— Изверги, — простонала Милисент. В её голосе буквально звенело желание отползти подальше, свернуться в клубочек и так полежать неограниченное время, мимикрируя под весеннюю зелень.

— Не смей, — одернула подругу, сама проникаясь её жгучим желанием. — Растопчут, и не останется что соскрести на вынос.

Милисент оценила мою заботу тяжёлым вздохом и ошарашила:

— Тварь! Какая же тварь!

— Что?!

— И вот зачем мы ей помогали? — Милисент смотрела на что-то впереди.

Я тоже посмотрела. Пока мы отвлекались на минутную беседу, Аделин молчком отделилась от нас и, не сказав ничего, устремилась к загону с лошадьми. Животные всхрапнули, ощущая приближение ящерицы. Не срослась у них взаимная дружба с первого же занятия.

— Да ладно! — изумленно отреагировала я, увидев, как Аделин примерилась оседлать мою лошадь.

— Я и говорю, тварь! Неблагодарная.

Мыслеобразный червь в моём сознании согласно закивал, и я поняла, что меня недавно так удивило: как могла вымотанная девушка, едва держащаяся на ногах, так шустро прийти на помощь, когда я поскользнулась? Ну не могла она так быстро восстановиться! Или могла?

— Тварь! — согласилась я с Милисент и собралась довести своё возмущение до девицы. Но не успела. Едва Аделин попыталась схватить мою лошадь под уздцы, окружающая нас реальность дрогнула и стала меняться. Она сжималась, уплотнялась, а потом свернулась до улыбающейся чёрной морда Бенасы. Та подмигнула нам и тоже исчезла.

— Жесть! — Милисент уронила голову на… песок. Твердая поверхность вокруг нас расползалась мелкими крупинками. Адепты исчезли, как призраки в солнечный день.

— Мираж! — психанула Аделин. Девица топнула от злости ногой, наградила нас злым взглядом и осмотрелась вокруг.

Вокруг была пустыня полная песка. Аделин сориентировалась моментально и прямо на наших глазах трансформировалась в ящерку средней симпатичности.

— Ты это видишь? — осторожно поинтересовалась я, уже неуверенная, что вижу не глюки.

— Ага.

— И как тебе? Ничего?

— На любителя, — не согласилась Милисент.

— Ага, — подтвердила я. — Кожа не гладкая. — Мысленно сравнила с теми малышками, которых иногда видела на лугу. У них сплошь гладенькая шкурка, аккуратная.

— И рот от уха до уха, — Милисент внесла своё замечание.

Ящерица, всё это время взирающая на нас, моргнула. Дрыгнула ногой, точь-в-точь, как Аделин недавно. Раздула капюшон, подобно парусу, и была такова.

— Мразь, — подытожила Милисент.

— Мираж, — сокрушённо пожаловалась подруге.

— А где остальные? — и было в вопросе Сенти что-то мало успокоительное. Мы приподнялись, надеясь, что снова на горизонте увидим наших парней. Их не было. — Что будем делась? — в горячем воздухе послышались нотки тревоги. — Далеко не уйдём.

— Уползём.

— Трансформируемся? Только я это… всё больше по опавшей листве, да по деревьям умею, — подруга опасливо взирала на песок.

— А я, вообще, никак толком, — подбодрила подругу. Но идея оказалась так себе — в глазах Сенти появился знак вопроса. И паника. — Но нас двое, а это уже кое-что. — Постаралась снять напряжение.

Мы держались рядом, повторяя синхронно движения и страхуя друг друга. «Спасибо, декан Совел, за дополнительную науку», — в очередной раз вознесла мысленную благодарность нашему физруку, едва брюха коснулся обжигающий песок. А ведь до сих пор он был почти нормальной температуры. Милисент не ожидала такого подвоха. Её глаза округлились и стали похожи на плошки. Тело изогнулось дугой и замерло над поверхностью словно неправильная радуга из одного цвета. Слишком нежным оказалось брюхо виноградной змейки. С песком соприкасались две точки — кончик хвоста и участок тела под головой. Изобразить «стрелу» на хвосте, которую зеленушка как-то мне демонстрировала, ей не хватало сил. А потому горло пекло, а глаза бедной калабриды всё больше увеличивались.

— Молодец! — мысленно подбодрила подругу, — так дальше и двигаемся. Не стоим. Не раздумываем. Опираемся только на две точки тела. И вперёд. И это… голову немного повыше. Не так жарить морду будет. И хвостом поудобнее упрись. — И поползла сама, вырисовывая перед Милисент правильный гусеничный ход. На раскалённом песке остался след — ровные параллельные отметины.

Ползлось терпимо. Оглянулась и обнаружила зелёную змейку на том же месте.

— Что? Милисент, время! Шевелись, пожалуйста. Это не страшно, если двигаться. Мы даже не знаем, где наши соперники. Аделин и той не видно.

Из глаза Милисент скатилась крупная слеза. В капле отразился луч палящего солнца. На зеленой коже остался белый солёный потёк.

— Сидар! — рот змейки странно шевельнулся.

Чёрт! А что еще могло прийти на ум подруге, едва она соприкоснулась с обжигающим песком? Горячий песок сработал для Милисент как триггер. И какой с меня чтец душ, если я забываю о таких вещах? Правильно, хреновый! «Дура! — поздравила себя. — Ох, и дура! Пора принять неприятную правду — мир крутится не только вокруг меня и моих проблем. И не только я не справляюсь с ними». Но в слух я сказала другое. — Да-а, гюрза и песок, как рыба и вода. Не разделимы.

— А знаешь, на нашей первой совместной охоте он показывал эти чёрточки на земле, — отмерла подруга.

— Только чёрточки показывал?

— Ну и учил двигаться немножко. Тогда мне было смешно. И весело. И у меня даже что-то получалось, — в настроении Милисент показались светлые прорехи.

— А от моих отличаются? — подозрительно прищурилась, перенаправляя вектор её мыслей в светлую часть воспоминаний.

— Ну, я не знаю. Не помню точно.

— Покажи, чему он тебя учил?

И песок тронулся с места. Он зашуршал под щитками брюха виноградной змейки. Она забавно морщила заострённый зелёный носик, старательно вспоминая все наставления Сидара. И вскоре догнала меня. Ровные дорожки отметин очень напоминали следы от гусеничного трактора на грунтовой дороге. Отмахнулась от воспоминаний. Не ко времени они. Не ко времени.

— О, всё так! — резюмировала зеленушка, излучая восторг. — У тебя точно такой же след, как у меня.

— Поползли, что ли? — наши взгляды встретились. Я почувствовала, как что-то внутри отпускает её.

— Спасибо.

Наш совместный ход синхронизировался. Ползли слаженно. Пару раз я позорно завалилась на бок. Вся моя практика ползания вмещалась в единичные вылазки на природу и несколько дополнительных занятий у магистра Совела, от которых я усиленно пыталась откосить. А зря.

— Как думаешь, долго ещё?

Сенти в очередной раз стала свидетелем, как мое немаленькое тельце не справилось с балансировкой. Вопрос «как долго» мучал и меня. Вокруг лишь палящее солнце, зной и пески, пытающиеся втянуть нас в своё чрево. И пить хочется. Мы уже потеряли счёт времени. К разогретым пескам пустыни добавились изнуряющие ветры. Они подхватывали песчинки и играли ими в своё удовольствие. Выращивали барханы и гнали их в направлениях только им известных. Песчинка, попадающая в чрево моллюска, в скором времени превращается в жемчуг. Песчинки, пробившиеся в наши тела, жгли огнём и оставляли кровоточащие порезы.

Барханы «бегали» с места на место, за минуты изменяя ландшафт местности и заметая наши следы. Не было никакой уверенности, что мы не сбились с пути. Единственным нашим маяком оставалась моя интуиция. Сенти давно на всё махнула длинным зелёным хвостом и теперь плелась позади. Она выбилась из сил, стала отставать и попала в зыбучие пески.

— Держись, — кинула ей конец своего хвоста. Зубы зеленушки вонзились в моё тело. Я едва не взвыла, и реально, и фигурально. Яд попал в раны, медленно потёк по волокнам мышц, разъедая их и вызывая жгучую боль. Этого следовало ожидать — Милисент не одними пирожками питается. Но дать пропасть ей в песках даже мысли не возникло. Всё остальное — не смертельно. Я тоже не божий одуванчик. Переживу. Попыталась подтянуть хвост. Шкура треснула. НЕПРИЯТНЫЕ ОЩУЩЕНИЯ! Милисент ещё сопротивлялась напору зыбучей субстанции, медленно всасывающей её. Но она устала. Силы виноградной змейки уходили, как песчинки через узкую талию фигурных часов. Её глаза затуманились. Зубы ослабили хватку. — Нет, нет, нет, нет! Пожалуйста! — Умоляла её не сдаваться. — Нет!