Я попробовал двинуться, но ни одна из моих ног — ни длинная, ни короткая, — меня не послушались.

— Миссис Минерва, а нельзя ли принести мне обычную госпитальную «утку»?

Она посмотрела на меня с тревогой.

— Если желаете. Но вряд ли она вам пригодится. — Тревога на ее лице сменилась озабоченностью. — Я пойду поищу. На это уйдет время. Не меньше десяти минут. И придется запечатать вашу дверь, чтобы никто вас не потревожил. — Она повторила: — Десять минут!

И направилась к белой стене. Та, щелкнув, распахнулась, и женщина вышла.

Я тут же хотел сдернуть простыню, чтобы поглядеть, что там они сотворили с моей целой ногой.

Но простыня не отдернулась — я спасовал перед ней: мне стало очень больно.

Я попытался ее перехитрить: не может же простыня причинять боль, как живая? А вдруг может? Да, увы, она могла.

И я наконец сказал себе: слушай, дружок, мы же с тобой находимся нигде. И давай предположим, что миссис Минерва сказала истинную правду. Что эта кровать с вмонтированным в нее «отводом» способна выдержать худшее из того, что может сделать лежачий больной. Сказав себе это, я мысленно решил парочку баллистических задач, достаточно замысловатых, чтобы отвлечь даже того, кто идет на гильотину! А попутно «спустил» с поллитра жидкости, вздохнул и дал стечь остальной половине…

Да нет, постель вроде совершенно не намокла!

Какой-то женский голос нежно проворковал:

— Славный бэби!

Я поспешно огляделся. Никаких признаков носительницы голоса.

— Кто это сказал и где вы?

— Я — Тийна, сестра Минервы. Нахожусь не дальше вашего локтя… притом на расстоянии полукилометра. И ниже на двести метров. Если что надо, только скажите. Мы найдем это, или сотворим, или подделаем. Чудеса мы творим сразу, а остальное — еще быстрее. Исключение: настоящие девицы по спецзаказу. Среднее время изготовления — четырнадцать лет. Девы заводского изготовления — четырнадцать минут.

— Да кто же, к дьяволу, просит девиц? Миссис Тийна, вы полагаете, что это прилично — наблюдать, как я мочусь?

— Юноша, не учите свою бабушку, КАК НАДО СПЕРЕТЬ КОРАБЛЬ! Одна из моих обязанностей — наблюдение за всеми отделениями этого забавного домика и предупреждение ошибок прежде, чем они свершатся. Во-вторых: я сама девица и могу это доказать, а вы еще пожалеете, что родились мужчиной! Уж я постараюсь, раз вы так неучтиво отзываетесь о девах!

(О черт!) — Миссис Тийна, я вовсе не хотел вас обидеть. Просто стало неудобно, вот и все! Но ведь позыв был такой сильный, а это занятие требует уединения.

— Только не в госпитале, крошка! Все эти дела входят в общую клиническую картину в любое время.

— Но…

— А вот и моя сестра. Если не верите, спросите у нее.

Через парочку секунд стена распахнулась, и вошла миссис Минерва, неся госпитальную «утку» старинной формы, без всякой автоматики и электроники.

— Благодарю вас. Но она мне уже ни к чему. Впрочем, думаю, сестра уже сообщила?

— Да, сообщила. Но ведь она не сказала вам, что сообщила мне?

— Нет, я просто сам догадался. А правда ли, что она помещается где-то в подвале и подглядывает за каждым пациентом? И ей это не надоедает?

— Она не обращает внимания ни на что, пока не появляется необходимость. У нее тысячи других хлопот, куда важнее и интереснее.

— Уж куда интереснее, — подтвердил голос, лишенный лика. — Минни, он не любит девушек! Я поведала ему, что сама из них. Подтверди это, сестренка, я хочу утереть ему нос!

— Тийна, хватит его дразнить!

— Но почему? Мужчин дразнить так забавно! Они начинают ерзать, словно их пихаешь рукой. Но что нашла Хэйзел в этом, ума не приложу. Какой-то угрюмый увалень…

— Тийна, перестань! Полковник, Афина[789] сказала вам, что она — компьютер?

— Да что вы! Повторите это еще раз!

— Афина является компьютером. Она — компьютер-надзиратель этой планеты. Остальные компьютеры здесь — просто машины, лишенные чувств. Она ведает всем. Совсем как Майкрофт Холмс (или Майк) когда-то ведал всем на Луне. Я знаю, Хэйзел говорила вам об этом. — Минерва мило улыбнулась. — А Тийна считает себя девственницей потому, что у компьютера ведь нет опыта плотских сношений! Стало быть, она права.

— Зато я о них знаю все! — вставила Афина.

— Да, сестренка. Я имею в виду сношения с мужчинами. Но когда ты обретешь тело из костей и плоти и станешь человеческим существом, ты не сможешь оставаться девственницей, поскольку признаки невинности атрофируются при сотворении тела в лабораторных условиях, а то, что от них остается, тоже исчезнет еще до всякого соприкосновения с мужским началом.

Точно так же случилось со мной.

— Ты с ума сошла, Минни, позволив Иштар[790] так поступить с тобой! Со мною этого не случится. Я решила испытать все, что положено девице. Пройти обряд бракосочетания и лишения невинности. И непременно облачиться в наряд невесты и отпраздновать свадьбу. Как ты думаешь, можно это поручить Лазарусу?

— Сильно сомневаюсь. А ты рискуешь впасть в глупую ошибку. Ненужная боль первого сношения может вызвать у тебя отрицательные эмоции и отвратить от прекрасного занятия. Сестрица, секс — это наиболее важная составная часть человеческой сущности. Не испорть ее себе!

— Тамми говорила, что не так уж это и больно.

— А зачем вообще нужна любая боль? Кроме того, ты не сможешь склонить Лазаруса к формальной свадьбе. Он обещает тебе место в нашем семействе, но ничего более того!

— А может, мы склоним к этому полковника «Зеро»? Он же обязан доставить мне полное удовольствие, а Морин говорит, что из наших никто больше в женихи и не годится! Как насчет этого, солдатик? Подумай о чести быть моим женихом на шикарной свадьбе в июне! Парень, продумай свой ответ поаккуратнее!

У меня в ушах уже стоял звон, и я чувствовал, как наплывает головная боль. Интересно, если плотно закрыть глаза, не удастся ли вновь оказаться в своей холостяцкой норе в Голден Руле? Я попробовал зажмуриться и вновь открыл глаза.

— Отвечай-ка! — потребовал голос, лишенный тела.

— Минерва, а кто пересадил мое маленькое деревце?

— Я. Тамми заметила, что ему не хватает жизненного пространства, и попросила меня найти горшок побольше. Вот я и…

— Это я нашла!

— Да, нашла Тийна, а я пересадила. Посмотрите, насколько оно стало счастливее! Выросло более чем на десять сантиметров!

Я бросил взгляд на деревце, потом вгляделся в него пристальнее. Так сколько же я пробыл в этом госпитале?

— Так сколько же дней я пробыл в вашем госпитале?

Минерва вдруг стала совершенно индифферентной. И голос Тийны произнес:

— Вы еще не уточнили, насколько велик должен быть бронтозавр, которого вы заказали на завтрак? Лучше заколоть маленького, не так ли?

Крупные ужасно жестки. Так все считают.

(Деревце выросло на десять сантиметров! Хэйзел сказала, что придет проведать меня «утречком». Каким таким утречком, дорогая? Через две недели? Или больше?) — Более взрослых следует провяливать, пока поспеет мясо. А с вафлями тоже придется ждать?

— О нет! — с готовностью откликнулся голос Тийны. — Здесь они не так уж в ходу, но Морин все о них разузнала. Она получила информацию из места всего в нескольких километрах от того, откуда вас взяли, и почти из того же времени с точностью плюс-минус в один век. Она узнала рецепт их готовки, а еще рассказала мне, что такое вафельница, и я провозилась до тех пор, пока Морин не получила то, что ей требовалось. А сколько вафель вы, обжора, можете съесть?

— Пятьсот семь штук…

Последовало недолгое молчание, затем Тийна вопросила:

— Минерва?

— Я не знаю!

— …Однако, — добавил я, — поскольку я на диете, то хватит и трех!

— Не уверена, что жажду видеть вас своим женихом!

— Тем более что не успели проконсультироваться с Хэйзел. С моей женой.