Вчерашний спор с моим отцом тяжелым грузом повис в воздухе. Его обвинения. Мой вызов. То, как потемнело его лицо, когда он увидел отметину на моем горле.

Я учил тебя правилам, чтобы защитить.

Но впервые я задаюсь вопросом, действительно ли он защищает меня или просто контролирует.

Обещания Рена, произносимые шепотом, переплетаются с вопросами, которые я никогда не осмеливалась задать раньше.

Больничных записей, которых не существует.

Деньги, которые появились из ниоткуда.

Почему папа проверяет замки по три раза каждую ночь.

Рассвет пробирается в мое окно. То самое окно, у которого я стояла полуголой прошлой ночью, протягивая черную розу, как приглашение. Как капитуляцию. То самое окно, через которое вошел Рен, превратив мое восстание в нечто совершенно иное. Что-то, от чего моя кожа краснеет при одной мысли об этом.

— Илеана! — Из-за двери доносится голос моего отца. Он все еще звучит сердито. — Ты опоздаешь!

Я готовлюсь дольше, чем необходимо, - маленький акт неповиновения. Когда я наконец выхожу, он ждет на кухне, слишком крепко сжимая в руке кофейную чашку. Тишина между нами потрескивает от напряжения.

— Ты пропустила завтрак, — говорит он ровным голосом.

— Не голодна. — Я беру свою сумку, избегая его взгляда.

— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю.

Я медленно поворачиваюсь, приподнимая подбородок. Его взгляд тут же скользит к моему горлу, проверяя, нет ли свидетельств того, что он видел прошлой ночью. Отметина сейчас едва заметна, но он все равно сжимает челюсть.

— Мы обсудим это, когда ты вернешься домой.

— Тут нечего обсуждать. — Слова даются мне с трудом.

— Не говори со мной таким тоном. — Он ставит свою чашку на стол с предельной аккуратностью. — Я всю жизнь заботился о твоей безопасности...

— Ты имеешь в виду, что делал меня невидимой.

Тишина, которая следует за этим, оглушает. В дверях появляется мама, на ее лице ясно читается тревога, когда она переводит взгляд с меня на папу.

— Вам обоим нужно успокоиться, — мягко говорит она.

— Я опаздываю в школу. — Я отворачиваюсь, но его голос останавливает меня.

— Сейчас же прекрати это поведение. Ты поняла меня?

Я не отвечаю. Не оглядываюсь. Просто выхожу за дверь с колотящимся сердцем и вызовом, горящим в моих венах.

Прогулка в школу кажется заряженной, наэлектризованной. Он может прятаться в любой тени, за каждой припаркованной машиной. Но предвкушение, которое пронизывает меня, - это уже не совсем страх.

Когда я подхожу к своему шкафчику, меня поджидает свидетельство его присутствия. Мои книги лежат не совсем так, как я их оставила. Угол неправильный. Стопка слегка перекошена. Сверху лежит фотография - я у окна прошлой ночью, роза в руке, лунный свет окрашивает мою кожу в серебристый цвет, я смотрю в темноту, что-то ищу.

Пока я собираю свои книги, из них выпадают еще фотографии. На прошлой неделе я была в танцевальной студии, потерявшись в танце. Вчера возвращалась домой, не подозревая, что за мной наблюдают. Прошлой ночью я стояла у своего окна, моя футболка задралась, когда я потянулась задернуть шторы.

Жар заливает мои щеки. Он был там, наблюдал, прежде чем я пригласила его войти. Прежде чем его руки завладели мной, прежде чем его рот...

— Доброе утро, Девочка-Призрак.

Я вздрагиваю от голоса Монти, почему-то одновременно расстроенная и обрадованная, что это не Рен. Он прислоняется к шкафчику рядом с моим, разглядывая фотографии, которые я все еще держу в руках.

— Он был занят. —Ухмылка Монти предполагает, что он точно знает, что произошло после того, как они были сделаны. — Тебе следует посмотреть на его коллекцию.

Мое лицо горит еще сильнее.

— Чего он хочет?

— Ты уже знаешь. — Его взгляд перемещается на мою шею, где исчезает метка Рена. — Он хочет владеть тобой. — Он отталкивается от шкафчика. — И, судя по тому, что я слышал, ты больше не сопротивляешься этому.

Мне должно быть стыдно. Должно быть страшно. Вместо этого что-то другое разворачивается в моем животе - голод, который невозможно игнорировать. Потому что он прав. Я не сопротивляюсь. Больше нет.

На первом уроке в моем учебнике появляется еще больше фотографий. Каждая более интимная, чем предыдущая. Я закусываю губу, вглядываясь в темноту за окном. То, как мои руки вцепились в подоконник. Тот самый момент, когда я поставила розу - приглашение для него войти в мою комнату, в мою жизнь, в мой мир.

Но именно его записка заставляет пульс учащенно биться.

Ты больше не невидимка, Балерина. Ты никогда ею не была. Не для меня.

В этих словах звучит обещание, от которого меня бросает в дрожь. Завтра, сказал он. Завтра он расскажет мне все. Итак, где же он?

На химии мне на колени падает еще одна фотография. Она другая, сделана через окно моей спальни. Я сплю, свернувшись калачиком на боку, совершенно не подозревая о том, что его объектив запечатлевает этот момент. Изображение должно было бы меня встревожить, но вместо этого оно посылает искру возбуждения по моему телу.

На протяжении всего утра продолжают появляться новые изображения. Каждая фотография — из прошлой недели. С того дня, когда я пролила на него сок. С того самого момента, как случайно привлекла его внимание. Первые снимки простые: я иду по коридору, сижу в классе. Но постепенно они становятся всё более интимными — свидетельство того, как быстро и незаметно он проник в мою жизнь. Как глубоко он видит меня… в то время как я так долго оставалась невидимой.

В перерывах между занятиями я мельком замечаю его в коридоре. Всего на мгновение - высокая фигура в черном, наблюдающая за мной с тем хищным спокойствием, от которого у меня кровь стынет в жилах. Но всякий раз, когда я пытаюсь найти его, он исчезает.

Он играет со мной. Давая мне знать, что он всегда рядом, всегда наблюдает. Всегда на шаг впереди.

Но впервые я не уверена, что хочу бежать.

Мне нужны ответы.

Я хочу правды.

Я хочу его.

К обеду я так взвинчена ожиданием, что у меня дрожат руки. Впереди маячат двери кафетерия, и я колеблюсь. Часть меня хочет уйти в библиотеку, спрятаться среди стеллажей, где я буду в безопасности от взглядов и шепота. Где я могу притвориться, что прошлой ночи не было.

Но прежде чем я успеваю отвернуться, теплая рука хватает меня за запястье. Сердце колотится, когда Рен подходит вплотную, его грудь прижимается к моей спине.

— Балерина, ты куда-то собралась?

Его дыхание шевелит мои волосы, и воспоминания о прошлой ночи возвращаются. Его пальцы внутри меня, то, как он заставил меня кончить, пока моя мать стояла за дверью. Жар бросается мне в лицо.

— Я...

— Хватит прятаться. — Его хватка усиливается, не настолько, чтобы причинить боль, но достаточно, чтобы подчеркнуть свою точку зрения. Затем он ведет меня вперед, через двери, прямо к центральному столу. Его территория.

Я пытаюсь отстраниться, паника нарастает, когда головы поворачиваются, чтобы посмотреть на нас. Но его рука обвивается вокруг моей талии, и прежде чем я успеваю запротестовать, он опускается на свое обычное место и притягивает меня к себе на колени.

— Рен... — Мой голос срывается, когда его руки опускаются на мои бедра.

— Тссс. — Его губы касаются моего уха. — Все смотрят.

Я неподвижно сижу у него на коленях, разрываясь между желанием убежать и неспособностью пошевелиться. Его присутствие окружает меня, подавляя чувства, не давая возможности ясно мыслить. Каждый взгляд других студентов ощущается как физическое прикосновение, снимающее невидимость, на которую я так долго полагалась.

— Ты слишком много думаешь. — Его язык облизывает мое ухо, отчего по спине пробегают мурашки. Одна рука просовывается под край моей рубашки, пальцы поглаживают обнаженную кожу там, где никто не может видеть.

Жар заливает мое лицо. Через стол Монти ухмыляется, в то время как Нико притворяется, что увлечен своим телефоном. Они знают. Они должны знать, что произошло, что я позволила ему сделать со мной.