Выражение лица Рена меняется, этот пронзительный взгляд переключается на новую цель. Он бросает оборудование для наблюдения, которое разбирал, и подходит к тому месту, где стоит Монти.

— Я так и не понял, кто за этим стоит. — Его голос звучит задумчиво, когда он берет карточку и вертит ее в пальцах. — Эмм... — Его глаза поднимаются, чтобы встретиться с моими, и уголок его рта приподнимается в улыбке. — Отвлекся на другие загадки.

Я помню тот день. Я стояла рядом с ним на ступеньках, его пальцы сжимали мое запястье, мы смотрели, как кто-то исчезает за деревьями, в то время как вокруг нас разгорался хаос. Такое ощущение, что прошла целая жизнь, хотя прошел всего месяц.

Его взгляд останавливается на мне, напряженность усиливается.

— Хочешь посмотреть? — Приглашение не слишком вежливое. Это требование быть рядом с ним, разделить его мир. Я киваю, подходя ближе.

Он вставляет карточку в свой ноутбук.

— Что-то в этом было не так. Время было странным. Это не имело смысла.

Видеозапись с камер наблюдения заполняет экран. Студенты выбегают из здания, подняв телефоны, чтобы запечатлеть зрелище. Но Рен фокусируется на краях кадра, на промежутках между очевидным хаосом.

— Там. — Его палец касается фигуры на экране. — Кто-то движется прочь от толпы, а не к ней. Направляется в научное крыло, пока все остальные бегут вперед.

— На той неделе были промежуточные экзамены, — медленно произносит Нико. — Продвинутая химия. Половина футбольной команды была на испытательном сроке.

Рен меняет ракурс съемки.

— А где находился экзаменационный кабинет?

— С другой стороны здания. — Я подхожу ближе, привлеченная его напором. После нескольких дней, когда я была в его полном центре внимания, наблюдая, как он обращает это пристальное внимание на разгадку тайны, меня бросает в жар. — Пока все снимали катастрофу ...

— У кого-то было время войти и выйти незамеченным. — Улыбка Рена становится резкой. — Пропавшие номера, ключа в замке зажигания нет. Все это было подстроено. Создайте достаточный хаос, и никто не будет смотреть сквозь пальцы на очевидное.

— Так кто же убежал за деревья? — Спрашивает Монти.

— Сверь список университетской команды с расписанием учеников. — Пальцы Рен бегают по клавишам. — Кто больше всех потерял бы из-за неудачи по химии?

Я зачарованно наблюдаю, как Рен соединяет кусочки воедино.

Сообщалось, что машина была украдена из местного гаража. Идеально рассчитанный отвлекающий маневр. Отчаянная необходимость поддерживать оценки для получения стипендии.

Так вот как он обнаружил все скрытые нити моей жизни?

— Вся эта драма только для того, чтобы украсть ответы на тест? — Нико качает головой.

— Иногда самый простой ответ - правильный. — Я ловлю себя на том, что улыбаюсь абсолютной нормальности этого. После федеральных агентов и скрытых личностей, после нескольких дней привыкания к новой жизни с Реном обычная школьная драма кажется почти освежающей.

— Что нам с этим делать? — Спрашивает Монти.

Глаза Рена встречаются с моими, в них вызов, искра чего-то большего.

— Как ты думаешь, что нам следует делать, Балерина?

Я встречаюсь с ним взглядом, прежде чем улыбка растягивает мои губы.

— Зачем беспокоиться? — Я прислоняюсь к его столу. — О некоторых секретах не стоит беспокоиться. В какой-то момент станет очевидно, что они жульничали, и нам не придется это доказывать.

Его улыбка становится хищной, глаза темнеют от чего-то собственнического, чего-то первобытного.

— Это моя девочка, — бормочет он, крепче сжимая мое бедро. — Ты учишься, не так ли? Выбирать, какими секретами делиться, а какие хранить.

— Наверное, нам стоит закончить обустраиваться, — говорит Монти, закрывая ноутбук. Он потягивается, бросая на Рена веселый взгляд. — Пока ты снова не отвлекся.

Следующие несколько часов мы распаковываем вещи, подыскивая места для всего в нашем новом пространстве. Нико жалуется на тяжелую работу, в то время как Монти действительно помогает, и это кажется почти нормальным - даже если обстоятельства, которые привели меня сюда, совсем не такие.

Когда солнце начинает садиться, отбрасывая длинные тени через высокие окна, Монти театрально потягивается.

— Ну, вот и весь ручной труд, который ты от меня сегодня получишь. — Он толкает Нико в плечо. — Пошли, у нас есть кое-что.

Рен провожает их, его пальцы собственнически скользят по моей спине, когда он проходит мимо. Тишина окутывает меня, как одеяло, когда их шаги затихают. Это крыло дома хранит в себе так много тайн, так много не открытых дверей. Я ловлю себя на том, что меня тянет исследовать, провожу пальцами по стенам, гадая, какие секреты хранит дом семьи Рена.

Я теряюсь в этих мыслях, когда его рука сжимает запястье, останавливая меня на полпути. Его прикосновение другое - более жесткое, менее осторожное, чем обычно. Когда я поднимаю на него взгляд, в его глазах есть что-то, чего я никогда раньше не видела, что-то, от чего у меня перехватывает дыхание.

— Закрой глаза. — Его голос низкий и напряженный.

Я подчиняюсь без колебаний, позволяя ему вести меня по коридорам. Воздух становится прохладнее, неподвижнее, как будто мы входим в место, забытое временем. Он осторожно подводит меня, его руки крепко лежат на моих плечах.

— Держи их закрытыми.

Я слышу щелчок ключа в замке, скрип тяжелых петель. Его руки опускаются на бедра, притягивая меня обратно к нему.

— Открывай.

Лунный свет льется через окна от пола до потолка, освещая пространство, которое кажется застывшим во времени. Вдоль одной стены стоят зеркала, их поверхности потускнели от времени, но им все еще удается запечатлеть наши силуэты, как призраки в темноте. Балетный станок тянется по всей длине зала, его деревянная поверхность за бесчисленные часы тренировок вытерлась до темного блеска.

Рука Рена находит выключатель, и хрустальные бра заливают комнату мягким светом. В одном углу, в окружении виниловых пластинок, стоит старинный проигрыватель. Но мой взгляд привлекает стеклянная витрина. Внутри пара пуантов покоится на темно-синем шелке, атлас выцвел до цвета засохшей крови.

— Это была студия моей бабушки, — говорит Рен, и в его голосе слышится что-то похожее на смешанные чувства гордости и обладания. Его пальцы впиваются в мои бедра, когда он подводит меня к стеклянной витрине. — Она была примой Королевского балета. — Горячее дыхание обжигает мою шею, пока мы смотрим на туфли.

— Она поняла, что значит быть поглощенной совершенством. — Каждое слово падает, как камень в стоячую воду. — Преодолевать все границы, пока не останется ничего, кроме грации, стали и голода. — Его глаза находят мои в мутном зеркале, горят с такой интенсивностью, что по коже бегут мурашки. — Она бы поняла, что я вижу, когда смотрю, как ты танцуешь.

Я подхожу ближе к зеркалам, привлеченная историей, которую они содержат. Мои пальцы зависают чуть выше стекла, не касаясь его.

— Что с ней произошло?

— У нее случился инсульт, когда мне было одиннадцать. — Его хватка усиливается, пальцы впиваются в мою кожу. — В один момент она танцевала, а в следующий... — Он умолкает, и я чувствую напряжение в его теле. — Все в точности так, как она оставила тем утром. Эту комнату не открывали с того дня, как она попала в больницу.

Резкость в его голосе, то, как пальцы впиваются в мою кожу… это взгляд в его прошлое. Я поворачиваюсь в его объятиях, привлеченная уязвимостью, неподвластной его обычному контролю. Но темнота, которую я вижу в глазах сейчас, - это не горе. Это потребность.

— Потанцуй для меня здесь, где раньше танцевала она. Позволь мне посмотреть, как ты перемещаешься в ее пространстве.

Как я могу отказаться?

Я снимаю обувь и выхожу на середину комнаты. Желание двигаться, позволить своему телу выразить все, что я не могу выразить словами, берет верх. Я начинаю танцевать, сначала медленно, позволяя своим мышцам разогреться, затем быстрее, движения перетекают одно в другое, ноги едва касаются земли.