– Расскажешь, что произошло? – услышала его голос.

– Я боюсь, – призналась она.

– Больше это не повторится, я же с тобой, – сказал Фенрис, прижимаясь подбородком к её макушке.

Лайя замерла в его объятиях, размышляя… Ему хотелось верить. Он был сейчас центром её мира, её смыслом. И если он говорит, что этого больше не повторится, то, может, стоит рискнуть? А вдруг станет легче?

Она глубоко вздохнула, решаясь, и заговорила:

– Однажды я приютила девочку двух лет, сиротой была, её родителей забрала Инквизиция. Не знаю за что. Она стала мне дочерью. Поселились в небольшом городке. Я лечила жителей, помогала с обучением грамоте. Мне говорили раньше, что нельзя надолго задерживаться на одном месте, что безопаснее жить вдали от всех, но тогда я ещё верила в людей, в здравый смысл… Тем более жители ко мне хорошо относились. Я думала, что даже узнай они правду, то будут на моей стороне. Мы с Сантаной, так звали девочку, прожили там вместе счастливых пять лет.

Лайя горько выдохнула и на мгновение зажмурилась, давая себе время собраться с духом.

– Однажды заболел младший сын старосты. Я не могла ему помочь, от его недуга не было лекарства. Сантана очень дружила с этим мальчиком и много плакала, когда видела, как плохо он себя чувствует. Я решила рискнуть и применила заклинание жизни. Хотела хоть ненадолго поддержать угасающую жизнь. Да и втайне надеясь, что случится чудо и его организм справится с болезнью. Но мальчик всё равно умер.

Лайя снова замолчала, ненадолго погружаясь в воспоминания, раз за разом прокручивая в голове то страшное решение, принятое во благо. Зачем пыталась спасти его? Если бы она только знала, что потом… вот так…

– Наверное, кто-то видел меня тогда, моё свечение при ворожбе, а может просто приравняли знахарство к ведьмовству. После смерти мальчика меня обвинили в колдовстве. Сказали, что я специально убила ребенка в угоду своей темной души. В одно мгновение селяне перечеркнули всю ту помощь, которую получали от меня раньше, забыли всё то хорошее, чему я способствовала. Они схватили и приволокли меня к моему дому. Били и держали. Кто-то из толпы крикнул, что с ведьмой надо поступать так, как и она с ними поступила. Что за смерть ребенка нужно расплатиться смертью другого ребенка. Ведьминого отродья. А потом… заперев… заперев в доме Сантану, подожги его… Я ничего не могла сделать…

Слезы потоком текли на рубашку эльфа. Лайю мелко затрясло. Фенрис сильнее прижал её к себе.

– Когда крики в доме затихли, и моя девочка… – голос её сорвался, задохнувшись на мгновение от боли. – Тьма, живущая во мне, вырвалась. Когда я пришла в себя, все были уже мертвы. Я до сих пор сожалею только о том, что не помню, как именно они умирали, – вспышка ненависти в голосе быстро сменилась опустошением, делая речь ровной, безэмоциональной. – Судя по состоянию их тел, в отключке я пролежала несколько дней. Я отползла и спряталась, не помню толком где. Как раз вовремя. Прибыл отряд с ищейкой. Мне повезло. Меня не заметили, и я смогла скрыться.

– Прости меня, – сказал вдруг Фенрис.

Лайя подняла голову и посмотрела на него.

– Той ищейкой был я, – горько усмехнувшись, проговорил эльф.

Она снова положила голову ему на грудь.

– Тебе не за что извиняться. Там был безликий служитель Инквизиции, не Фенрис.

– В любом случае я рад, что тогда не смог тебя найти, – прошептал эльф, опять устраивая подбородок на её макушку.

Говорить о бо́льшем не хотелось. Они замолчали, наслаждаясь теплом и близостью, мечтая, чтобы рассвет как можно дольше не наступал.

Солнышко уже вовсю светило, но Лайе так не хотелось просыпаться. Тепло, уютно и так восхитительно пахло. Чем-то очень волнующим. Как же хорошо вот так просыпаться в его объятиях. Она поворочала головой, носом закапываясь и утыкаясь в его шею. Губы коснулись его кожи мимолетным поцелуем. Рука сама скользнула и легла ему на живот – пресс мужчины сразу напрягся. Лайя снова поцеловала его солоноватую кожу на шее.

А потом открыла глаза, понимая, что, кажется, это не сон. Что она наяву лежит в обнимку с эльфом. Пара секунд на осознание, ещё несколько на воспоминание прошлого вечера… Девушка ошарашенно посмотрела на мужчину, затем на свою бесстыдную руку, лежащую на его животе, прямо на границе с брюками… Лайя воскликнула и вскочила, тут же прячась за дерево.

– Черт! Фенрис, черт… – Лучше бы она вчера умерла… Она обжималась с ним, как изголодавшаяся трактирная девка! Вечером и сегодня с утра… Черт! – Фенрис, прости меня, я…

Фенрис, как назло, молчал, никак не помогая ей объясниться.

– Это больше не повторится, просто вчера я была не в себе, я…

– Лайя, – услышала она крик Тэмина.

Она вышла из-за дерева. Тэмин пробежал и крепко обнял.

– Ты цела! – взволнованно зашептал танэри. – Я чуть с ума не сошел от переживания, никогда ещё не было так страшно за кого-то. – Он отстранился и осмотрел её, а потом повернулся к Фенрису и сказал: – Спасибо, что спас её.

Лайя бросила взгляд на эльфа. Он ничего не ответил. Его лицо снова застыло, выражая лишь безразличие. Девушке вмиг стало пусто и грустно, та частичка тепла, которая согревала её душу вчера, снова ушла. Фенрис уже отправился дальше, больше не собираясь терять времени на остановку. Чонсок последовал за ним.

– Ты нас так напугала, больше так никогда не делай, – попросил танэри и положил руку ей на плечо, увлекая за собой в путь.

Ни слов упрека, ни вопросов, что произошло, ни испуга за свою жизнь – лишь искреннее беспокойство за неё. Его всегда хитрые глаза сейчас смотрели так участливо и счастливо на неё, что Лайя улыбнулась.

– Хорошо, – невольно вылетело у неё обещание.

Тэмин развлекал её веселыми байками и рассказами – день прошёл легко и незаметно. Лайя часто смеялась, да и много шутила в ответ. Разве можно грустить рядом с ним? И лишь одинокая фигура эльфа не давала ей покоя. Поговорить бы с ним, объяснить… убрать с лица маску безразличия. Лайя помнила его вчерашнего, его настоящего… мечтала увидеть таким снова… Когда думала об этом, опять впадала в меланхолию. Тэмин чутко улавливал назревающую печаль и сразу же втягивал девушку в очередной спор.

Когда все остановились на ночлег, Лайя вызвалась искать дрова и хворост для костра, пытаясь хоть чем-то быть полезной, чтобы загладить свою вину за задержку в пути, но мужчины, не сговариваясь, единогласно решили, что она останется охранять сумки. Ей ничего не оставалось, как подчиниться.

Вскоре костер весело затрещал, все стали рассаживаться, собираясь поесть и отдохнуть. Лайя увидела, что Тэмин прошел мимо Чонсока, усаживаясь возле неё, хотя обычно сидел с другом. Выражение лица воина не оставляло сомнений – так и не помирились. Танэри упорно игнорировал обращенные на себя взгляды Чонсока и как ни в чем не бывало увлеченно ел. В итоге воин сердито поджал губы и отвернулся.

Лайя поспешила отвести взгляд, стараясь не таращиться на азуров, и принялась рассматривать языки пламени. Только спустя пару минут поняла, что огонь больше не пугает её. Это вызвало у неё детский восторг. Если бы было уместно, то и вовсе захлопала в ладоши. Выходит, тот откровенный разговор с Фенрисом помог ей!

– Как ты согласилась путешествовать в обществе трех мужчин? – вдруг услышала Лайя голос Чонсока и удивленно посмотрела на него, а потом перевела взгляд на Фенриса и Тэмина. Оба застыли, не сводя глаз с воина, тоже не понимая к чему вопрос. – Ты же осознаешь, что это может быть опасно?

– А мне есть чего опасаться? – настороженно произнесла девушка, переключая внимание на воина.

– Ты ничего о нас не знаешь, – с упреком произнес он.

Хищное выражение, которое промелькнуло во взгляде у Фенриса, не предвещало Чонсоку ничего хорошего. Лайя поежилась – такой Фенрис пугал её и напоминал о его прошлом.

– Мы же сами уговорили её идти с нами, – осторожно напомнил ему Тэмин.

– Это была твоя идея. Я был против, – в свою очередь напомнил ему Чонсок, а потом снова посмотрел на Лайю.