— Я не стал выяснять, милая, кто его клиент, — все равно оказалось бы, что это белый адвокат, представляющий кого-нибудь из Денвера или Бостона. Такие сделки совершаются порой через шестые руки, и соседи не увидят, какого цвета новый жилец, пока тот не вселится в дом.

— Что же ты ответил?

— Ответил, что соглашусь продать дом за хорошую цену. Но цена должна быть действительно хорошей, поскольку нам и здесь удобно, а переезд всегда отнимает много времени и денег. Сколько предлагает ваш клиент? Я возьму только наличными — никаких начальных взносов и ипотек. Мне надо будет подыскать другой дом для большой семьи из одиннадцати человек, и, значит, понадобятся наличные. А может быть, придется строиться, в наше время не так уж много домов, рассчитанных на большие семьи. Так что цена должна быть хорошая, а оплата — только наличными. А тот проныра мне говорит, что любой банк учтет закладную под такое имущество — ипотека, мол, все равно что деньги. "Только не для меня, — говорю я. — Пусть ваш клиент возьмет ипотечную ссуду в своем банке, а мне принесет деньги. Дорогой сэр, я не рвусь продавать свой дом. Назовите мне сумму наличными, и если она меня устроит, мы тут же заключим обязательство на гарантийный срок. А если не устроит, я скажу вам "нет". На это он мне: гарантийный срок не понадобится, поскольку они убедились, что дом действительно принадлежит нам, но это его заявление сказало мне больше всяких слов. Значит, они уже проверили, кто владеет нашим домом… а должно быть, и всеми домами в округе. Мне сдается, что наш дом здесь единственный, который свободен от ипотеки — и вообще от всего, что следует улаживать в гарантийный срок: на нем нет ни права на пожизненное владение по завещанию, ни утверждения в правах наследства, ни дела о разводе, на него не наложен арест и так далее. Человеку, который ищет именно такую сделку, гарантийный срок не с руки — ведь именно за это время сторонники "джентльменского соглашения" могут узнать о том, что готовится, и поломать это дело — не без содействия сочувствующего судьи.

— Объясни-ка мне, Брайни, что такое "джентльменское соглашение"? Я Что-то не припомню, чтобы мы проходили его, когда изучали право.

— И не могли проходить — это не закон. А если и закон, то неписаный.

В твоем документе на право владения нет статьи, запрещающей тебе продавать этот дом кому бы то ни было — белому, черному, или зеленому, или в крапинку… а если бы такая статья была, суд мог бы ее опротестовать. Но если ты спросишь наших соседей, то я гарантирую — они тебя заверят, что джентльменское соглашение обязывает тебя не продавать дом в этом квартале негру.

— А мы с кем-нибудь об этом договаривались? — недоумевала я. Муж редко сообщал мне о соглашениях, которые заключал, считая заранее, что я его поддержу. И я поддерживала. Нельзя быть замужем время от времени — это волынка на всю жизнь, а иначе ты не замужем.

— Нет.

— Ну что же — будешь ты спрашивать мнение соседей?

— Ты хочешь, чтобы я их спросил, Мо? Дом-то твой.

По-моему, я колебалась не более двух секунд — но мысль была все-таки новая, и надо было принять решение.

— Брайни, несколько домов в нашем квартале за те двадцать два года, что мы здесь живем, меняли владельцев, и я что-то не помню, чтобы кто-нибудь интересовался нашим мнением по поводу этих сделок.

— Никто и не интересовался.

— По-моему, не их дело решать, что можно неграм покупать, а что нет. Не им нам указывать. Они могут сделать все, что угодно, со своей собственностью, а мы — со своей, при условии, что соблюдаем закон и выполняем обязательства, связанные с земельным участком. Например, правило о двадцатипятифутовом пространстве перед домом. Я вижу только один способ помешать нам продать этот дом, кому хотим.

— Какой?

— Предложить нам подороже, чем мистер Проныра. А там пусть делают с домом, что хотят.

— Я рад, что ты так на это смотришь, любимая. Через год во всех домах нашего квартала будут жить негритянские семьи. Я это предвижу, Мо. Рост населения похож на паводок. Как ты ни ставь плотины и дамбы, река все равно прорвется. Черный город Канзас-Сити ужасно перенаселен. Если белые не желают жить по соседству с неграми, придется им потесниться и уступить неграм место. Меня не очень волнуют негритянские проблемы — мне и своих достаточно. Но на рожон я не полезу и головой об стену биться не стану. Мы с тобой еще увидим, как черный город будет двигаться все дальше на юг и займет все пространство до Тридцать девятой улицы. Тут суетиться бесполезно — все равно это будет.

Брайни получил-таки хорошую цену за наш старый дом. Если учесть, как возросли цены с девятьсот седьмого по двадцать девятый год, прибыль была невелика, зато Брайни получил всю сумму наличными — в золотых сертификатах, не в чеках. В купчей цена значилась как "десять долларов плюс компенсация". Брайни тут же снес эти деньги на биржу.

— Милая, если предсказание Теодора оправдается, через год мы сможем выбрать себе особняк в районе Загородного клуба за треть нынешней цены ведь Черный вторник лишит половину домовладельцев возможности выплачивать по ипотекам. А пока что постарайся устроиться получше на этой старой ферме — нам с Джастином надо ехать в Нью-Йорк.

Мне нетрудно было устроиться на ферме — она напоминала мне детство.

Отец со мной согласился.

— Вели только сделать еще одну ванну. Помнишь, у нас было две уборных? Запоры и геморрой тебе ни к чему.

Отец официально уже не жил у нас — почту он получал по другому адресу. Но со времен шестнадцатого года и Праттбурга Брайан распорядился, чтобы для отца всегда была наготове комната. Когда Брайан уехал в Нью-Йорк, чтобы быть поближе к бирже, отец согласился ночевать у нас — как тогда, когда Брайан был во Франции. К тому времени я уже устроила вторую ванную и умывальную внизу, а уборную во дворе обработали известью и засыпали.

Дети легко приспособились к перемене. Даже наш кот, Атташе, привык.

Во время переезда он нервничал, но, кажется, понял, что поездка в фургоне означает, что Дом перестал быть Домом. Этель и Тедди успокаивали его, как могли, а я вела фургон. Остальное семейство вез Вудро в своем драндулете.

Приехав, Атташе сразу же обошел наш участок, потом вернулся за мной и заставил еще раз обойти с ним все огороженное забором пространство, пометив все четыре угла — я поняла, что он согласился с переменой места и со своими новыми обязанностями.

Скандала я ожидала от Вудро — в сентябре он переходил в старший класс Центральной средней школы и был кандидатом в командиры школьного подготовительного батальона — им командовали и Брайан младший, и Джордж, когда учились в последнем классе.

Но Вудро не настаивал даже на том, чтобы доучиться второй семестр, а перевелся в середине года в Успортскую среднюю, к некоторому моему разочарованию — я рассчитывала, что он будет возить в Центральную Дика и Этель: один только что перешел в десятый, другая училась в восьмом.

Пришлось и им менять школу посреди года — мне было некогда их возить, а на трамвае ездить было немыслимо. Тедди и Пегги я устроила в Кантри Дей, превосходную частную школу — Элеанор предложила возить их вместе с тремя своими, которые там учились.

Только через несколько лет я поняла, почему Вудро так охотно сменил школу; причиной тому было бывшее пастбище к югу от нас, над которым висела вывеска: "Летная школа Харди". Летом двадцать восьмого года Вудро откопал где-то — иначе не скажешь — свой жуткий автомобиль, и с тех пор мы его иначе как за едой почти не видели. Но о том, что он научился летать еще в средней школе, я узнала не сразу.

Как всем известно, Черный вторник настал точно по расписанию. Через неделю Брайни позвонил мне по междугородной.

— Фрау докторша Краузмейер?

— Элмар!

— Дети в порядке?

— Все хорошо, только скучают по папе. И я тоже. Приезжай скорей, дорогой, мне не терпится.