Эта часть леса оказалась достаточно старой. На многих деревьях виднелись морозобоины. Туда, в щель, под треснувшую на зимнем солнце кору, или в расщелины, выдолбленные птицами, и попадали споры трутовиков. Мицелий гриба прорастал вдоль ствола всего дерева, полностью поражая его и проявляя себя выпнувшимися в том или ином месте наростами — телом гриба. Иногда на дереве появлялось несколько трутовиков. Иногда — один. Так что, набрали мы их много, чтобы второй раз не ходить. Вечерело быстро.

Я запихивала последний гриб, когда Милисент с горящим взглядом проволокла свою находку.

— Смотри! А эти не твёрдые, — она сунула её мне под нос. — Еще незрелые что ли?

— Это — не трутовик, — я наблюдала, как глаза подруги внезапно стали грустным. — Это чага. С берёзы срезала?

— Да…, - задумавшись, ответила Милисент. — Выбросить?

— Что ты! С него можно чай сделать. Какая-никакая еда, — рассмеялась я. — Его еще берёзовым грибом называют.

— Правда? — Милисент враз повеселела. — А как делать будем?

— А-а… не знаю, — честно призналась я. — Может Тиноб что-то придумает. Ладно, пошли. Надеюсь, мы недалеко отошли и не заблудились. А то вместо отдыха искать друг друга по всему лесу будем. — И скользнула взглядом по стволам деревьев.

— Заблудиться? — эхом отозвалась Сенти, до это времени, явно не заботясь этим вопросом. — Но… — и она подняла голову вверх.

— Не поможет, — перехватила мысль зеленушки. — Ты не знаешь здешних созвездий. И я не знаю. Да и светло еще. — В глазах Милисент задрожала паника. — Не бойся, я с тобой. — Утешила зеленушку. — Видишь, стволы деревьев с нашего бока покрыты лишайником и мох кое-где у подножья. — Дождалась осторожного кивка головы Сенти. — Значит, север. Эта часть ствола с северной стороны. — Уточнила я. — А шли мы оттуда, где на стволах ничего не было. Не перед глазами, ни сбоку. Значит…

— Мы шли с юга…

Милисент выдохнула. А я улыбнулась. Не знаю как у кого, а наше взаимодействие с зеленушкой тянулось уже с начала учебного года. Мы понимали друг друга и без соревнований.

Странное дело. Вокруг нас были стволы, стволы и снова стволы, даже подлеска в этом месте мало было, но потеряться оказалось легче лёгкого. Навыки, заложенные в меня дедом в детстве, подзабылись, а потому вспоминать приходилось на ходу. Когда мы пришли к месту стоянки, парни были на месте, а некоторое подобие шалаша уже было готово.

— Осталось подстилку потолще выстелить и можно ночевать, — подтвердил мои выводы Тиноб.

— Ой, домик! — Милисент с восторгом смотрела на сооружение.

— Не домик. Яранга! — со знанием дела задекларировал Алектор, держащий довольно тонкие и редкие ветки — видимо, для выстилки пола. Две. Ветки. При этом демонстративно вытирал лоб и шумно дышал, словно паровоз за собой тянул.

Ну для нас с подругой собственно разницы не было, как называть это строение. Главное, чтобы было, где спрятаться. Вон, змея и та на ночь в расщелину забралась. Чем мы хуже? Но я оказалась неправа. Разница была.

— Не яранга. Чум — это название больше подходит для данного сооружения, — сказал Тиноб. — Ты попутал, Часпид. Собственно, я удивлён. Ты из жарких стран, а знаешь о ярангах, ёлках…

— А по мне, что яранги, что чумы, — Алектор ушел от невысказанного, повисшего в воздухе вопроса, — всё одно.

— Не скажи. У них принципиально разное строение, Часпид. К слову, если бы мы были в более северных пределах, то такое сооружение, — капитан команды указал на домик из ветвей, снесло бы при первом порыве ветра средней силы.

— А ту, вторую? — Милисент сморщила нос, вспоминая название.

— Ярангу?

— Да.

— Нет. Не снесёт. Они устроены так, что верхушки каркасных веток сверху стягивают и втягивают внутрь строения. Поэтому ветер просто обвевает жилища. Наносит много снега, но зацепиться ему не за что-то. Да и каркасные ветки покрывают не ветками поменьше, а шкурами.

— Это выходит как пол арбуза перевернутого? — Милисент почесала кончик носа, что-то прикидывая в голове.

Тиноб улыбнулся:

— Да, Милисент. Как пол арбуза.

Алектор в разговор больше не ввязывался. С пыхтением пытался пристроить принесенные ветви в «домик».

— Часпид, для подстилки нужны более мелкие ветви. Как спать на таких дрючках? Обломай те веточки, что поменьше, они ровнее и плотнее лягут. А толстые — в костёр пойдут и для укрепления шалаша снаружи.

— А я думала, мы в истинном виде ночевать будем. Там ветки не помеха.

— Сейчас весна, Милисент. И здесь тоже. Оглянись. Не смотря на холод, змеиные свадьбы в самом разгаре, — Тиноб говорил серьёзно. — Я не могу позволить природным рефлексам затмить чей-либо разум. Рисковать я не буду.

— Но мы же не простые змеи, — Милисент была обескуражена такой стороной вопроса.

— Я предпочитаю исключить любой казус. Не забывай, здесь есть местная фауна, а наши феромоны вполне могут показаться им привлекательными.

Алектор, готовый было уже сорваться с претензиями, неожиданно промолчал. Глазам не поверила. И ушам тоже. Но парень, молча и зло, стал отрывать веточки поменьше и складывать их рядом. Сделала мысленный плюсик в графу «Часпид», хотя слова Тиноба и меня напрягли.

— Давай помогу, — предложила, опускаясь на колени перед входом в «домик». Веточки пополняли кучку у ног старосты, а я споро выстилала ими наше будущее логово — чтобы удобно и мягко было. Работали молча. Это немного напрягало, но и радовало — с другой стороны. Тиноб и Милисент тоже молчали. Когда я вылезла из нашего «чума» увидела, что они уже расчистили место для костра. Посредине была вырыта ямка для дров. Теперь ребята обкладывали будущее кострище некрупными камешками.

— Здесь осторожно нужно с огнём, — объяснил нам Тиноб членам команды. — В тайге огонь распространяется моментально.

— Я думала, что вы домик из еловых лап сделаете, чтобы комаров отгонять, — Милисент хлопнула себя по спине. Несколько недовольных возмущенно-пищащих кровососов влетели вверх.

— Из еловых нельзя.

— Почему? — искренне удивилась.

— Ну, во-первых, спать неудобно — колется. Сильный свежий запах ели не всем нравиться — голову кружит. А живица перепачкает так, что к костру опасно подходить будет.

— А во-вторых?

Тиноб странно посмотрел на меня, но я точно знала, что есть это «во-вторых». Так и случилось. Парень вздохнул и продолжил.

— Шаманы говорят, в старые времена под елями хоронили разбойников.

— Что? — не вписывались в моём понимании пушистая красавица и разбойники.

— Да. А чему ты удивляешься? Считалось, что колючие лапы елей не отпустят покойников, даже поднимись они в виде неупокоенных мертвяков. А еще считается, что ели — дом для лешего. Он и за могилами присматривает, чтобы мирных людей злодеи эти не пугали.

— Специально девчонок на ночь пугаешь? — в разговор вклинился Алектор.

— Я не пугаю. Рассказываю, как есть. Гляди, осторожнее станут в лесу. Как, кстати, вернулись, не заблудились?

Посмотрела на Тиноба — странно, с чего такой вопрос? Мы же пришли. Грибы принесли. Так почему спрашивает? А ведь, по правде сказать, мы почти заплутали «в трёх соснах», но признаваться в этом желания не было. Не то, чтобы было стыдно, но тот же Алектор засмеёт. С него станется. Заязвит до смерти. А потому бодро сказала почти правду:

— Да нет, — ну вышли же мы в конце концов.

— Так «да» или «нет»?

И чего, спрашивается, прицепился! Странно, что Тиноб допытывался. В глаза вглядывался. Подруга занервничала. Но нас с Милисент спас Алектор.

— Зира, у тебя пирожка больше нет? Сил больше нет — жрать хочется, — и парень прямиком направился в сторону моей, набитой грибами, сумки.

— Нет! А если бы был, то съела бы сама. Я тоже есть хочу.

Но парень уже тянулся к моей сумке.

— Эй, Алектор! — поспешила забрать. Очень хотелось кое-кого за самоуправство сумкой огреть, чтобы не повадно было лазить без спросу. И чтобы сумка трутовиками доверху была набита. Для быстрого дохождения неправоты. Но часть грибов уже выпали на землю и теперь лежали рядом с брошенной сумкой.