— Разрази меня гром, если я знаю. Какая разница, мисс Смит? Такие вопросы вы можете обсудить со своим адвокатом. Но вернемся к нашим баранам. Вы вспомнили что-нибудь, о чем Джейк Саломон не мог вам сообщить?

— Это трудно. Джейк очень долго занимался моими делами. Хм… Судья, вы позволите пожать вам руку?

— Что?

— Нам лучше сделать это под столом или там, где нас никто кроме мистера Трайна не увидит.

С озадаченным видом судья согласился. Затем он сказал:

— Черт возьми! Извините меня, мисс Смит, обменяйтесь-ка рукопожатием с Алеком.

Джоанна сделала это, став спиной к остальным, чтобы те ничего не видели. Мистер Трайн, удивившись, прошептал что-то ей, она ответила ему тоже шепотом.

— Босс, что это значит?

— Это по-гречески. Позже объясню, дорогая… хотя девушкам этого не следует знать.)

Мак-Кемпбелл спросил:

— Вас не мог этому научить мистер Саломон?

— Спросите его. Джейк был Варваром, а не Греком

— Конечно, я был Варваром, — ответил Саломон. — У меня не было мужества стать выставочным Евреем в собрании, которое не хотело изменить свой устав.

— Похоже, мисс Смит является членом тайного братства, в котором состоим мы с судьей. Она наш брат… вернее, сестра. Что ж, судья, членство в нашем братстве Иоганна Смита и мистера Саломона легко установить по документам. В то же время я нахожу это доказательство вполне убедительным.

— Я хочу кое-что добавить, — сказала Джоанна. — Брат Алек, конечно, вы должны навести справки обо мне и о мистере Саломоне. Но ищите меня в архивах братства под именем Шмидт, а не Смит, поскольку в 1941-ом я изменил свою фамилию. Но вы оба знаете о нашем братском фонде помощи?

— Да.

— Конечно, мисс Смит.

— Когда меня посвящали в члены братства, фонда еще не было. Я был тогда на первом курсе. Фонд был открыт во время второй мировой, а несколько лет спустя я помог увеличить его и был одним из его доверенных казначеев с пятьдесят шестого до конца восьмидесятых, когда я перестал заниматься общественной деятельностью. Судья, весной семьдесят восьмого вы брали из фонда тысячу пятьсот долларов.

— Да, брал. Но я возместил эту сумму и, в конце концов, пожертвовал в фонд такую же сумму в соответствии с нашими правилами.

— Рада это слышать. Я имею в виду последнее: сумму-то вы возместили еще при мне. Я был прижимистым казначеем, судья, и никогда не давал ссуду, не будучи уверенным, что она действительно необходима, а не просто облегчит жизнь ленивому студенту. Мне рассказать обстоятельства, которые побудили меня дать вам ссуду?

Судья заморгал.

— Пожалуй, не надо. По крайней мере, не сейчас. Алек знает эти обстоятельства.

— Да, — подтвердил Алек. — Сам бы одолжил ему денег, если бы они у меня были.

— В чем здесь дело, босс?

— Случай «ревматической лихорадки», дорогая.

— Деньги на аборт?

— Нет-нет, он женился на той девушке… а я тут как тут, раскапываю его тайну.

— Сука!

— Нет, Юнис… мои внучки не знают, о чем я говорю; Джейк тоже не знает.)

— Я не вижу оснований для обсуждения этого вопроса, — продолжала мисс Смит,

— если, конечно, судья не захочет обсудить его с глазу на глаз. Кстати, если захотите, судья, я расскажу вам кое-что очень смешное о родословной моих любящих внучек. Даже самая лучшая семья не без урода, а семья Шмидтов никогда не была образцовой. Мы — неотесанная деревенщина, и я, и мои потомки. Единственное, что выделяет нас из толпы — большая куча денег.

— Мы сделаем это позже, мисс Смит. Сейчас я готов вынести временное решение. Адвокаты готовы?

— Я готов, судья.

— Мне нечего добавить, ваша честь. Мак-Кемпбелл соединил два указательных пальца.

— Удостоверение личности не может зависеть от отпечатков пальцев, строения сетчатки глаза или от подобных традиционных свидетельств. Джон Доу мог остаться без рук и без ног и лишиться глаз, покалечиться и повредить себя так, что даже его дантист не смог бы его распознать — и все-таки он остался бы Джоном Доу, и его номер в Социальной безопасности не изменился бы. С вами, мисс Смит, случилось нечто похожее, если предположить, что вы действительно Иоганн Себастьян Бах Смит… хотя я рад отметить, что на вас нет никаких шрамов.

Наш суд признает убедительным доказательство подлинности вашей личности, приведенное на этом заседании. Мы временно признаем вас Иоганном Себастьяном Бахом Смитом. Однако, — судья взглянул на Саломона, — теперь мы подходим к прецеденту Парсонса. Поскольку Верховный суд постановил, что вопрос жизни или смерти определяется мозговой активностью и больше ничем, то наш суд также постановляет, что личность можно идентифицировать только по мозгу и больше ни по чему. В прошлом не было необходимости делать такую оговорку. Теперь это совершенно необходимо. Мы полагаем, что любое другое решение не соответствовало бы решению Верховного суда по делу «Владение Генри М. Парсонса против Род-Айленда». Любое другое решение создало бы неразбериху в случаях, подобных этому. Личность, удостоверяется по мозгу.

А теперь, Джейк, я хочу свалить бремя доказательства на вас и вашего клиента. Вы должны быть готовы доказать, что мозг Иоганна Себастьяна Баха Смита был удален из его тела и пересажен в это тело, но так доказать, чтобы не осталось никаких сомнений.

Джейк кивнул.

— Я понимаю это, судья. Тот, кто хочет получить деньги по чеку, должен удостоверить свою личность… это совершенно верно. Но сегодня нас застали врасплох.

— Суд тоже застали врасплох… и вот что, Алек, я когда-нибудь застану вас врасплох… и для этого мне не потребуется взрывающаяся сигара. Черт возьми, вы должны были предупредить судью и адвоката!

— Извините, ваша честь. Я слишком поздно получил указания своих клиентов.

— Вы должны были просить об отсрочке разбирательства до начала заседания. Ну ничего, разбирательство было поучительным. Мисс Смит, вы были взяты под опеку суда и мистер Джекоб Саломон был назначен вашим опекуном по одной-единственной причине: в то время вы не могли управлять своими делами из-за перенесенной вами операции. Ваша болезнь с медицинской точки зрения не имела ничего общего с безумием или другим умственным заболеванием. Вы были в длительном бессознательном состоянии, которое явилось следствием хирургической операции, и не более. Теперь вы в сознании, похоже, вы хорошо себя чувствуете, и суд принимает к сведению, что во время этого разбирательства вы были в здравом уме и твердой памяти. Поскольку единственное условие, из-за которого вас взяли под опеку — бессознательное состояние — больше не существует, опека отменяется, а мистер Саломон освобождается от функций опекуна. В чем дело, Алек?

— Прошу слова! Как адвокат истца я должен просить занести в протокол мой протест.

— На каких основаниях?

— Как?! Отсутствие свидетельств экспертов о дееспособности мисс Смит.

— У вас готовы эксперты для ее опроса?

— Конечно.

— Джейк?

— Да. Ждут вызова.

— Сколько?

— На одного больше, чем у Алека, сколько бы у него ни было.

— Я так и знал, и если мы начнем экспертный опрос сейчас и позволим каждому из них удовлетворить свое маленькое честолюбие, то рыбка в Новой Шотландии умрет от старости. Но подождите, Алек… Для установления недееспособности этой персоны не привлекались эксперты; речь шла лишь о потере сознания, которое теперь восстановлено. Алек, я заношу ваше возражение в протокол, но ваше требование медицинского осмотра не имеет оснований… и на этот раз бремя доказательств лежит на вас. Истцам придется продемонстрировать нечто большее чем желание наложить лапы на огромное состояние, что поставлено на карту в этом деле. Каждый гражданин, каждый человек изначально считается правомочным и дееспособным, а это значит, что все — вы, я, Джейк, мисс Смит, истцы и тот вахлак, что выносит мусор из бара — все правомочны. Наш суд не станет устанавливать чрезвычайно нехороший прецедент, позволив вам или кому бы то ни было подвергать человека обследованию на умственную полноценность без достаточных на то оснований. Хотя, Джейк…