— Спите… спите… вы уже уснули… Друзья, она в глубоком трансе. Может быть, те джентльмены, что готовили кровать, уложат мадам Мерлин? Осторожней…
Девушку в состоянии почти трупного окоченения перенесли на койку.
— Благодарю вас, джентльмены.
Фокусник взял все еще висевшую в воздухе волшебную палочку и указал ею на стоявший в глубине сцены столик. Простыня, отделившись от груды сложенных на столике предметов, подлетела к фокуснику.
— Прикрой ее, закрой лицо, люди не любят, чтобы на них пялились во сне. Благодарю вас, джентльмены, пройдите, пожалуйста, на свои места… Отлично! Мадам Мерлин, вы меня слышите?
— Да, доктор Аполло.
— Вы сейчас крепко спите. А теперь ваше тело становится легче. Вы спите на облаках. Вы плывете… — Окутанная простыней фигура поднялась над койкой примерно на фут. — Осторожно! Не улетите!
Какой-то мальчишка объяснял желающим шепотом:
— Когда он закрыл ее простыней, она провалилась через люк… а это просто каркас из проволоки. Сейчас он сорвет простыню, каркас сложится и исчезнет. Так-то всякий сможет.
Аполло не обращал внимания на мальчишку.
— Выше, мадам Мерлин, еще выше! Вот так… — Закутанная фигура парила в шести футах над сценой.
Мальчишка снова зашептал:
— Там такой стальной прут, который нам не виден. Он вон там — за краем простыни, что свисает до самой койки.
Доктор Аполло попросил добровольцев убрать койку.
— Койка ей не нужна, она спит в облаках. — Он повернулся к плавающей фигуре и притворился, будто прислушивается к чему-то. — Громче, пожалуйста! Вот как? Она говорит, что простыня ей мешает.
(…Сейчас каркас исчезнет…)
Фокусник сорвал простыню. Аудитория даже не обратила внимания, что та тут же куда-то пропала. Все смотрели на мадам Мерлин, спящую в воздухе в шести футах от пола сцены. Товарищ того парнишки, которому досконально все было известно о фокусе, спросил, а где же стальной прут? Тот ответил:
— Надо смотреть туда, куда он не хочет, что б ты глядел. У них тут такое освещение, что лампы слепят нам глаза.
— Довольно, сказочная принцесса, — произнес доктор Аполло, — дайте мне вашу руку. Проснитесь! — Он поставил ее на пол и помог спуститься.
— …Ты видел, куда он поставил ногу? Вот туда-то и спрятался прут. — Мальчик кивнул с довольным видом. — Просто трюк, всего и делов-то.
Фокусник продолжал:
— А теперь, друзья, будьте любезны, выслушайте внимательно выступление нашего ученого лектора профессора Тимошенко…
Его перебил зазывала:
— Не уходите! Только на нашем представлении и с одобрения совета университетов и департамента безопасности этого замечательного города мы предлагаем двадцать долларов без вычета налогов любому из вас, кто…
Объявление перешло в финал.
Циркачи начали убирать реквизит. Завтра надо было грузиться на поезд. Жилые палатки останутся для ночевки, но в главном куполе тут же служители принялись снимать подпорки.
Зазывала, он же собственник цирка и управляющий, вернулся обратно в купол, после того как финал кончился, и из зала выгнали нескольких олухов, прочно засевших в задних рядах.
— Смитти! Не уходи… Хозяин вручил фокуснику конверт и сказал: — Парень, мне очень жаль… но ни ты, ни твоя жена с нами в Падьюку не поедете.
— Я догадывался.
— Слушай, друг! Это не потому, что я к тебе плохо отношусь, — просто я должен заботиться о представлении. Мы берем чету экстрасенсов. Они работают чертовски здорово, а она еще дает сеансы френологии и гадает, а он жонглирует мячом. С тобой же, как известно, я договора на весь сезон не заключал.
— Я знаю, — согласился фокусник. — И не сержусь, Тим.
— Я рад, если так. — Зазывала помедлил. — Смитти, хочешь дам тебе совет?
— С удовольствием выслушаю тебя, — просто ответил фокусник.
— О'кей, Смитти, твои трюки великолепны. Но трюки — это еще не волшебник. Ты все время как-то выпадаешь из роли. Ты славный товарищ, занимаешься своим делом, никогда не подложишь другому циркачу свинью, всегда готов помочь. Но ты не настоящий циркач. Нет у тебя той изюминки, которая превращает этих олухов в круглых болванов. Настоящий фокусник заставляет деревенщину разинуть рот только тем, как он достает из воздуха четвертак. Вот, например, левитация — никогда я не видел номера лучше, но на дурачье он совершенно не действует. Ты не учитываешь их психологии. Возьми, например, меня. Я ведь даже четвертак из воздуха не достану. Я не умею делать ничего, кроме одного, но зато это одно делаю отлично. Я понимаю психологию деревенщины. Я знаю, что она хочет, даже если она сама этого не знает. Это и называется умением показать товар лицом, и оно равно необходимо и политику, и проповеднику, вещающему с кафедры, и фокуснику. Когда ты поймешь, что нужно олуху, то тебе не понадобится и половины инвентаря, лежащего в твоем сундуке.
— Думаю, ты прав.
— Я сам знаю, что прав. Зрителю нужны секс, кровь и деньги. Кровь мы ему предложить не можем, но зато позволяем надеяться, что глотатель огня или метатель ножей того и гляди совершит ошибку; денег тоже не даем: мы поощряем его склонность к жульничеству, а сами в это время тащим у него из кармана. Секса настоящего тоже нет, но почему семь из десяти покупают билет на финал? Да потому, что хотят видеть голую бабу. Мы показываем ему нечто совсем иное, и он уходит от нас довольный.
А что еще от нас нужно олуху? Тайна. Он хочет думать, что мир — это мир романтики, хотя дело обстоит как раз наоборот. Вот это и есть твоя работа. А ты этого не умеешь. Понимаешь, сынок, олухи знают, что твои трюки обман, но им хочется думать, что это не так. И ты должен им в этом помочь. Но этого умения у тебя нет.
— А как же его приобрести, Тим?
— Черт возьми! Этому надобно научиться самому. Возьми хоть твою придумку назвать себя «Человеком с Марса». Нельзя же требовать, чтобы деревенщина проглотила больше, чем она в состоянии проглотить. Они видели «Человека с Марса» по стерео или на фото. Ты действительно немного похож на него, но будь ты даже его двойником, все равно каждый олух понимает, что в бродячем цирке «Человека с Марса» быть не может. Это все равно, что шпагоглотателю взять псевдоним «Президент Соединенных Штатов». Дурню хочется верить, но позволять тебе унижать его высокое представление о собственных умственных способностях он не даст, каковы бы они там ни были в действительности. В общем, даже у дурня какой-то умишко всегда найдется.
— Я запомню.
— Разболтался я — все зазывалы приобретают такую привычку. Надеюсь, деньжонок у вас хватит? Вы на меня не злитесь? Черт, так у нас не полагается, но, может, вам нужен небольшой заем?
— Спасибо, Тим. Как-нибудь справимся.
— Ладно. Ну будь здоров! Пока, Джилл. — И он быстро вышел.
Почти тут же из-за кулис появилась Патриция Пайвонски уже в халате.
— Детки, Тим отказался от вашего номера?
— Мы и так собирались уйти, Пат.
— Я на него так зла, что подумываю о том же.
— Ну, Пат…
— И оставлю его без финала. Номера-то всегда найти можно, а вот финал, да еще такой, чтобы полиция к нему придраться не могла, это куда труднее!
— Пат, Тим прав, я не умею показать товар лицом.
— Ну… а мне вас будет не хватать. О Господи… Послушайте, до утра все свободны, давайте пойдем ко мне в палатку и посидим часок.
— Знаешь, Пат, — предложила Джилл, — лучше поедем к нам. Неужели тебе не хочется искупаться как следует в большой горячей ванне?
— Хм… тогда я захвачу с собой бутылочку.
— Нет, — возразил Майк, — я знаю, что ты пьешь, и у нас все уже приготовлено.
— Чудесно… вы ведь остановились в «Империале», верно? Мне надо посмотреть, в порядке ли мои детишки, и сказать Хони Буну, что я ухожу. Потом поймаю такси. Так что буду через полчаса, ладно?
Они уехали. Машину вел Майк. Это был маленький городок, автоматический контроль движения тут отсутствовал. Майк вел машину, точно придерживаясь скорости, максимальной для этой полосы, ловко проскальзывая в промежутки между машинами, которые Джилл замечала лишь тогда, когда они уже оставались позади. Майку это давалось без труда. Джилл же пока только обучалась его искусству. Майк растягивал свое индивидуальное ощущение времени до тех пор, пока жонглирование яйцами или езда в густом потоке машин с большой скоростью не становились простым делом, не требующим никаких усилий. Джилл подумала, как странно, что этот же самый человек еще месяц назад не мог справиться со шнурками от ботинок.
