старшие слуги все равно любят, чтобы им согревали постель. Мне больше нравится бывать у них, а не наверху: меньше беспокойства и можно спокойно выспаться. Главный Управляющий обычно не посылает за согревательницами, хотя иногда просто проверяет нас и учит, как себя вести в постели, перед тем как допустить нас наверх. — Киска добавила: — Понимаете, он неплохо разбирается в таких вещах, потому что когда-то сам был жеребцом. — Она взглянула на Хью с невинным любопытством. — А правда то, что о вас рассказывают? Могу я спросить?
— Э-э-э… не можешь.
— Прошу прощения, сэр, — растерялась она. — Я не хотела ничего плохого. — Она со страхом взглянула на хлыст и потупила глаза.
— Киска!
— Да, сэр?
— Видишь этот хлыст?
— О, конечно, сэр…
— Так вот, ты никогда — слышишь, никогда — не попробуешь его на себе. Обещаю тебе. Никогда. Мы с тобой друзья.
Лицо ее просветлело, и в этот момент она казалась не только хорошенькой, а просто-таки ангельски прекрасной.
— О, не знаю, как вас и благодарить, сэр!
— И еще одно. Единственный хлыст, которого тебе отныне следует опасаться, — это хлыст Главного Управляющего. Поэтому держись от него подальше. А если тебя тронет кто-нибудь из обладателей «малых хлыстов», то скажи ему, что он отведает моего, гораздо большего хлыста. Кто не поверит — пусть осведомится у Главного Управляющего. Ты поняла меня?
— Да, сэр. — Она, казалось, была вне себя от радости.
«Слишком уж рада», — подумал Хью.
— Но старайся не попадать в беду. Не совершай ничего такого, за что можно получить удар хлыста, — или мне придется послать тебя к Управляющему, чтобы он высек тебя как следует, он этим славится. Но до тех пор пока ты прислуживаешь мне, не позволяй никому, кроме него, наказывать себя. А теперь ступай и отнеси записку. Увидимся вечером, часа через два после вечерней молитвы. Если захочешь спать, приходи раньше и ложись.
«Надо не забыть распорядиться, чтобы для нее здесь поставили маленькую кровать», — напомнил он себе.
Киска коснулась рукой лба и вышла. Хью отправился в свой кабинет и остаток дня провел за изучением алфавита и переводом трех статей из Британской энциклопедии. Он быстро обнаружил, что его словарный запас недостаточен, и послал за одним из своих учителей, чтобы использовать его в качестве толмача. Однако Хью быстро убедился, что некоторые вещи требуют бесконечных объяснений и комментариев, так как содержание понятий за прошедшие века радикально изменилось.
Киска тем временем отправилась прямо к Главному Управляющему в кабинет, доложила обо всем и отдала записку и принадлежности для письма. Мемток был серьезно озадачен: он, по всей вероятности, располагал важнейшим обвинительным документом, но не было никакой возможности узнать, о чем же в нем сообщается. Правда, ему пришло в голову, что тот, второй… как бишь его… Дьюк? Юкк?.. что-то в этом роде… наверное, мог бы прочесть эти каракули. Но во-первых, неизвестно, умеет ли дикарь читать, во-вторых, даже хлыст не гарантировал бы того, что тот честно переведет содержание письма.
