— Пойдемте, адептка. Здесь и без вас сейчас справятся.

Словно робот, я последовала за метром, все еще теряясь в смутных ожиданиях-догадках. Мое сознание отупело и напрочь отказывалось воспринимать весь этот абсурд.

— А где господин ректор? — не сдержалась я на пороге такого знакомого больничного крыла. — Зачем мы здесь?

Но меня молча подтолкнули в дверной провал. Затем — на второй этаж, только крыло другое, не то, где лежат адепты. С каждым новым шагом на ноги наваливались дополнительные килограммы. Сознание не воспринимало происходящее, словно я снова провалилась в кошмарный сон.

Коридор оказался ужасно длинным. Или мне так показалось. Но остановились мы у самой дальней двери, ничем особо не примечательной. Я посмотрела на мэтра: это какой-то розыгрыш? Но почему так трудно дышать? Я покачнулась. Мэтр поддержал за плечи. Молча. Потом, открыл дверь в реальность…

В палате нервно суетился Колавер Эскул. Несколько адептов ассистировали ему и закрывали мне весь обзор. «Слишком много людей для такого маленького помещения», — мысль мелькнула и растаяла. Палата была раза в два больше той, где лежала я. У изголовья кровати «колдовала» госпожа Рас, чуть дальше — госпожа Ристэ Ноэль. При нашем появлении куратор оглянулась. Увидела меня, и как Ч.М., опустила глаза. Затем тяжело вздохнула и подошла ко мне.

— Сейчас только от тебя зависит, будет он жить или нет. Мы сделали все, что в наших силах. Я не знаю, что там произошло, только … он… уходит.

За ее спиной, с белой больничной подушки скользнула прядь черных волос с проседью.

Уходит?? Вот так просто?

Дни перетекали один в другой, тянулись, как резиновые. Все это время я была рядом с Эристелом. Отходила, лишь когда приходил мэтр Эскул для осмотра или некоторые из преподавателей — проведать. Но последним мое присутствие, обычно, не мешало.

Ректор так и не пришел в себя, не смотря на все усилия декана лекарского факультета. Не действовали и его шаманские знания, как и знания ядов госпожи Ноэль. Раны на теле Эристела заживали плохо, всего лишь поверхностно, образуя грубые рубцы. Как объяснил мне мэтр Эскул, это был результат сопротивления тела ректора на выздоровление. Он не хотел жить. И тело его слушалось, беспрекословно подчиняясь желанию. И только внешнее рубцевание — это заслуга мэтра и госпожи Ноэль. Госпожа Рас тоже не смогла пробраться в заблокированный мозговой бункер, разве что считать некоторые моменты. Но они ничего не объясняли.

Причин такого сопротивления ректора никто не мог понять. Уже то, что его, умирающего, удалось переправить через Зеркало миров, было невероятным везением. И нежелание жить господина Нага ставило всех в тупик. Серьезный «наезд» госпожи Рас на Гарэда Совела нечего не дал. Он упрямо молчал о причинах такого поведения.

Адепты-второкурсники ничего вразумительного сказать не могли, лишь общие черты того, что с ними всеми происходило. Но многие предположили, что ректор так решил почтить погибших адептов. Версия была неплоха для адептов и части преподавателей вместе с обслуживающим персоналом. Ей дали право на жизнь. Но для тех немногих, кто близко общался с ректором, фарс этой идеи был на лицо.

С легкой руки куратора и разрешения мэтра Эскула, я практически переселилась в палату к ректору. Меня негласно освободили от занятий, дабы не давать повода разным сплетням ничего не понимающему молодняку-первогодкам. Ну нет меня и нет. В первый раз, что ли? Человечка, что с меня взять? Так что времени на мысли разного рода было просто завались.

А вот те, кто постарше, все поняли. Легенду знали все, просто не ожидали увидеть воплощение пророчества в моем лице. Кто-то удивлялся из проведывающих, кто-то нет, косо не смотрели, но заинтересованные взгляды из-под ресниц мимо моей тушки не проходили. Только я не желала делиться личным. Если нам остались дни или часы, они останутся нашими. Без соглядатаев. Я так решила. И потому, без слов выходила в коридор, когда приходил очередной посетитель к господину ректору.

А еще, я время от времени ощущала приятный запах возле постели. Словно теплая свежесть с привкусом жара песка. Такой зовущий и манящий. Тот, что так внезапно появился и пропал, когда расшипелась пра. Она снова не появлялась.

Источника запаха я так и не обнаружила. Видимо кто-то из преподавательниц, приходящих проведать ректора, пользовался такими странными духами — другого объяснения у меня не было. Но последние дня два-три запах не ощущался. Я попыталась проанализировать этот факт, но так и не вычислила, кто мог пользоваться таким необычным, манящим запахом.

Ребята навещали меня часто. Приходили Эрилия и Линер. Теперь уже вместе и не таясь. Почти ежедневно заглядывал Тиноб, подтягивая меня по учебе. Он и Сенти тянул изо всех сил. От них я и узнала, что произошло с Сидаром, о судьбе других ребят. Правда, о своих похождениях троица упорно молчала, отнекиваясь, что были, как все. А вот о последнем «подвиге» Эристела, заслонившем собой незнакомку-хранителя мира, говорили постоянно и на все лады. Как соловьи пели. Но глобальное понимание ситуации разбивалось на мелкие осколки о стену холодной ревности и безнадежности. Зачем??? Кто она тебе? У меня сжимались пальцы, зубы, деревенели нервы. Да-да, я все понимала. Ситуация, когда кроме тебя — никто. Но почему мой мужчина? Единственный, дорогой мне человек! Почему он, должен был спасать, когда рядом были другие?

Я смотрела на поблекшие черты лица Эристела и твердо отдавала себе отчет: за время своего отсутствия этот мужчина въелся в мою кожу, в сердце, сознание больше, чем пока был рядом. Он стал единственным, без кого мне не хватало воздуха, чтобы дышать. Уже не хватало. И теперь он нагло уходил. Во мне тихо закипала ненависть на весь мир.

Ребята же красочно расписывали свое «путешествие», легко подтрунивая над всеми проблемами, с которыми пришлось столкнуться. С неизменным благоговением выделяли все поступки ректора и не понимали, как мучают меня своими рассказами. Я молча улыбалась, крепко сжимая ладонь Эристела: «Только проснись! Ты мне за все ответишь!!!»

Не приходила только Милисент и «птенцы» Аринар. Но это было предсказуемо, но все равно вызывало привкус горечи и беспокойства. После пережитого повторного стресса, подруга находилась под постоянным присмотром ребят и профессора Эскула. В палату ее не определили, резонно решив, что четыре выбеленные стены — не лучшее соседство.

Линер стал регулярным членом нашей компании. Он активно и очень тактично опекал Милисент. И судя по рассказам Эрилии, на это имелась его добрая воля и обещания Сидару. Принц Тайпанов подошел к решению ситуации со всей ответственностью и душой. Теперь все вокруг знали: каждый, кто обидит или косо глянет на Милисент, будет иметь дело с Линером. И с Черной Мамбой. И с Тинобом Эрентором. Даже Сиран не остался в стороне. Этот факт удивил больше всего. Он же и нервировал.

Тему потери детенышей не затрагивали по умолчанию, поэтому о судьбе Тораша Ишара я так ничего и не знала. А ведь с таким подходом, как обозначил Линер, что-то должно было произойти. Но меня не посвящали. Никто. Я и не настаивала — свои бы проблемы решить. Но по глазам видела, они разобрались. И кому-то очень не сладко пришлось.

О моем «приключении» тоже не говорили. Совсем, словно ничего и не было. И это было тактично со стороны друзей. Правильно. Сейчас у меня другая проблема. За это я была благодарна ребятам.

«Драконята» не появлялись. Вряд ли их приход восприняли бы адекватно, а вот вопросов и кривотолков было бы много. Лишь сегодня за окном мелькнула спинка листохвоста, и на стекло легла растопыренная лапка: «Держись!» «Держусь, — благодарно кивнула в ответ, приложив ладонь к его лапке со своей стороны стекла. — Самодеятель!»

Геккончик исчез так же внезапно, как и появился. Лишь моя ладошка, приложенная к стеклу, говорила, что мне это не показалось. А вот моя спина вдруг покрылась термитами — в дверях стоял Сиран.