Командиром партии первопроходцев был назначен Поль дю Морье, новый помощник руководителя скаутского отряда «Пришельцев», который и взял меня поваром. Он был моложе многих своих подчиненных, но бдительно следил за порядком, вплоть до того, на каком боку мы засыпаем.

В тот понедельник Поль разбудил меня во второй половине дня, и я по-быстрому собрал легкий завтрак. А потом раздухарился и решил устроить настоящую пирушку. Все уже проснулись, отдохнули, и на боковую никто больше не собирался. Ну и накормил я их до отвала.

После чего мы расслабились и несколько часов подряд чесали языками. Я вытащил аккордеон — взял его в поход по требованию народа, то есть по настоянию Поля — и сыграл пару вещей. А потом снова завязался общий треп.

Спорили о том, где впервые зародилась жизнь. Джок Монтэгю, химик, вспомнил старую теорию, что раньше Солнце светило куда ярче.

— Помяните мое слово, — сказал он, — когда мы вышлем экспедицию на Плутон, она обнаружит там следы прежней жизни Жизнь так же вездесуща, как масса и энергия.

— Чепуха, — очень вежливо ответил мистер Вилла. — Плутон и планета-то не настоящая. Когда-то он был спутником Нептуна.

— Ну, значит, на Нептуне, — не сдавался Джок. — Жизнь существует во всей Вселенной. Вот попомните мои слова: когда проект «Юпитер» развернется по-настоящему, они найдут жизнь даже на Юпитере.

— На Юпитере? — взорвался мистер Вилла. — Джок, я тебя умоляю! Метан, аммиак и холод, словно мачехин поцелуй. Ты, должно быть, шутишь. Да на поверхности Юпитера даже света нет, там же тьма кромешная!

— Я сказал и еще раз повторю, — не унимался Монтэгю. — Жизнь вездесуща. Где есть масса и энергия плюс условия, позволяющие образоваться большой устойчивой молекуле, там обязательно возникнет жизнь. Посмотрите на Марс. Или на Венеру. Или на Землю, самую опасную из всех планет. Или на пояс астероидов — бывшую планету.

— Что ты об этом думаешь, Поль? — спросил я.

— А ничего не думаю. Данных маловато, — мягко улыбнулся командир.

— Вот! — сказал мистер Вилла, — Вот слова мудрого человека. Скажи нам, Джок, с какой стати ты возомнил, что можешь судить о таких вещах?

— Да, я не специалист, и в этом мое преимущество, — важно проговорил Джок. — В философском споре факты только мешают.

Затем тему сменили. Главный агроном, мистер Сеймур, сказал:

— Меня не так уж беспокоит, откуда происходит жизнь. Меня больше волнует, как она будет развиваться здесь.

— И как же? — заинтересовался я.

— Что мы собираемся сделать из этой планеты? Мы можем превратить ее во что захотим. На Марсе и Венере была своя культура. Мы не имели права сильно менять эти планеты и заселять их целиком не будем. А спутники Юпитера — дело другое; тут все в нашей власти. Говорят, человеческая приспособляемость не имеет границ. Я бы сказал — наоборот: человек не столько адаптируется сам, сколько адаптирует к себе окружающую среду. Здесь мы, безусловно, именно этим и занимаемся. Но как?

— Мне всегда казалось, что все задумано неплохо, — отозвался я. — Мы положим начало новым центрам, потом сюда придут люди и обживут эти места, как Леду.

— Да, но до каких пределов? Сейчас регулярные рейсы совершают три корабля. В недалеком будущем каждые три недели к нам будет прилетать по кораблю, затем каждую неделю, затем каждый день. Если мы не проявим бдительности, здесь, как и на Земле, придется вводить нормированные рационы. Билл, ты знаешь, с какой скоростью растет на Земле население?

Я признался, что не имею понятия.

— Каждый день рождается на сто тысяч человек больше по сравнению с предыдущим. Подсчитай-ка.

Я прикинул.

— Получается… э-э… что-то около пятнадцати-двадцати кораблей в сутки. И все же я думаю, что они сумеют их построить.

— Да, но куда мы денем этих людей? Ежедневно здесь будет высаживаться вдвое больше народу, чем сейчас живет на планете. И не только по понедельникам — по вторникам, средам, четвергам, и так целую неделю, месяц, год, чтобы стабилизировать численность населения Земли. Говорю тебе, из этого ничего не выйдет. Придет день, когда мы вынуждены будем полностью прекратить иммиграцию. — Он воинственно огляделся по сторонам, готовый опровергнуть любые возражения, которые не заставили себя ждать.

— Ох, Сеймур, не выступай! — раздался чей-то голос. — По-твоему, этот мир принадлежит тебе только потому, что ты прилетел раньше других? Ты просто просочился сюда, пока не было строгих ограничений.

— С математикой не поспоришь, — не сдавался Сеймур. — Надо как можно быстрее добиться того, чтобы Ганимед перешел на самообеспечение — и захлопнуть за собою дверь!

— Это не понадобится, — покачал головою Поль.

— То есть? — изумился Сеймур. — Как это? Объясни мне. Ты же представитель комитета: какой хитроумный ответ спрятан у него в заначке?

— Никакого, — сказал Поль. — И подсчеты твои верны, только выводы неправильны. Ганимед и вправду должен себя обеспечивать, но страшную картину с дюжиной пассажирских кораблей в день ты можешь забыть.

— Почему, позвольте спросить?

Поль оглядел всех нас и сконфуженно улыбнулся:

— Вы в состоянии выдержать небольшую лекцию о динамике роста населения? Боюсь, у меня нет такого преимущества, как у Джока: в этом вопросе я более или менее специалист.

— Валяй, — отозвался кто-то. — Просвети его.

— О'кей, — согласился Поль. — Вы сами напросились. Как правило, люди считают, что колонизацию затеяли для того, чтобы избавить Землю от перенаселения и угрозы голода. Более далекого от действительности представления и придумать нельзя.

— Чего? — сказал я.

— Минуту терпения. Маленькая планета физически не в состоянии поглотить прирост населения большой планеты, как верно заметил Сеймур. Но существует еще одна причина, почему нам не грозит приток иммигрантов по сотне тысяч в день. Психологическая причина. Число людей, желающих эмигрировать (даже если прекратить отбор), никогда не сравняется с количеством новорожденных. В большинстве своем люди просто не хотят уезжать из дома. Они не любят трогаться с обжитых мест, и уж тем более в такую даль.

— Тут я с тобой согласен, — кивнул мистер Вилла. — Человек, желающий эмигрировать, — это странное животное. Редкой породы.

— Верно, — сказал Поль. — Но давайте предположим на минуту, что каждый день будет набираться сто тысяч желающих и Ганимед вместе с другими планетами сможет их принять. Облегчит это положение там, дома? Я имею в виду, на Земле? Ответ: нет, не облегчит.

Было похоже, что лекция окончена. Я не выдержал:

— Прости за тупость, Поль, но почему не облегчит?

— Билл, ты изучал хоть немного биономию?

— Немного.

— Математическую биономию населения?

— Э-э… нет.

— Но тебе наверняка известно, что после самых опустошительных войн, какие бывали на Земле, численность населения всегда возрастала по сравнению с довоенной, сколько бы народу ни погибло. Жизнь не просто вездесуща, как сказал Джок; жизнь эксплозивна. Основной закон математической биономии, из которого не было обнаружено ни единого исключения, гласит, что население растет всегда — и отнюдь не в соответствии с запасами продовольствия. Оно растет до тех пор, пока еды хватает, чтобы хоть как-то поддерживать жизнь, то есть до грани голодания. Иными словами, если мы будем откачивать по сотне тысяч человек ежедневно, прирост населения на Земле увеличится до двух сотен тысяч в день, чтобы достичь биономического максимума, соответствующего новой экологической динамике.

На мгновение воцарилась тишина; мы просто не знали, что сказать. Наконец Сергей пришел в себя:

— Мрачную картинку ты нарисовал, командир. И каков же ответ?

— А его не существует.

— Я не так выразился. Я хочу сказать: есть ли какой-нибудь выход?

Поль произнес всего одно слово из двух слогов — так тихо, что мы не расслышали бы его, если бы не мертвая тишина. Он сказал:

— Война.

Народ в палатке зашевелился, загудел: идея казалась немыслимой.