Дорогие читатели, интернет ужасный. Не всегда есть возможность выкладывать проду. Надеюсь, вы поймете правильно. А я буду стараться)

От магистра Цвейтари я выходила в задумчивом состоянии. Полет на личном Пегасе мне понравился, как и все остальное. Но «практика» требовала практики, как ни странно, это звучит. Для полного раскрытия стихийных способностей мне придется еще не раз выйти из своего подземелья. А еще позаниматься с куратором для скорейшего раскрытия центров энергии. В последнее время я совсем забыла о разговоре с госпожой Рас. Она же меня не дергала. Видимо, восстановление здоровья ректора и наших отношений были в приоритете.

Мэтр Цвейтари оказалась одной из немногих профессоров, кто вызывал доверие. Её мягкая сила завораживала, успокаивала и в тоже время аккуратно направляла по правильному вектору. С таким обучением наука давалась легко. Всем, кроме меня.

Мне нужно было подумать. Действительно, подумать. В тишине. Без лишних ушей и глаз. Все это время в академии мне приходилось защищаться. Нет, конечно, есть и другие магистры, которые поддерживали меня, но… Ардиле Цвейтари напоминала мне маму. В лучшем ее варианте, когда она еще не полностью поддерживала все, что делал отец.

Воспоминания о семье добавили нотки тоски в мое не особо радужное настроение. Несмотря на успех у госпожи Цвейтари, разлад с Эристелом меня мучил.

От жилища госпожи Ардиле до парка между общежитиями рукой подать. Туда я и отправилась. Вода в фонтане заменяла журчащую речь Милисент. Думалось здесь на редкость спокойно. А мыслей накопилось много.

Осень оставила свой мазок на белоснежных «шапках» гортензий, что приветствовали входящих в это тихое место. Они стали грязно салатовыми, с коричневой каймой по краям лепестков. Листья посерели и обвисли. Все готовилось к зиме. Но в самом парке входящих встречали вечнозеленые кустарники. Зеленый цвет радовал и чуть-чуть поднимал настроение.

Я подошла к чаше фонтана и заглянула в неё. Отражение вздрогнуло и испугано мне улыбнулось. Одинокий лист плюхнулся на водную гладь, подернув рябью моё отражение, и без зазрения совести неторопливо поплыл дальше. А куда ему уже спешить?

— День добрый!

Недалеко от меня, на лавочке, сидела красивая женщина. Её появление ломало мои планы побыть наедине с собой. Видимо, засмотревшись в воду, я не заметила, когда она появилась. Её платье из плотной ткани с замысловатым узором из тысячи паутинок цепляло взгляд. Мне даже показалось, что одна из нитей сейчас поменяла свой вектор, изменив рисунок.

Незнакомка выглядела как леди. По-другому и не скажешь. Лет тридцати, изящная, стройная, удивительно привлекательная со всех сторон. Да только красота её сковывала моё дыхание. Ледяная обаятельность вползала во все поры моего тела мелкими пиявками. Я непроизвольно поёжилась.

— Здравствуйте.

Эту леди я раньше не видела. Кто знает, может это новый профессор чего-то там. Не хотелось бы у неё учиться. Мне и Аринар Арнель с головой хватает. Но чем черт не шутит? Или кем.

Леди проследила за моим телодвижением и улыбнулась уголком рта. Её взгляд притягивал и одновременно впивался иглами.

— Вижу ты немного озябла. Зима на пороге, — леди улыбнулась шире, одними губами. — Вот возьми. — Она разжала ладонь и ко мне устремилось голубое чудо — легкий, воздушный шарфик.

«Да, таким не согреешься, разве что для красоты носить», — подумала я и решила отказаться от сомнительного подарка — ни к чему он мне. И леди мне никто.

— Спасибо. Это лишнее.

— Не стоит обижать отказом, когда дарят от чистого сердца, — попрекнула незнакомка. Шарф сам обнял мои плечи, а после обвил и горло. — Прощай, Зира.

— А-а…

Я хотела спросить о многом, но лавочка опустела, словно там никого и не было. Лист на воде покрутился, поменял направление и поплыл ко мне. Вечерний лёгкий ветерок сменил направление. Теперь он дул в мою сторону. Приятный, но странный аромат достиг моего носа. Я замерла. Где-то послышался смех и резкий окрик: «Тварь!»

Время остановилось. Всё стремительно отдалялось, словно я попала в водоворот, в черную дыру, туннель без просвета. Меня затягивало, и я все летела и летела в бездну.

Но тоннель оказался с выходом. Это было небольшое окно, затянутое чем-то прозрачным и антиударным, куда я могла только смотреть, зажатая стенами. Не отвернуться, не вырваться. А там, за окном, больше похожим на иллюминатор, расстелились песок и каменная полустепь-полупустыня, с редкими кустами, пожухлой травой и деревьями, раскиданными далеко друг от друга. Под одним из них лежали двое. Мужчина и женщина. Он обнимал её. Что-то жарко шептал и любил. Снова и снова. Слов я не слышала, лишь слаженные стоны отдавались набатом в моей голове, а перед глазами стоял шарфик голубого цвета, наброшенный на шею Эристела.

Боль, она ударила многотонным тараном, пробила грудь, разлилась по всему телу. Заставила дрожать, подниматься на кончики пальцев, выгибаясь в безмолвном крике. Боль разливалась крутым кипятком, выжигая всё изнутри, образуя безобразные волдыри на моей душе. Хотелось выть и рвать собственную грудь, чтобы унять эту муку. Тупая боль затягивала все сильнее, перенося в призрачные миры. А потом отпустила, дала вдохнуть полной грудью и одним ударом разорвала мое сердце.

И я потерялась во тьме.

****

Меня кто-то звал. Тормошил, как тряпичную куклу. Вздох. Еще один. Меня умывали водой из фонтана? Не знаю. Ничего не знаю. С меня ручьями стекала вода, пробираясь под одежду. Я не чувствовала холода. Я ничего не чувствовала. Мне не было больно. Мне было все равно. Я открыла глаза.

— Что же ты делаешь?! Зачем?! — почти стон.

Меня прижали к груди. Там что-то сильно билось, ударами оглушая ухо. Я слушала и не могла вспомнить, я забыла, что это. А потом резко отстранили, обхватили лицо руками — жёстко, решительно, чтобы повторить:

— Зачем?

Синие глаза. Они цепко изучали меня. Я словно смотрела в зеркало. И только хаер-стайл, о который можно порезаться, говорил мне о другом — в мои глаза заглядывал мой враг. Смотрел с тревогой и даже яростью. И странное дело, сейчас, рядом с ним, я чувствовала себя в безопасности.

Из глаз потекли первые слезы. Я всхлипнула, глядя в синие озера, и сама уткнулась в мужскую рубашку носом. И меня прорвало. Ничего больше не сдерживало. Сиран завис на пару секунд, а потом обнял. Осторожно, бережно. С нежностью, о наличии которой не знал никто. Коснулся губами волос и уже не отпускал меня.

— Тихо, тихо. Успокойся, — шептал мне в волосы мой враг.

Деликатная забота и память. Боль напомнила о себе снова, и я утопила мужскую рубашку в слезах. Сиран приподнял мое зареванное лицо, грустно улыбнулся и собрал соленые капли губами.

Шум. К нам спешили. Шаги отзывались гулкими ударами о каменные плиты.

— Что здесь происходит? Не смей к ней прикасаться!

Нас в «в обнимку» застукали ректор, госпожа Рас и моя пра-пра-пра. Всех троих видела я, Сиран — не знаю. На нас смотрели разгневано-встревожено-печальные лица. И это сработало как катализатор. Слезы прекратились сами собой. Я отстранилась от парня, нервно передергивая плечами, украшенными мокрым голубым шарфом. Эристел скользнул по нему взглядом и замер. Он узнал его. Это поняла я. Это понял он. Сомнений не осталось. Боль ударила с новой силой.

— Ненавижу!

Эристел дернулся ко мне, но наткнулся на ледяное:

— Никогда больше не прикасайся ко мне!

И он застыл на месте, а в глазах куратора разлилась печаль. Моя пра-пра просто закрыла лицо руками. Я сделала шаг, собираясь уйти. Ноги подкосились от новой порции боль, и я едва не упала. Меня бережно подхватили руки парня.

— Пойдем, — Сиран склонился к самому ужу, и я не стала сопротивляться.

— Что с ней?

Черная Мамба метнулась стрелой, потянулась забрать меня у Сирана, но тот делиться не желал, плотно прижимая меня к себе.