Коньяк в крови придавал уверенности, притуплял страх и сомнения. Она знала, что делает, знала, зачем идет наверх. Это был её выбор, её решение, её способ справляться с демонами прошлого. И если кому-то это не нравилось — что ж, это были их проблемы, не её.

Лестница на второй этаж казалась бесконечной. Каждая ступенька приближала её к неизбежному, к тому, что должно было произойти. У входа в ВИП-зону стояли два охранника — настоящие горы мышц в дорогих костюмах. Они едва заметно кивнули ей, пропуская без лишних вопросов.

Коридор второго этажа был устлан толстым ковром, приглушающим шаги. Вдоль стен тянулись двери в приватные комнаты, каждая из которых хранила свои тайны. Настя точно знала, куда идти — предпоследняя дверь справа, как всегда.

Музыка здесь звучала приглушенно, создавая особую атмосферу интимности. В воздухе витал запах дорогих сигар и женских духов. Настя на мгновение прикрыла глаза, собираясь с мыслями. Сейчас начнется представление, и она должна сыграть свою роль безупречно.

Воздух здесь был особенным — густым от дорогого табака, тяжелым от невысказанных слов и невыполненных обещаний. Настя чувствовала, как её походка меняется — становится более плавной, кошачьей. Здесь нельзя было показывать слабость, здесь каждое движение должно было излучать уверенность и силу.

Коньяк начинал действовать сильнее, создавая приятную дымку в сознании. Именно то, что нужно для того, что ждало её наверху. Она провела рукой по волосам, поправляя выбившуюся прядь. Каждая деталь должна быть идеальной, каждый элемент образа — на своем месте.

Предпоследняя дверь — та самая, куда она направлялась. Оттуда доносилась приглушенная музыка — что-то электронное, с тяжелым битом. Настя остановилась, прислушиваясь. Сквозь музыку пробивались другие звуки — женский голос, мужской смех. Карина уже развлекала Наума своим фирменным танцем.

Рука Насти замерла на дверной ручке. Секундное колебание — непозволительная роскошь в её положении. Она почувствовала, как коньяк в крови придает смелости, притупляет сомнения. Настя выпрямилась, расправила плечи. Нельзя показывать сомнения, нельзя давать повод для сплетен. Здесь, в ВИП-зоне, стены имели уши, а каждый взгляд мог стоить жизни.

Она сделала глубокий вдох, собираясь с силами. Внутри нарастало знакомое напряжение — смесь отвращения и возбуждения, страха и азарта. Это чувство стало её постоянным спутником, её личным наркотиком. Может быть, именно поэтому она возвращалась сюда снова и снова.

Настя толкнула дверь, чувствуя, как тяжелая створка поддается под её рукой. Полумрак комнаты обволок её, словно теплое одеяло. Запах духов Карины — слишком сладкий, слишком навязчивый — ударил в ноздри. Глаза медленно привыкали к темноте, различая силуэты мебели и людей.

Она шагнула внутрь, закрывая за собой дверь. Щелчок замка прозвучал как выстрел — точка невозврата пройдена. Теперь оставалось только играть свою роль, как она делала это уже столько лет. В конце концов, разве не этого она хотела? Разве не за этим пришла?

Музыка в комнате пульсировала в такт с её сердцем. Настя остановилась на пороге, позволяя глазам привыкнуть к полумраку. У шеста Карина выделывала очередной акробатический трюк, её полуобнаженное тело блестело в свете софитов. И, как всегда, она была в своих неизменных туфлях на огромной платформе.

«Боже, ну кто любит такое уродство?» — мелькнуло в голове у Насти. Она презрительно скривила губы, наблюдая за вульгарными движениями девушки. Всё в Карине кричало о дешевизне — от блестящего макияжа до безвкусных украшений.

Наум сидел на кожаном диване, потягивая свой неизменный коньяк, который Настя так ненавидела. Одна его рука лежала на подлокотнике, сжимая стакан, вторая… Настя усмехнулась, заметив, где находится вторая рука. Шеф явно был уже в том состоянии, когда теряет контроль над своими желаниями.

Воздух был густым от сигаретного дыма и желания. Настя чувствовала, как напряжение в комнате нарастает с каждой секундой её присутствия. Карина продолжала свой танец, явно не замечая появления новой зрительницы. Или, делая вид, что не замечает. Её движения становились всё более откровенными, всё более вызывающими. Но Настя видела фальшь в каждом жесте, в каждом повороте головы.

Музыка пульсировала в такт с сердцебиением, создавая идеальный фон для того, что должно было произойти. Настя сделала шаг вперед, чувствуя, как напрягаются мышцы под кожаной курткой. Пора было начинать своё представление, и она знала — это будет идеальное шоу.

Настя решительным движением оттолкнула Карину от шеста, даже не удостоив её взглядом. Танцовщица пошатнулась, теряя равновесие на своих неустойчивых каблуках, и возмущенно вскрикнула. Но Насте было всё равно — она уже направлялась к дивану, где сидел Наум.

— Эй! — голос Карины прорезал воздух как нож. — Я еще не закончила!

Настя даже не повернула головы в её сторону. Она продолжала смотреть на Наума, медленно расстегивая молнию на куртке. Это было похоже на представление — каждое движение выверено, каждый жест рассчитан на определенный эффект. Куртка соскользнула с плеч, упала на пол с глухим стуком.

— Пошла отсюда, — процедила Настя сквозь зубы, все еще не глядя на Карину. В её голосе не было злости — только холодное превосходство и уверенность в своем праве быть здесь.

Карина сделала шаг вперед, её высокие каблуки цокнули по полу.

— Ты не можешь просто прийти и…

— Могу, — Настя наконец повернулась к ней, и что-то в её взгляде заставило Карину замолчать на полуслове. — И ты это прекрасно знаешь.

Наум наблюдал за этой сценой с едва заметной усмешкой. Он любил это — противостояние между женщинами, борьбу за его внимание. Это льстило его эго, подтверждало его власть. Он сделал глоток виски, не вмешиваясь в происходящее.

Карина стояла, дрожа от ярости и унижения. Её полуобнаженное тело казалось особенно уязвимым в этот момент. Она попыталась поймать взгляд Наума, но тот уже полностью сосредоточился на Насте, рассматривая её с нескрываемым желанием.

— Ты думаешь, ты особенная? — прошипела Карина, делая еще один шаг вперед. — Думаешь, он действительно что-то к тебе чувствует?

Настя рассмеялась — коротко и холодно. Этот смех был похож на звон битого стекла. — Я знаю, кто я такая, детка. И знаю, зачем я здесь. А вот ты…

Она оставила фразу незаконченной, но смысл был ясен. Карина дернулась, словно от пощечины. Её глаза наполнились слезами — злыми, беспомощными слезами женщины, которая знает, что проиграла, но не может с этим смириться.

— Наум, — начала она, поворачиваясь к мужчине. — Ты же не позволишь ей…

— Выйди, — его голос был спокойным, но в нем слышалась сталь. Это не было просьбой — это был приказ.

Карина застыла, словно её ударили. Её губы дрожали, макияж размазался от слез. Она выглядела жалкой — дешевой танцовщицей, которой вдруг напомнили её место. Настя наблюдала за этой сценой с холодным интересом, как ученый наблюдает за экспериментом.

— Но я думала… — Карина сделала последнюю попытку. — Ты говорил…

— Я сказал: выйди, — повторил Наум, и теперь в его голосе появились нотки раздражения.

Карина схватила свою одежду, разбросанную по полу. Её движения были резкими, неуклюжими от спешки и унижения. Она бросила на Настю последний взгляд — в нем читалась чистая, незамутненная ненависть.

— Ты еще пожалеешь об этом, — прошипела она, проходя мимо Насти. — Ты не знаешь, на что я способна.

Настя повернулась к ней, и в её глазах мелькнуло что-то такое, от чего Карина невольно отшатнулась. — Нет, детка, — произнесла она тихо. — Это ты не знаешь, на что способна я.

Дверь захлопнулась за Кариной с глухим стуком. В комнате повисла тишина, нарушаемая только приглушенной музыкой и звуком льда, позвякивающего в стакане Наума. Настя чувствовала, как напряжение момента медленно отпускает её, уступая место другому, более знакомому ощущению.

Она повернулась к Науму, который все это время наблюдал за происходящим с видом человека, присутствующего на особенно занимательном спектакле. Его глаза потемнели от желания, когда она приблизилась. В них читалось узнавание, предвкушение того, что должно произойти. Он знал этот её взгляд, знал, зачем она пришла. Настя опустилась к нему на колени, оседлав его бедра одним плавным движением.