Две чашки крепкого кофе окончательно привели её в чувство. А вот от завтрака она всё же воздержалась.

Недолгие сборы, и все трое стояли во дворе, готовые отправляться дальше. В глазах Лайи застыла грусть. Ведьма скользила взглядом по дому, словно стараясь его хорошенько запомнить. Тэруми скривилась. Ей такого не понять. Её дом там, где Лайя. Всё остальное — лишь набор кирпичей и дерева, сложенных определённым образом.

Тэруми быстрым шагом направилась к Гиблому лесу. Она не оглядывалась, упрямо шла навстречу судьбе, какой бы та ни была.

Увидев знакомые строения, Чонсок пришпорил коня, и ещё раз…

«Здесь никого нет. Она не станет жить здесь. Слишком опасно, слишком близко к Гиблому лесу».

И всё равно надеялся, что сейчас дверь откроется и выбежит его маленькая танэри, а следом покажется рыжая ведьма. В то, что Лайя всё же мертва и Сэм убил её, пощадив только Тэруми, Чонсок отказывался верить. Они живы. Обе.

Он резко затормозил у дома и спрыгнул, забежал на крыльцо основного дома и ударил кулаком по двери, собираясь достучаться до жильцов. Дверь с грустным скрипом отворилась. Чонсок замер. Сердце пустилось в пляс, опутывая тело страхом и надеждой.

Он не сразу понял, что дверь была не заперта и только поэтому и открылась. Вначале ему показалось, что темные силы заманивают его в ловушку. Оружие тут же оказалось в руках. Когда здравый смысл вернул логику, Чонсок зашел внутрь и стал ходить, осматривая помещение.

Здесь явно кто-то жил. Он помнил, как выглядел дом раньше, и сейчас всё было иным. Мебель переставлена, много книг на полках, новая посуда. Именно новая, которую купили, но не успели воспользоваться. А ещё одежда в шкафу… Он вытряхнул содержимое одной из полок на кровать. Штаны и рубашки, куртки… Такие подошли бы худому мужчине или… Лайе. Это было настолько глупое в своей отчаянной надежде предположение, что Чонсок сам с себя усмехнулся.

Чонсок вернулся на кухню. Осмотр ничего нового не дал, кроме того, что он уже и так понял. Здесь кто-то жил. Раньше…

Усталость навалилась на него вместе с разочарованием. Раненое, воспаленное плечо разнылось. От голода свело желудок, а глаза стала сковывать тяжесть. Он так долго не спал…

— Тут никого нет, — вслух сказал себе он, пытаясь осознать правду. — Никого нет. Никого.

Куда идти? Что дальше делать? Он не знал. У него не было другого плана, была только цель добраться сюда.

Желание лечь и умереть Чонсок сразу же погасил, коря себя за малодушие. Он вышел во двор и посмотрел на второй дом. Место, где всё закончилось. Он медленно подошел к двери, толкнул её, замер на пороге. Здесь они были вместе последний раз, здесь и попрощались. Слово «навсегда» застряло, вызывая спазм.

Чонсок зашел в дом. Чувство, что он ступает в могилу, противно холодило кожу. Он быстрым шагом добрался до ближайшего окна и распахнул пошире ставни, запуская свет. Сразу стало легче дышать.

И если тот дом был ухоженным и явно жилым, то здесь царил хаос. Кругом валялись вещи: рубашки, туники, штаны, старые ботинки и высокие сапоги. Создавалось впечатление, что человек, который покидал это место, собираясь и перебирая свои вещи, просто бросал ненужное на пол.

Взгляд скользнул на спальное место. На прикроватной тумбочке лежала стопка книг. Острая грусть пронзила сердце, вызывая при этом улыбку. Здесь не могла жить его Руми. Она точно не стала бы читать перед сном. Она и книги не дружат.

Он увидел стену над кроватью. Деревянная поверхность на одном уровне была вся усеяна маленькими рытвинами. Так обычно выглядят дощечки для метания. Для метания…

Новая вспышка надежды заставила его суетливо осматриваться, стараясь зацепиться хоть за что-то, чтобы найти подтверждение… Он подхватил стоящие в углу старые высокие сапоги, рассматривая. Тайные карманы для метательных ножей… Он с замиранием сердца осмотрел остальную обувь. Та так же была с дополнительными карманами. Пристальному досмотру подверглись и куртки. Так много потайных отделений… Такие вещи вполне могла носить танэри… Если бы ей пришлось приспосабливать одежду, купленную в королевстве.

Чонсок сел на кровать и схватился за голову, заставляя себя думать рационально, трезво, спокойно. Он выдает желаемое за действительное. Здесь мог жить какой-нибудь охотник. Опять же… книги стоят… Тэруми не читает… Злость на себя за слепую надежду породила крик ярости. Он вскочил и перевернул тумбочку. Проклятые книги полетели вниз. Одна из них раскрылась, словно в насмешку смотря снизу страницами чьей-то истории.

Он снова закричал и схватил книгу, желая выместить свою злость хоть на чем-то. Часть страниц была безжалостно вырвана и брошена на пол. Чонсок снова смял в пальцах чуть пожелтевшие листы, как вдруг замер. На него смотрело собственное имя, выведенное её почерком.

Чонсок… Амэнэ… Чонсок… Амэнэ…

Так было написано между строк чужого текста. Между каждых строк. Всю страницу.

Он перевернул страницу. Затем ещё одну. И ещё. Спешно пролистал всю книгу.

Так были исписаны все страницы.

Чонсок поднял остальные книги. Они так же были исписаны. Лишь одна из них была не дописана… Наверное, Тэруми не успела, ушла…

Ушла…

Он оторопело наклонился, собираясь поставить на место тумбочку. Зачем ему это было нужно прямо сейчас, он не знал. В голове воцарилась звенящая пустота.

«Тхарамэ и вэн даур»

Так было вырезано на краю торца тумбочки. Чонсок ярко представил, как Тэруми, засыпая, смотрела на надпись, что была на уровне её красивых глаз.

— Руми… — выдыхая, прошептал он. — Прости меня, я опоздал… Я не должен был верить им… Я должен был прийти раньше…

Он собрал с пола всю разбросанную одежду и прижал к себе. Слезы размывали очертания комнаты, где всё время жила его Руми. Если бы он… Если бы…

Он не помнил, сколько времени стоял вот так, обнимая её вещи и оплакивая время, которое провел вдали от неё. Когда осознание того, что Тэруми точно жива, окончательно заполнило его, вернулась решимость. Он найдет её, где бы она сейчас ни была.

Аккуратно сложив её вещи и пристроив их на край кровати, он всё же вернул тумбочку на место. Одну из книг, исписанную ею, спрятал к себе в сумку. Стал осматривать остальной дом в надежде найти хоть что-то, что указывало, куда она могла уйти. На столе обнаружил лист из альбома, на похожих обычно рисует…

Он подбежал, схватил лист…

«Место, куда пригласила меня Карина.

Вещи, которые тебя пугают сильнее всего.

Имя, которое я хотела забыть, но не хотел отпускать ты.

Дата, когда на свет появился самый дорогой тебе человек».

Чонсок вчитывался в послание, которое явно для него оставила Лайя, и сосредоточенно думал. Карина — это же та ведьма, в доме которой он сейчас находится. Место, куда Лайю пригласила ведьма. На кухню? В дом? Нет… Иначе это не было бы загадкой. Ответ не должен быть очевидный. Чонсок перебирал событие того дня, а когда догадался, что «пригласила» должно быть в кавычках, помчался в лабораторию.

Он быстро справился с веревками, что запирали дверь, и спустился. Лампу, заботливо оставленную, нашел недалеко от входа. Когда стало чуть светлее, прошел дальше. Итак, он на месте. Теперь вещи, которые его пугают сильнее всего. Да всё здесь пугает его. Это же прибежище тьмы просто. Одна сплошная магия. И всё же… среди всего этого ужаса, пропитанного чужой магией, должно быть что-то особенно отвратительное.

Он принялся тщательно осматривать каждый предмет и каждый метр пространства, спрашивая раз за разом себя, оно ли это… Колбы, котелки, непонятные ингредиенты, высушенные травы… Шкафы, стеллажи, маленькие комоды, полки с книгами, наверняка ещё и с темными заклинаниями. Чонсок замер, понимая, что угадал. Гримуары ведьм с темными заклинаниями. Знания, которые погубили не одну жизнь.

С именем вопросов не возникло, Чонсок сразу понял, какое Лайя имела в виду. Имя, что связало их жизни когда-то. Тхан. Он подошел к полке, на которых стояли гримуары, и увидел вырезанные буквы на торце одной из них. Букв было очень много, и они заполнили весь торец длинной полки от начала до конца. Нужное слово в этом хаосе символов нашел быстро. Над этим словом стоял один из черных гримуаров, его Чонсок и достал.