— Выполняйте. Капитан, я хотел бы еще некоторое время посидеть в этом кресле.
— Хорошо, Зебадия.
— Шельма, давай дослушаем твою гипотезу. Капитан, я уже до смерти перепуган — слишком часто мы оказываемся на волосок от гибели. Мы знаем, как перемещаться с одного аналога Земли на другой — хватило бы свободного места. Но от этих вращений я скоро поседею. Рано или поздно законы случайности с нами поквитаются.
— Зебби, законы случайности не имеют к этому никакого отношения. Не думаю, чтобы во время этих вращений нам грозила хоть какая-нибудь опасность.
— Да? Шельма, я готов поменяться с тобой местами, как только получу разрешение капитана.
— Нет, нет, я…
— А, струсила?
— Зебби, одна из причин, почему я говорю, что законы случайности не имеют к нам отношения, — это твои предчувствия.
— Шельма, статистические закономерности — самые надежные из всех законов природы.
— А в Стране Оз они действуют? — спросила Дити.
— Хм… Почем я знаю? Очко в твою пользу.
— Зеб, я бы сформулировал это не так, как Хильда, но я с ней согласен. Называть уравнения статистики «законами природы» вообще неправильно. Эти уравнения отражают меру нашего незнания. Когда я подбрасываю монетку и говорю, что ее шансы упасть орлом или решкой — пятьдесят на пятьдесят, я просто признаю, что совершенно не знаю, как она упадет. Если бы я знал все условия, результат можно было бы рассчитать заранее. Но мы уже познакомились с двумя вселенными, в которых физические законы не такие, как у нас дома.
— С тремя, Джейкоб. Лилипутия — третья.
— Не понимаю, моя дорогая.
— Здесь не годится закон кубов и квадратов, который лежит в основе всей биологии. По законам нашей биофизики человеческий мозг не может иметь объем наперстка. Но мы отвлеклись от гипотезы, которую Зебби просил меня изложить. Я могу продолжать?
— Да, — распорядилась Дити. — Заткнитесь все, кроме тети Хильды. И я тоже заткнулась. Валяй, Шельма.
— Хорошо. Это не случайность, что мы побывали в трех вселенных — той, что наизнанку, той, где Страна Оз, и в лилипутской — за… меньше чем за двадцать четыре часа, так, Дити?
— Меньше чем за двадцать один.
— Спасибо, золотце. И это не случайность, что все они — «вымышленные» вселенные — приходится так их называть за неимением лучшего слова — и все хорошо известны каждому из нас. По какому-то совпадению — опять не слишком удачное слово, но это не «случайность», — мы все четверо очень любим фантастику. Сказки. И все любим одно и то же. Кто из нас любит детективы?
— Кое-какие — не все, — ответила Дити.
— Признаю одного только Шерлока Холмса, — сказал я.
— Пустая трата времени, — вставил Джейк.
— Интересно было бы проделать эксперимент, — продолжала Хильда. — Напишите названия двадцати книг, которые доставляют вам больше всего наслаждения. Или групп книг — рассказы о Стране Оз будут считаться за одну, и серия романов о Марсе Берроуза тоже, и все четыре путешествия Гулливера. Это должны быть те книги, которые вы перечитываете ради удовольствия, когда слишком устали, чтобы взяться за что-то новое.
— Шельма, а можно узнать, как ты собираешься это использовать?
— Можно, Зебби. Если моя гипотеза правильна, то в следующий раз, когда мы совершим вращение и окажемся около какой-то планеты, она будет местом действия одной из книг, которая фигурирует во всех четырех списках. Мы появимся там на достаточной высоте, чтобы Джейку хватило времени выровнять Аю, но достаточно низко, чтобы приземлиться. Но мы никогда не угодим внутрь какой-нибудь массы и не окажемся в таком опасном положении, из которого не сможем найти выхода. Случайность тут ни при чем, она к нам не имеет отношения. Когда мы попали в Страну Оз, я удивилась. А когда оказались в Лилипутии, — нет, я этого и ожидала. Ну, если не этого, то такого места, которое всем нам известно из книг.
— А как насчет этих пустых вселенных? — спросил я.
— Возможно, это такие места, о которых только еще напишут книги, а может, уже написали, но эти книги не попали в число наших любимых, поэтому мы и не оказались поблизости от места их действия. Но это мои догадки. С точки зрения моей гипотезы эти вселенные не существуют — они не считаются. Мы находим только наши вселенные.
— Шельма, ты только что изобрела пантеистический коллективный солипсизм. Никак не думал, что это теоретически возможно.
— Зеб, теоретически возможно все, что угодно.
— Спасибо, Джейкоб. Зебби, «солипсизм» — это просто жаргонное выражение. На самом деле мы наткнулись на «Дверь в стене» — ту, что ведет в Страну Исполнения Желаний. Я не умею подыскивать рациональные толкования и не вижу в них смысла. Я вижу закономерность и не пытаюсь ее объяснить. Она существует, и все тут.
— А как согласуется с твоей гипотезой тот пустотелый мир?
— Да я же читала десятки книг про подземные миры! Наверняка и вы тоже. Жюль Верн, С.Фаулер Райт, Уэллс, Мур, Лавкрафт — эту тему не обошел ни один из великих мастеров фантазии. Послушайте, давайте кончим разговоры? Прежде чем мы приступим к следующему вращению, я хочу иметь все эти четыре списка.
Джейк изменил курс, чтобы планета лилипутов оказалась прямо по носу, и велел Ае так держать. Планета казалась крохотной, словно мы были от нее в миллионе километров, — так и должно быть, решил я и принялся писать. Наконец Дити объявила:
— У меня готово, тетя Шельма.
Вскоре и ее отец протянул Шельме свой список.
— Не считай тех, которых я вычеркнул, дорогая — слишком много их мне приходило в голову.
— Двадцать — произвольное число, Джейкоб, я могу оставить и те, что оказались лишними.
— Нет, дорогая, те четыре, которые я вычеркнул, не так хороши, как двадцать, которые я оставил.
Я долго кусал кончик карандаша и в конце концов заявил:
— Шельма, я застрял на семнадцатой. В голове вертится еще чертова дюжина, но это все не то.
— Хватит и семнадцати, Зебби, — если это твои самые любимые.
— Самые-самые.
Хильда взяла у меня список и пробежала его глазами.
— Психоаналитики могли бы много чего из этого извлечь.
— Эй, погоди! Шельма, если ты собираешься показать эти списки психиатру, то отдавай мой обратно.
— Зебби, я никогда этого не сделаю. Мне нужно несколько минут, чтобы их сличить, — добавила она.
Я взглянул на Лилипутию.
— Помочь?
— Нет. Я поставила единичку против каждой книги в своем списке. Потом я сравнила его с Дитиным и поставила двойку там, где они совпали, а те, что она выбрала, а я нет, приписала в конце с единичками. То же самое я сделаю со списком Джейкоба — расставлю тройки, двойки и единички. Потом очередь Зебби, и у нас будет список тех книг, которые получили четыре голоса — то есть прошли единогласно, — другой список с тремя голосами, еще один — с двумя и последний — с одним.
Несколько минут Шельма сосредоточенно писала, потом взяла чистый листок бумаги, выписала список и сложила его.
— Следовало бы запечатать его в конверт, чтобы подтвердить мою репутацию предсказательницы. Зебби, в этом списке девять, так сказать, воображаемых вселенных. Куда бы мы ни попали после вращения, мы окажемся около одной из них.
— А пустотелую ты тоже включила?
— Она получила только два голоса. Я по-прежнему считаю, что это комбинация разных подземных фантазий. Но голосование позволило понять, что это был за мир с ослепительным светом — тот, где ты беспокоился насчет радиации.
— Не может быть!
— По-моему, да. Четыре голоса за «Наступление ночи» доктора Айзека Азимова. Я думал, что пройдут и его романы о Фонде, но они получили только три голоса. Жаль, потому что его планета-библиотека помогла бы нам узнать, что такое наши твари, откуда они взялись — и как их одолеть.
— Это я виновата, тетя Шельма. Папа говорил мне, что надо бы их прочесть, но я так и не собралась.
— Шельма, — сказал я, — мы можем через пять минут высадить тебя в Нью-Йорке. Доктор уже в преклонных годах — теперь он каждый год пишет меньше миллиона слов, — но он все еще любит хорошеньких девушек. Он должен знать, что есть и чего нет в этой Галактической Библиотеке — ведь он сам ее выдумал. Так что позвони ему. А еще лучше — посиди у него на коленках. Поплачь, если понадобится.