– Лайя, – тихо произнес Фенрис, опускаясь возле неё, – я помогу…

Девушка, услышав его голос, поспешила утереть здоровой рукой слёзы, но подняться так и не решилась, впрочем, как и открыть глаза. Думать о том, как жалко она сейчас выглядит, было мучительно.

– Со мной всё будет в порядке. Сейчас перевяжу раны и вернусь, я же предупредила, что недалеко… – пробормотала она.

Он не стал отвечать, аккуратно оголил её травмированную руку и бок, не касаясь её ран, призвал магию. От его пальцев стал исходить холод, облегчая страдания тела, убирая горячую пульсацию травмы. Лайя не сдержала стона облегчения.

– Я столько раз был ранен и только сейчас понял, как мог использовать свои таланты, – тихо проговорил Фенрис. Он с нежностью провел пальцами по её лицу, убирая рыжие пряди в сторону. – Ты знаешь, что я доверяю твоим решениям, но прошу тебя, не делай больше ничего подобного, не посоветовавшись со мной. Ты говорила мне, что я больше не один. Так вот, и ты больше не одна.

Порыв заплакать снова стиснул горло, но уже по другой причине. Его слова так много значили для неё.

– Помоги мне, пожалуйста, – выдавила из себя Лайя, практически переступая через себя.

Фенрис оценил её попытку открыться и улыбнулся.

– Если только ты мне поможешь и скажешь, что нужно делать.

Руководствуясь её тихими приказами, Фенрис нанес нужные лекарственные мази, прикрыл тканью раны, а потом потянул на себя, пристраивая её спину на своей груди.

– Моя магия в твоём распоряжении… – прошептал он, бережно касаясь её руки.

Лайя не стала призывать их связь, а резко повернулась и впилась в его губы поцелуем. Властно. Требовательно. Не только его магия, сам он был для неё. Воспоминание о том, что его недавно касались губы другой, снова разожгли ярость ревности. Она усилила натиск, целуя жарче, глубже. Когда страсть Фенриса отозвалась такой же яростью, Лайя отстранилась и с триумфом бродила взглядом по его лицу, дразня, но больше не целуя.

Фенрис ответил насмешкой во взгляде. Собственнический порыв понял.

– Ты ревнуешь, – иронично заключил он.

– Да! – зло выпалила она. – Если ты ещё раз!.. Если она!..

Фенрис засмеялся и притянул её к себе, целуя в губы.

– Смешная, – ласково проговорил он и обнял. – Связывай уже нашу магию, восполни силы, и пойдем обратно.

Лайя сплела свои пальцы с его. Его сила радостно встретила её магию, сразу сливаясь, смешиваясь и растворяясь, становясь одним целым. Нежность и любовь, ревность и страсть, желание всецело обладать, живущее в их сердцах, нашли отражение в магии. Их общий, соединенный в одно целое, поток магии укутывал, неся исцеление и счастье, убаюкивая израненные одиночеством души.

Иримэ смотрела на спину Фенриса, удаляющегося вслед за ведьмой, и надеялась… Она и сама не знала, на что надеялась. Когда сквозь расстояние она почувствовала его магию, внутри всё сладко заныло. Все оттенки его льда она знала и любила. Хотелось вскочить и бежать за ним, к нему… Карие глаза азура остановили её порыв. Пришлось снова сесть на место. А ведь она даже не заметила, как вскочила. Следом донеслись отголоски ворожбы ведьмы. Секунды, и две силы смешались, переставая быть, становясь чем-то иным, настолько ярким и сильным…

Догадка поразила в самое сердце. Фенрис не любит ведьму – она околдовала его. Надежда снова разожгла жажду жизни. Нужно только придумать, как достучаться до него, как избавиться от влияния. Она не оставит его, не позволит ведьмовскому отродью затуманить разум.

Иримэ знала Фенриса всю свою жизнь. Они почти одновременно попали в Башню. Иримэ полюбила его в первую же встречу, когда была совсем юной. Она всегда искала его общества, старалась быть рядом, хоть он и был против.

Так они и выросли вместе. Молчаливый, угрюмый и замкнутый, сам по себе, Фенрис и она, Иримэ, что сияла яркой звёздочкой. Её природная красота и экзотичность расы вкупе с непревзойденным очарованием и умом никого не могли оставить равнодушными. За ней ухаживало много магов. В попытке найти замену Фенрису она периодически начинала отношения, но те всегда заканчивались провалом. Когда искренняя привязанность Иримэ стала слишком очевидной, то её ухажеры стали мстить странному эльфу. Вот только он уже тогда отличался силой и талантом и не позволял к себе недостойного поведения. Со временем все оставили угрюмого остроухого одиночку в покое, опасаясь связываться.

Когда пришла пора определяться с образом жизни, Фенрис загорелся идеей служить Инквизитору. Но роль ищейки его не устраивала. Он собирался стать кайнарис. За возможность бывать вне стен Башни без надзора отряда, эльф был готов положить жизнь. Иримэ же беспокоило другое: их пути разойдутся. Свои способности она знала и понимала, что ей и должности ищейки не видать, что уж говорить про кайнарис. И всё же любовь поднимала у неё не виданное раньше упрямство.

Она не была безнадежна в искусстве сражений, но и не так хороша, чтобы поступить на службу к Инквизитору. Всё же туда берут лучших из лучших. Но было то, что отличало её от всех остальных кандидатов, чем она и воспользовалась, обходя конкурсный отбор. По части сплетен, интриг и хитрости, шантажа ей не было равных. Чужие секреты и слабости были её оружием. Добыть их было несложно: с помощью красоты и обаяния, шикарного тела открывались любые двери в сердца.

Начинающих ищеек первое время ставят по двое в одну команду. Иримэ с нетерпением ждала своего задания вне стен Башни. За место рядом с Фенрисом ей пришлось дорого заплатить, причем не только монетами. Но оно того стоило. Опьяненный свободой эльф был счастлив и благосклонен к ней. То время было лучшим в её жизни: долгие дни, где она могла быть с ним рядом, и жаркие ночи, сводящие с ума… Солдаты их отряда всё понимали и не мешали, позволяя им быть вместе, давая чуть больше свободы, чем положено. Тогда же она и уговорила его взять медальон.

Иримэ пребывала на вершине блаженства, продумывала предстоящие совместные вечера, мечтала, но по возвращении в Башню всё вернулось на круги своя. Их общение больше никогда не выходило за рамки дружеского. Да и дружбой это было сложно назвать. Фенрис привык к её настойчивому вниманию и уже не избегал. Она тешила себя мыслью, что продолжала оставаться единственным магом, с которым он хоть иногда общался. И надеялась, что это что-то да значит. И хоть воспоминание о тех ночах обжигали душу тоской, со временем Иримэ научилась довольствоваться только общением. У неё, в отличие от людей, впереди было много времени, она дождется от него и любви.

Иримэ почувствовала его раньше, чем увидела. Он шел рядом с ведьмой, обнимая ту за плечи. Она что-то сказала – он улыбнулся и оставил легкий поцелуй. Что ведьма сделала с ним? Его любовь и трепет при виде этой рыжей девчонки чувствовались даже со стороны. Он так сжимал ведьму в объятиях, словно она была величайшим сокровищем его жизни. Что это, если не колдовство? И почему маги не умеют привораживать? Всегда получая то, что хотела, Иримэ впервые в жизни завидовала. Она всё отдала бы, лишь бы быть сейчас на месте Лайи, или, хотя бы, за умение так околдовывать.

Сели они возле азуров и мальчишки. О чем говорили, слышно не было. Спорили, но не зло, а как-то… Фенрис рассмеялся и чуть отклонился, опираясь на руки, вытягивая ноги поближе к костру… Иримэ пораженно выдохнула, не веря своим глазам. Это не её Фенрис. Её Фенрис был всегда собран, суров, молчалив и задумчив. Он был для неё кем-то недоступным и таким желанным. А сейчас он расслаблен и спокоен, умиротворен, словно в кругу близких или… семьи? Но… он же посреди леса, в бегах, в компании этих странных людей.

Когда стемнело, все стали устраиваться на ночлег. Увидев, что Фенрис направился к ней, Иримэ разволновалась. Умом понимала, что ничего хорошего от его визита не будет, но сердце упорно продолжало радоваться близости любимого. Он сел рядом.

– Что со мной теперь будет? – спросила тихо она, поворачивая к нему голову, открыто любуюсь его профилем.