Сам Монро-Альфа Клиффорд так не думал.

— Знаете, в чем ваша беда, дружище? — Гамильтон наставительно ткнул в его сторону пальцем. — По глупости вы ломаете голову над тем, чего не знаете. Ведь ваши конструкторы уверяют, что сделали все возможное, чтобы исключить из вашего «я» те черты, которые заставили вашего милого прадедушку Уиффенпуффа разводить ужей-полосатиков в собственной шляпе. Существует, конечно, вероятность, что им это удалось не в полной мере. Но кто заставляет вас верить в это?

— Мой прадед ничего подобного не делал. Некоторая склонность к агедонизму, тенденция к…

— Так зачем же вести себя так, словно его надо было выгуливать в наморднике? Вы меня утомляете. Родословная у вас чище, чем у девяноста девяти человек из ста, а карта хромосом четче и правильней шахматной доски. А вы все скулите по этому поводу. Как понравилось бы вам оказаться дикорожденным? Носить перед глазами линзы? Страдать от дюжин отвратительнейших болезней? Или оказаться без зубов и жевать искусственными челюстями?

— Разумеется, никто не хочет быть дикорожденным, — задумчиво отозвался Монро-Альфа, — впрочем, те из них, с кем я сталкивался, выглядели достаточно счастливыми…

— Тем больше у вас оснований покончить со своими страхами. Что вы знаете о болях и болезнях? Вы не можете судить о себе сегодняшнем, как рыба не в силах оценить воду. Доход у вас втрое больше, чем вы способны истратить; высокое положение и любимая работа — чего еще желать?

— Не знаю, Феликс, не знаю… Но чего-то, сам не понимаю чего, мне не хватает. И не давите на меня больше.

— Ну хорошо, простите меня. Займемся лучше обедом.

В буйабессе было несколько крупных крабьих ног, и Гамильтон положил одну из них на тарелку Клиффорда. Монро-Альфа с сомнением посмотрел на деликатес.

— Не будьте столь подозрительны, — посоветовал Гамильтон. — Смелее, попробуйте.

— Как?

— Возьмите ее в руки и раздавите скорлупу.

Монро-Альфа попытался последовать его совету, однако отсутствие опыта не замедлило сказаться — жирная, скользкая крабья нога выскользнула у него из пальцев; он попытался было ее поймать, но она улетела за перила балкона. Монро-Альфа стал подниматься из-за стола, но Гамильтон удержал его:

— Моя ошибка — мне и исправлять, — сказал он, и посмотрел вниз, на столик, оказавшийся прямо под их ложей.

Сам злосчастный дар моря Гамильтон заметил не сразу, хотя в том, куда именно он упал, сомневаться не приходилось. За столом сидели восемь человек, в том числе двое пожилых мужчин с нарукавными повязками, говорившими о том, что они безоружны, и четыре женщины. Одна, молоденькая и хорошенькая, промокала платком забрызганное платье; в стоявшем перед ней бокале, наполненном какой-то пурпурной жидкостью, плавала своенравная крабья нога. Увязать причину со следствием было не трудно.

Двое вооруженных участников застолья вскочили и впились взглядами в балкон. Юноша в ярко-алом прогулочном костюме уже положил ладонь на рукоятку излучателя и уже собрался было заговорить, однако второй, постарше, переведя холодные, опасные глаза с Гамильтона на своего юного компаньона, остановил его.

— С вашего позволения, Сирил, — проговорил он, — это мое право.

Молодой задира был явно раздосадован; тем не менее, он напряженно поклонился и опустился на стул. Старший чопорно вернул ему поклон и вновь повернулся к Гамильтону. Кружева его манжет касались кобуры, но до оружия он не дотронулся — пока.

Гамильтон встал и наклонился, положив обе руки на перила так, чтобы их было хорошо видно.

— Сэр, моя неуклюжесть испортила вам удовольствие от трапезы и нарушила ваше уединение. Я глубоко виноват.

— Должен ли я понимать, что это произошло случайно, сэр? — Взгляд мужчины оставался по-прежнему холодным, однако к оружию он не потянулся. Но и не сел.

— Уверяю вас, сэр, и покорно прошу меня извинить. Не окажете ли вы мне любезность, позволив возместить причиненный ущерб?

Человек опустил взгляд — не на юношу в алом, а на девушку в забрызганном платье. Та пожала плечами.

— Вашего предложения уже достаточно, сэр.

— Сэр, вы оставляете меня в долгу.

— Нисколько, сэр.

Они обменялись поклонами и уже были готовы занять свои места, когда из противоположной ложи балкона раздался выкрик:

— Где ваша повязка?

Оба посмотрели в ту сторону; один из собравшейся там компании — по-видимому, вооруженной, поскольку повязок ни у кого не было видно — перегнулся через перила и уставился на них с откровенной наглостью.

— Мое право, сэр, не так ли? — обратился Гамильтон к человеку внизу.

— Ваше право. Желаю удачи, — тот сел и повернулся к сотрапезникам.

— Вы обращались ко мне? — поинтересовался Гамильтон у крикуна с балкона.

— К вам. Вы слишком легко отделались. С вашими манерами надо обедать дома — если у вас есть дом, — а не в обществе воспитанных людей.

— Он пьян, — коснувшись руки Гамильтона, шепнул Монро-Альфа. — Не связывайтесь с ним.

— Знаю, — чуть слышно отозвался Феликс. — Но он не оставляет мне выбора.

— Может быть, его друзья вмешаются?

— Посмотрим.

Приятели буяна и в самом деле попытались его утихомирить. Один из них успокаивающим жестом прикрыл рукой кобуру задиры, но тот резко ее стряхнул. Он явно играл на публику — весь ресторан притих, посетители демонстративно не обращали внимания на происходящее, хотя это было не более чем позой, маскировавшей всеобщий интерес.

— Отвечайте! — потребовал буян.

— Отвечу, — спокойно произнес Гамильтон. — Вы перебрали и потому не в силах контролировать собственные слова. Друзья должны обезоружить вас и надеть на вас повязку. А не то какой-нибудь вспыльчивый джентльмен может не заметить, что ваши манеры нацежены из бутылки.

Позади буяна возникло какое-то движение и перешептывание, там явно совещались, не внять ли совету Гамильтона. Один из спутников снова попытался урезонить задиру, но тщетно.

— Это вы что, о моих манерах? Вы, ошибка планировщиков!

— Ваши манеры, — спокойно возразил Гамильтон, — столь же отвратительны, сколь и ваш язык.

Буян выхватил излучатель, рука его взметнулась, намереваясь, очевидно, полоснуть лучом вниз.

Ужасающий гром кольта сорок пятого калибра заставил всех вооруженных граждан вскочить в полной боевой готовности — излучатели в руках, глаза насторожены. Но готовиться было уже не к чему. Коротко и пронзительно засмеялась женщина. Смех ее разрядил общее напряжение; пожимая плечами, мужчины садились на свои места. Подчеркивая свое безразличие к тому, что делается вокруг, все вернулись к прерванной трапезе.

Противника Гамильтона поддерживали под руки двое приятелей. Выглядел он совершенно трезвым и крайне удивленным. Возле правого плеча в рубашке его зияла дыра, вокруг которой расплывалось красное пятно. Один из поддерживающих его людей помахал Гамильтону свободной рукой с открытой ладонью. Феликс тем же жестом принял капитуляцию. Потом кто-то задернул занавески противоположной ложи.

Со вздохом облегчения Гамильтон опустился на подушки.

— Вот так мы и теряем крабов, — заметил он. — Хотите еще, Клифф?

— Нет, спасибо, — отозвался Монро-Альфа. — Я предпочитаю пищу, которую едят ложками. Ненавижу перерывы во время обеда. Он мог убить вас.

— И оставить вас расплачиваться за обед. Такое крохоборство вам не к лицу, Клифф.

— Вы же знаете, что это не так, — раздосадованно возразил Монро-Альфа. — У меня слишком мало друзей, чтобы я мог позволить себе легко терять их в случайных ссорах. Надо было занять отдельный кабинет — я же предлагал.

Он дотронулся до кнопки под перилами, и шторы закрыли арку, отгородив их от общего зала. Гамильтон рассмеялся.

— Немного возбуждающего полезно для аппетита.

В противоположной ложе человек, жестом признавший капитуляцию, яростно выговаривал раненому:

— Ты дурак! Неуклюжий идиот! Ты все испортил!

— Я ничего не мог поделать, — протестовал раненый. — После того, как он уступил право, мне оставалось только изображать пьяного и делать вид, будто я имел в виду другого, — он осторожно пощупал кровоточащее плечо. — Во имя Бога, чем это он меня прожег?