Шесть утра, танцевальная студия.

Мое дыхание становится прерывистым, когда я вцепляюсь пальцами в простыни, не сводя глаз с часов, которые медленно приближаются к крайнему сроку.

Каждая минута кажется тяжелее предыдущей. Рациональная часть меня говорит уйти, чтобы избежать последствий, сделать все возможное, чтобы удержать его от эскалации. Но что-то более глубокое, маленький упрямый уголек, которого я не чувствовала годами, отказывается шевелиться.

Я говорю себе, что это сопротивление, что я возвращаю себе крупицу власти. Но под этим тонким слоем бунта скрывается страх.

Что, если неповиновение сделает его хуже? Что, если неявка - это последний рывок, которого он так долго ждал?

Мои руки дрожат, когда я собираю волосы, откидываю их назад и завязываю в свой обычный конский хвост. Этот маленький поступок кажется вызовом, но также и напоминанием о том, кто я есть. Может быть, если я буду выглядеть так же, как всегда - простой, незаметной, - я смогу притвориться, что ничего этого не произошло. То, что я все еще девушка, которую никто не замечает.

Пять сорок пять.

Я должна одеваться. Должна идти в школу. Должна выполнять его приказы.

Но я не двигаюсь.

Я представляю, как он ждет меня в студии, держа камеру наготове, как самодовольно изгибаются его губы, когда он видит, как я вхожу. Он бы не торопился со мной, растягивая каждое мгновение, как всегда делает. С каждым шагом, который я делаю к нему, снимается еще один слой меня самой.

Но что произойдет, если я не пойду? Что он будет делать, когда я не приду?

Минуты проходят незаметно, и с каждой из них моя решимость колеблется. Я крепче сжимаю простыни, не сводя глаз с часов, которые приближаются к шести.

Пять пятьдесят.

Пять пятьдесят пять.

У меня перехватывает дыхание, когда меняются цифры.

Шесть часов.

Решение принято. Я все в пижаме в своей постели.

Я не пойду.

При этой мысли меня охватывает приступ паники.

Что я наделала?

Я пытаюсь успокоить себя. У него не так много власти, как он хочет, чтобы я поверила. Это моя линия поведения, мой отказ дать ему то, что он хочет. Но сколько бы я ни твердила себе это, я не могу унять дрожь в руках от нервов.

Я представляю его реакцию, когда он поймет, что меня там нет.

Гнев? Разочарование? Веселье?

Ни с чем из этого я не могу справиться.

Что, если ему все равно? Что, если мое неповиновение только докажет, насколько я на самом деле незначительна для него?

Эта мысль беспокоит меня больше, чем следовало бы.

Нет. Рен не из тех, кто позволяет чему-либо ускользнуть от его внимания. Он заметит. Он отомстит. Я видела, на что он способен.

Пять минут седьмого.

Каждая секунда кажется ошибкой, которую я не могу исправить. Может быть, еще есть время. Если я уйду сейчас, то успею к половине седьмого. Он не оставил бы моё опоздание безнаказанным — но, возможно, наказание было бы мягче.

Нет! Я больше не позволю ему обращаться со мной как с игрушкой.

Но что, если я ошибаюсь? Что, если мое отсутствие только ухудшит ситуацию?

Я все еще накручиваю себя, когда в половине седьмого тишину нарушает папин стук в дверь.

— Пора в школу.

— Я встала, — отвечаю я, придавая своему голосу твердость, которой не чувствую.

Я натягиваю одежду, как броню. Длинные рукава, высокий воротник, каждая деталь - щит от того, что он оставил после себя. Синяк на моем горле, укусы на груди. Мои руки дрожат, когда я завязываю шнурки на ботинках, но я игнорирую это, вместо этого сосредотачиваясь на зеркале.

Темные круги под глазами очевидны, но сейчас с этим ничего не поделаешь. По крайней мере, я все еще похожа на себя.

Я жду до половины восьмого, чтобы уйти, намного позже обычного. Прогулка в школу похожа на марш на казнь. Каждая машина может принадлежать ему. Каждое лицо - потенциальный шпион.

Я не раз подумывала о том, чтобы повернуть назад, но возвращение домой ничего бы не изменило.

К тому времени, когда я добираюсь до школы, залы переполнены, и мой невидимый распорядок дня разрушен. Мимо проходит группа девушек, их смех резко обрывается, когда они смотрят в мою сторону.

Они смотрят на меня? Они видят это? Стыд, страх?

Я подхожу к своему шкафчику, и мое сердце замирает, когда я открываю его. Одинокая черная роза лежит в ожидании, ее лепестки темные и совершенные. Насмешливые. Мой желудок скручивает, когда я запихиваю её поглубже в сумку. Его аромат остается, сладкий и приторный, напоминание о том, что он все еще наблюдает.

Он знает, что я не поехала.

— Ты слышала о… — До меня доносится обрывок разговора, и мое сердце замирает. Но они говорят не обо мне.

Этого не может быть. Никто не знает.

Верно?

Первый урок проходит без происшествий. Никаких признаков Рена. Никаких признаков его друзей. Облегчение должно затопить меня, но этого не происходит. Вместо этого оно скручивается, переходя в ужас. Это на него не похоже. Он не появляется не просто так.

Второй урок. Его место пусто, и тишина вокруг насмехается надо мной.

Это часть его игры? Он заставляет меня ждать, чтобы я задумалась?

К третьему уроку я теряю самообладание. Каждый шум выводит меня из себя, каждая тень на периферии - потенциальная угроза. Карандаш со стуком падает на пол через два ряда, и я сдерживаю крик.

Это то, чего он хочет. Держать меня на взводе. Заставить меня сломаться прежде, чем он пошевелит хотя бы пальцем.

Обед - сплошная паранойя. Я не могу есть. Не могу сосредоточиться. Кафетерий кажется сценой, а каждая дверь - потенциальная точка входа для него.

Нико проходит мимо моего столика, наши взгляды встречаются на секунду дольше, чем нужно. Он не улыбается, ничего не говорит, но я знаю этот взгляд. Он напоминает мне, что они всегда рядом. Всегда наблюдают.

Они видели фотографии, которые сделал Рен? Они знают, что он заставил меня сделать?

Мой взгляд устремляется к дверям кафетерия, ожидая, что в любую секунду появится Рен с улыбкой на губах, которая говорит, что он точно знает, как я распадаюсь на части.

Но он не приходит.

Его отсутствие еще хуже. По крайней мере, когда он здесь, я могу предвидеть его шаги. Я могу видеть его. Это молчание, это исчезновение - каждая пролетающая секунда ощущается как очередной поворот ножа. Еще одно напоминание о том, что все карты на его руках.

Он заставляет меня ждать. Заставляет меня думать о возможных последствиях моего непослушания. Мой разум лихорадочно соображает, придумывая все способы, которыми он мог бы наказать меня, каждый более извращенный, чем предыдущий.

Звенит последний звонок, но я не двигаюсь. Коридоры вокруг меня пустеют, а его по-прежнему нет. Никаких признаков Монти или Нико. Ничего. Я заглядываю в пустые классы, заглядываю за углы. Монти прислоняется к шкафчику в конце коридора, не сводя с меня глаз. Он не подходит, ничего не говорит, просто наблюдает.

Дорога домой - сплошная мука. Каждый шаг, каждый звук усиливают мое беспокойство.

Он что-то замышляет. Он должен. Потому что если это не так, то это означает, что он потерял интерес... И я не уверена, что предпочтительнее.

К тому времени, как я добираюсь до своей квартиры, я вся дрожу. Шарахаюсь от теней. Даже в моей комнате не чувствую себя в безопасности. Не после того, как он доказал, что может вторгнуться в мое пространство, когда захочет.

Мои пальцы касаются засоса под воротником. Его клеймо. Его метка.

Ты хочешь, чтобы к тебе прикасались. Ты хочешь, чтобы тебя желали.

Его слова эхом отдаются в тишине, отражаясь от стен, укореняясь в моих мыслях.

Отказ от встречи с ним, возможно, и был бунтом, но этот страх? Это тревожное ожидание его возмездия? Это именно то, чего он хочет.

Что он задумал? Почему он не пришел в школу?