Но я не могу забыть ее. Больше нет.

Щелчок. Она осторожно тянется за продуктами, стараясь никого не задеть.

Щелчок. Она склонила голову у кассы, держа в руке сдачу.

Щелчок. В тот момент, когда она выходит на солнечный свет, ее глаза щурятся, непривычные к яркому свету.

Я пропускаю ее вперед. Ее плечи напряжены, и по дороге домой она держится поближе к зданиям. Мои глаза не отрываются от нее - чувствует ли она жжение моего взгляда?

Скоро, прелестная Балерина. Скоро ты почувствуешь нечто большее, чем просто мой взгляд.

Платье покупаю, как только она исчезает. Продавщица едва бросает на меня взгляд - парень, покупающий подарок, предсказуемый, заурядный. Люди видят то, чего они ожидают.

Если бы они только знали.

Я проезжаю мимо квартиры Илеаны и проверяю, внутри ли она… где еще она могла быть? Затем возвращаюсь домой, где часами сижу в фотолаборатории, обрабатывая сделанные фотографии.

Каждая из них показывает ее растущее осознание того, что она жила в клетке. Это восхитительно, возбуждающе, но недостаточно. Мне нужно больше.

Мне нужно, чтобы она знала, что я наблюдал.

К тому времени, как взошла луна, я уже сидел в машине, припаркованной в тени на краю ее улицы. Наблюдал и ждал подходящего момента.

Ее окно открывается легко. Слишком простые замки для людей, которым так много нужно спрятать.

Камера висит у меня на шее, когда я пробираюсь внутрь, и я даю глазам секунду привыкнуть к темноте. Она свернулась калачиком на боку, подложив одну руку под щеку, и выглядит такой чертовски уязвимой, что у меня кровь начинает бурлить.

Щелчок. Изгиб ее бедра под тонкими простынями.

Щелчок. Волосы рассыпаны по подушке, словно чернила.

Щелчок. Мой ботинок скребет по половицам, заставляя ее открыть глаза.

— Привет, прелестная Балерина. Ты скучала по мне?

Она резко выпрямляется, прижимаясь к изголовью кровати, простыня сбивается вокруг ее бедер. Ее майка обнажает нежную кожу, и мои пальцы чешутся прикоснуться к ней.

Щелчок. Пульс колотится у нее на шее.

Щелчок. Ее глаза бегают, прикидывая расстояние между нами и дверью.

— Не утруждай себя. — Я встаю перед дверью, преграждая ей путь к отступлению. — Мы оба знаем, что ты не позовешь отца. Возникнет слишком много вопросов, на которые ты не готова дать ответ.

— Как ты сюда попал?

— Через окно. — Я подхожу на шаг ближе. Она напрягается. — Как и каждую ночь на этой неделе. Ты спишь как принцесса.

Идеальная ложь. Ее глаза расширяются, она осматривает комнату в поисках признаков вторжения, пытаясь вспомнить. Я поднимаю камеру, запечатлевая ее панику.

— Ты лжешь.

— Правда? — Я поворачиваю дисплей камеры к ней. Фотография, сделанная этим утром - солнечный свет целует ее кожу. — Ты выглядишь такой умиротворенной, когда спишь.

Я показываю ей другую фотографию.

— Иногда ты шепчешь мое имя.

Она подтягивает колени к груди, пытаясь казаться меньше. Но я видел слишком много. Я владею слишком многим в ней, чтобы позволить ей сейчас спрятаться.

— Я видел тебя сегодня… — Я сажусь на ее кровать, матрас прогибается, притягивая ее ближе. — как ты смотрела на ту пару, как трогала платье. — Мои глаза находят ее. — Осознаешь, как тяжело быть невидимой?

— Прекрати...

— Прекратить что? Говорить правду? — Я пальцами беру ее за подбородок, наклоняя ее лицо к своему. — Разве ты не устала? Не устала прятаться? Не устала быть никем?

Она перестает дышать.

Щелчок. В ее взгляде застыло замешательство.

— Ты ничего не знаешь о моей семье.

— Разве? — Я наклоняюсь, касаясь ее носа своим. Ее дыхание дрожит, тепло смешивается с моим. — Я знаю, как твой отец трижды за ночь проверяет замки, — шепчу я. — Что твоя мать делает покупки только в магазинах без камер наблюдения. Это становится все труднее с каждым днем, не так ли? Именно поэтому тебе поручили заняться покупками продуктов. Как каждый счет оплачивается наличными, вовремя, не оставляя следов.

— Это не так… ты не можешь...

Я опираюсь одной рукой о спинку кровати, наклоняясь ближе.

— Что не могу? Наблюдать за тобой? Следовать за тобой? Узнавать тебя? Я занимаюсь этим гораздо дольше, чем ты думаешь. С тех пор, как пролила сок.

Это ложь, но это не имеет значения. Это вызывает у меня ту реакцию, которую я хочу. У нее перехватывает дыхание, тихий выдох, который подпитывает меня. Я поднимаю фотоаппарат, висящий у меня на шее, и снимаю момент.

Щелчок. Ее зрачки расширяются от недоверия.

Щелчок. Ее губы приоткрываются, готовясь опровергнуть мое утверждение.

— В платье, — Я провожу пальцем по бретельке на ее плече, — ты бы прекрасно выглядела. Теперь оно мое. Твои фотографии. Как и все твои секреты, которые я раскрыл. — Мои пальцы опускаются ниже, касаясь выпуклости ее груди. — Как и ты.

— Я не твоя. — Ее голос похож на хриплый шепот.

— Нет? — Я делаю еще один снимок, запечатлевая ее приоткрытые губы, румянец, заливающий шею. — Тогда почему ты не кричишь? Почему ты все время смотришь на мой рот?

Ее лицо краснеет еще сильнее, она отводит взгляд. Моя рука хватает ее за подбородок, наклоняя ее лицо обратно к своему, заставляя посмотреть на меня.

— Правила душат тебя. — Мой большой палец проводит по ее нижней губе. — Ты хочешь большего. Ты хочешь того, что я продолжаю тебе обещать. Ты хочешь, чтобы к тебе прикасались. Ты хочешь быть желанной.

Я наклоняюсь, мои губы целуют отметину, которую я оставил на ее шее.

— Я могу дать тебе это. Заставить тебя почувствовать себя живой так, как твоему отцу и не снилось. Я мог бы показать все, чего тебе не хватало.

— Прекрати говорить подобные вещи. — В ее прошептанных словах слышится нотка отчаяния. Это превращает мою кровь в расплавленную лаву, а член - в камень.

— Почему? Потому что ты не хочешь думать о нем, пока я прикасаюсь к тебе? — Мои пальцы скользят вниз по ее руке, я улыбаюсь, когда она дрожит. — Или потому, что ты боишься захотеть этого?

Щелчок. В ее глазах разыгрывается внутренняя война. Страх борется с потребностью. Потребность бореться с отрицанием.

Щелчок. Ее тело придвигается ближе.

— Ты была жива, когда танцевала для меня. — Я хватаю ее за запястье, большим пальцем нажимая на бешеный пульс под ее кожей. — Свободна. Не пряталась. Не притворялась.

— Ты вынудил...

— Правда? Или я просто позволил тебе быть чем-то большим? — Я отпускаю ее запястье, чтобы запустить пальцы в ее волосы, слегка касаясь ногтями кожи головы. Она вздрагивает, когда я усиливаю хватку, откидывая ее голову назад, чтобы обнажить нежную линию шеи. — Ты не знаешь, как хотеть чего-то для себя.

— Ты не знаешь, чего я хочу.

— Знаю. — Мой голос понижается, становится твердым и уверенным, в то время как мои пальцы крепче заплетаются в ее волосы. — Я знаю все, что ты пытаешься скрыть.

Щелчок. Ее губы сжимаются, дрожа, когда я опускаюсь ртом к ее горлу.

Щелчок. Ее руки сжимают мою рубашку, отказываясь меня отталкивать.

— Скажи мне остановиться. — Я касаюсь языком ее пульса. — Скажи мне, что ты не хочешь этого.

Всхлип срывается с ее губ, пальцы сжимаются. Я улыбаюсь, прижимаясь к ее коже.

— Позволь мне показать тебе, что происходит, когда ты перестаешь прятаться. — Мой рот находит ее подбородок, зубы задевают кожу, прежде чем я завладеваю ее губами. Она ахает, ее тело выгибается навстречу моему, и я запечатлеваю этот момент, моя камера щелкает в такт ее капитуляции.

Щелчок. Ее конфликт раскрылся, ее потребность поднялась на поверхность.

— Вот и все, — шепчу я. Моя рука скользит под ее топ, пальцы обводят мягкий изгиб ее живота. — Отпусти.

Ее дыхание вырывается короткими, неровными всхлипами, когда моя рука проводит выше, касаясь пальцами ее соска.

— Пожалуйста...

— Что пожалуйста? — Я выгибаю бровь. — Остановиться? Остаться? Показать тебе? — Моя камера фиксирует выражение ее лица - противоречивое, неуверенное. — Скажи «да». Одно слово, и я отдам тебе все.