Совершеннейшее счастье во Господе по протекции самого благословенного Фостера.
— Поразительно! — воскликнула Джилл.
Тетушка Патти явно не придерживалась диеты и за время их знакомства не занималась никакими упражнениями, а Джилл, как медсестра, прекрасно знала, какие шрамы оставляет операция по подтягиванию груди. Нет, к этой татуировке скальпель хирурга не прикасался.
Майк же про себя решил, что Пат сама научилась «придумывать» свое тело таким, каким ей хотелось его видеть, но по неведению приписала результат Фостеру. Он учил Джилл контролю над телом, но ей надо было сначала получше освоить марсианский язык, а уж потом она могла полностью овладеть этим умением. Впрочем, куда торопиться; ожидание принесет свои плоды.
Пат же продолжала:
— Я хотела, чтобы вы увидели, на какие чудеса способна Вера. Но главные изменения — внутри! Радость! Богу ведомо, что я плохой проповедник, но все же я попытаюсь объяснить вам. Во-первых, надо было понять, что все так называемые «церкви» — всего лишь ловушки дьявола. Наш возлюбленный Христос проповедовал истинную веру, говорил Фостер, и я ему верю. В средние века слова Иисуса была извращены и искажены так, что он сам их не узнал бы. Поэтому и был послан на Землю Фостер, дабы объявить Новое Откровение и придать учению былую чистоту. — Патриция Пайвонски подняла перст и внезапно превратилась в жрицу, облаченную в святость и мистическую символику. — Бог хочет, чтобы мы были счастливы. Он наполнил мир вещами, которые способны сделать нас счастливыми. Разве обратил бы Господь сок винограда в вино, если бы не желал, чтобы мы пили и веселились? Он оставил бы его соком… или превратил бы его в винный уксус, из которого нельзя извлечь даже улыбки. Разве это не правда? Конечно, он вовсе не рассчитывал, что люди будут напиваться как скоты, лупить своих жен и бросать детей. Он дал нам дивные вещи, чтобы мы наслаждались ими, а не гадили их. Если вам нравится пить и даже напиваться среди друзей, познавших Свет, и это понуждает вас пускаться в пляс или громко возносить хвалу Богу за его доброту, то почему бы и нет? Бог создал алкоголь. Он же создал и ноги; он сотворил так, чтобы в танце сделать человека счастливым… — Патриция помолчала. — Налей-ка мне еще стаканчик, дорогая. Ремесло проповедника вызывает жажду… только не лей слишком много имбирного эля — хлебный виски хорош сам по себе… И это еще не все. Если Бог не хотел, чтоб женским телом восхищались, он создал бы его безобразным, это ведь понятно, не так ли? Бог не какой-нибудь обманщик. Он сам запустил эту игру, и он не мог сделать ее для нас — олухов — безвыигрышной, как мухлюют с рулеткой в игорных домах городка, где хозяйничает жулье. Бог не станет посылать в ад людей, проигравших в жульнической игре!
Ладно! Бог хочет, чтобы мы были счастливы, и он повелел нам любить друг друга. Любить даже змею, если бедняжка нуждается в любви. Любите ближнего… и оставьте пощечины лишь для служителей сатаны, старающихся сбить вас с предназначенного пути и завести прямехонько в ад. И под «любовью» Бог понимает не жиденькую любовишку старой девы, боящейся оторвать глаз от молитвенника, дабы не узреть плотского искушения! Если Бог ненавидит плоть, то зачем же он сотворил ее так много? Бог не слюнявый неженка! Он сотворил Большой Каньон, и летящие по небу кометы, и циклоны, и жеребцов, и землетрясения — так разве может он, создавший все это, отвернуться и практически напустить в штаны только потому, что какая-нибудь девушка нагнулась чуть-чуть ниже и парень увидел ее титьку? Ты знаешь, что это не так, и я тоже знаю. Когда Бог повелел нам любить, он вовсе не собирался нас обжулить. Он имел в виду именно любовь. Люби крохотных детишек, которым постоянно нужны сухие пеленки, люби сильных, пропахших потом мужчин, люби их так, чтобы было больше ребятишек, нуждающихся в любви, а в промежутках между родами просто люби, потому что любовь — это благо.
Конечно, это не значит, что любовью следует торговать, так же как бутылка хлебного виски вовсе не означает, что я обязательно должна напиться и ввязаться в драку с полицейским. Продавать любовь нельзя, как нельзя купить радость, — на них нет ярлычка с ценой… а если вы думаете, что есть, то вам открыта дорога в ад. Но если вы отдаете любовь с открытым сердцем и берете в обмен то, чего у Бога хватает с запасом, то дьявол до вас не доберется! Деньги? — Она взглянула на Джилл. — Милочка, да разве ты совершишь обряд разделения воды, скажем, за миллион долларов? Или за десять миллионов? Причем без вычета налогов?
— Конечно, нет!
— Майкл, ты грокк это?
— Почта во всей полноте, Джилл. Это ожидание.)
— Понимаешь, милочка? Я знала, что в вашей воде — любовь. Вы ищущие и уже близки к Свету. Но раз вы двое, благодаря той любви, которая переполняет вас, «разделили воду и стали расти ближе», как говорит Майк, то я смогу поведать вам о вещах, которые обычным ищущим недоступны.
Достопочтенный Фостер, то ли рукоположенный самим собой, то ли Господом Богом, — в зависимости от того, каким авторитетам верить, — инстинктивно улавливал пульс своего времени лучше, чем опытный циркач проникает в душу олуха-зрителя. Культура, известная как «Америка», на протяжении всей своей истории отличалась двуликостью. Ее законы были пуританскими, ее скрытая суть — скорее раблезианской; ее главные религии — аполлоническими, обряды и ритуалы ближе к дионисийским. В двадцатом веке (христианская эра Терры) нигде на Земле секс не подавлялся так сильно, как здесь, но и интерес к нему был необычайно высок.
Фостер, подобно другим великим религиозным лидерам этой планеты, обладал двумя качествами: у него была необыкновенно магнетическая натура, а в сексуальном отношении он даже близко не подходил к понятию земной «нормы». На Земле великие лидеры были или целомудренны, или сексуально озабочены. Так вот, Фостер уж никак не был целомудренным.
Не были такими и его жены, и его жрицы, — утверждение духовного возрождения, согласно Новому Откровению, сопровождалось ритуалом, самой природой предназначенным, чтобы «расти ближе».
В истории Терры существовало много культов, использовавших ту же технику, но в Америке до появления Фостера они были слабо представлены. Фостера не раз изгоняли из родного города, пока он не довел до нужной кондиции метод, позволивший ему широко распространить свой дурнопахнущий культ. Он щедро заимствовал у масонов, коммунистов, католиков и рекламных агентств Мэдисон-Авеню, а еще шире — у более ранних писаний, создавая Новое Откровение. Это кушанье было изрядно подслащено идеями о возврате к раннему христианству. Фостер основал «внешнюю церковь», которую мог посещать любой желающий. Выше нее стояла «средняя церковь», для мира именовавшаяся «Церковью Нового Откровения»; там счастливые спасенные платили церковную десятину, пожинали плоды все расширяющегося церковного бизнеса и без памяти веселились на бесчисленных фестивалях Радости, завершающих службу. Все их грехи были прощены, а возможности совершить новые у них почти не оставалось, раз они поддерживали свою церковь, были честны в делах с братьями-фостеритами, предавали проклятиям грешников и были счастливы. Новое Откровение не поощряло прилюдного распутства, а при обсуждении взглядов на сексуальное поведение соблюдало сугубую таинственность.
«Средняя церковь» поставляла штурмовиков. Фостер позаимствовал опыт уоббли[281] начала двадцатого века: если местные обыватели пытались подавить движение фостеритов, те собирались в этом городке в таком множестве, что ни тюрьмы, ни полиция не могли с ними справиться, и тогда у копов трещали ребра, а тюрьмы брались штурмом.
Если же прокурор был смел и возбуждал уголовное дело, его обычно не удавалось доказать. Фостер, получив опыт под огнем, заботился о том, чтобы судопроизводство велось с соблюдением каждой буквы закона. Ни один фостерит не был осужден как таковой ни Верховным Судом США, ни впоследствии — Высшим Судом Федерации.
