— Вы говорили, что вы и ваша сестра росли порознь, — сказала Ди-Ди. — Как же вы тогда снова встретились?

— Она написала мне письмо. Примерно двадцать лет назад.

— То есть она первая вышла с вами на связь?

— Да. — Голос Аделин звучал немного раздраженно.

— Но почему?

— Не знаю. Может быть, потому, что ей было скучно? Или потому, что я ее единственная родственница? Лучше спросите об этом ее саму.

— Она написала, потому что ей от вас что-то было нужно, — заключила Уоррен.

Аделин улыбнулась:

— Вы говорите прямо как мой приемный отец.

— И с тех пор вы стали ее навещать в лечебнице. Столько лет и столько попыток суицида спустя она продолжает общаться только с вами, верно?

— Да.

— Что ей было нужно от вас? Судя по вашим словам, Шане незнакомо чувство сострадания, она не умеет взаимодействовать с людьми, ей практически не нужно общение. Что же ей тогда от вас нужно, Аделин? Каждый месяц на протяжении последних двадцати лет вы навещали свою сестру, зачем?

— На самом деле раньше мы виделись гораздо реже. Всего шесть или семь лет назад суперинтендант МакКиннон позволила мне навещать Шану ежемесячно.

— И все же, зачем? Что ей от вас нужно? Сколько семей она разрушила, сколько жизней она сломала? Ей не знакомо ни милосердие, ни раскаяние. Самое сильное чувство, которое она способна испытать, — это скука. Так почему вы продолжаете навещать ее? Двадцать лет прошло, что же ей от вас нужно?

— Она хочет защитить меня, детектив. Сорок лет назад она пообещала отцу заботиться обо мне. Ведь если у тебя нет семьи, то жизнь не имеет абсолютно никакого смысла.

— Вы серьезно? Она хочет защитить вас? Вы это серьезно?

Аделин смотрела прямо перед собой, она торопливо шагала по тротуару, словно это могло помочь ей оставить позади себя скептицизм детектива. Ди-Ди подумала, что, когда речь заходит о Шане, доктор Глен проявляет поразительную наивность, хотя вроде все понимает. Она ведь честно сказала миссис Дэвис: «Все в порядке, я не питаю иллюзий по поводу своей сестры».

А на деле все обстоит по-другому. Все это время какая-то ее часть нуждалась в старшей сестре, что делало ее легкой добычей для Шаны Дэй. Вопрос в том, чего Шана ждала до сих пор?

— Похоже, Дженет Сгарци и Марта Джонсон были очень близки, — заговорил Фил. — Мне кажется, Дженет могла что-то знать об убийстве Донни, могла видеть настоящего убийцу, вот только побоялась в этом признаться, тем более когда полицейские нашли Шану, всю в крови и с ухом в кармане.

— Ты прав, она могла что-то знать об убийстве племянника, — согласилась Ди-Ди. — Причем даже не догадываясь об этом. Поэтому Убийце с розой понадобилось избавиться от нее через столько лет.

— Думаю, нужно проверить Сэмюеля Хейса, — сказал Фил, когда они наконец добрались до его машины. — На момент убийства ему было всего семнадцать. Плюс ко всему у них с Шаной явно были какие-то отношения, учитывая, что Бренда несколько раз заставала их в одной постели. Возможно, у него самого не самое чистое прошлое. Он был вполне способен убить двенадцатилетнего паренька. Может быть, он до сих пор думает о Шане, своей первой девушке, которую спустя столько лет не может забыть. Он неустанно искал ее, параллельно узнавая все, что можно, о ее небезызвестном отце Гарри Дэе… А теперь начал собственную череду преступлений. Черт возьми, а что, если розу и шампанское он оставляет вовсе не для жертв? Может быть, они для Шаны. А убийства — это своего рода любовные послания.

— Звучит жутковато, — заметила Уоррен, ее передернуло, но уже не от холода.

У Фила зазвонил телефон как раз в то время, когда он начал открывать дверь машины. Ди-Ди и Аделин терпеливо ждали на обочине, пока он разговаривал: внимательно слушал, кивал, опять слушал, снова кивал, а затем воскликнул:

— Вот дерьмо!

Глаза Ди-Ди расширились от удивления. Редко от Фила можно было услышать подобные слова, и в этом была в основном ее собственная заслуга.

— Чарли Сгарци организовал акцию протеста напротив Массачусетского исправительного учреждения, — сообщил Фил, закончив разговор и положив телефон в карман. — Судя по всему, сегодня днем он описал в своем блоге все подробности убийства своей матери…

— Дерьмо, — простонала Ди-Ди.

— В том числе он указал, что убийца срезает со своих жертв кожу как дань уважения Гарри Дэю, серийному убийце, о котором до четырех часов сегодняшнего дня никто и не помнил. Зато теперь благодаря стараниям Сгарци по всем центральным каналам говорят о маньяке, который убивает беззащитных женщин по всему Бостону, имитируя легендарного серийного маньяка. Ах да, и еще его дочь Шану Дэй, которая подозрительно много знает об убийствах, включая даже то, сколько точно полос кожи срезает маньяк со своих жертв.

— Откуда этому сукиному сыну обо всем известно? — взорвалась Ди-Ди. — Мы ведь ему ничего такого не говорили.

Фил пожал плечами:

— Он ведь репортер. Полагаю, он провел свое собственное расследование. Да и ты сама знаешь, что лаборатория судмедэкспертов…

— Вот дерьмо! — воскликнула Ди-Ди.

В последнее время информация из отдела медэкспертизы вытекала, как вода через сито. Бен Уитли еще не вычислил, кто сливает информацию, но лучше ему с этим поторопиться, пока начальство им всем не снесло головы.

— Чарли, должно быть, уже в исправительном учреждении и яростно размахивает руками, требуя правосудия. Поедете с нами? — спросил Фил у Аделин, хотя они все равно оставили ее машину в центре.

— Да, я с вами.

— Ненавижу этих долбаных журналистов, — пробормотала Ди-Ди и села в машину.

— Да уж, — согласилась Аделин.

Чарли Сгарци организовал целую поминальную службу. Вокруг здания лечебницы собралась толпа из ста, если не ста пятидесяти человек. У всех в руках были свечи и огромного размера фотографии трех последних жертв, включая мать Чарли.

Когда Фил вышел из машины, его глазам предстала необычная картина: толпа пела христианский гимн «О, благодать», а перед входом в здание находилась команда экипированных охранников, готовых отогнать любого, кто захочет прорваться внутрь. Заметив Фила и Ди-Ди, Чарли схватил мегафон и начал скандировать: «Справедливость, справедливость, справедливость!»

Фил тяжело вздохнул. Ди-Ди не в чем было его винить. Стоять в такие моменты на страже порядка — не очень приятное занятие. Разгонять наглых бунтарей на каком-нибудь митинге еще куда ни шло. А противостоять толпе скорбящих родственников и знакомых — увольте.

Сославшись на боль, она позволила Филу взять инициативу на себя. Наконец-то хоть какая-то польза от больного плеча.

Аделин шла в шаге позади. Что доктор думала об этом цирке, Уоррен могла только гадать.

— Чарльз, — поприветствовал Фил репортера.

— Вы приехали сюда, чтобы арестовать Шану Дэй? — требовательно спросил тот. Его налитые кровью глаза буквально остекленели, словно он пил всю прошлую ночь.

— Хотите об этом поговорить? — любезно спросил Фил. У него это всегда хорошо получалось.

— Именно так, черт возьми!

— Хорошо, давайте немного пройдемся, поговорим.

— Нет.

— Нет?

— Если хотите что-то сказать, говорите это всем нам. Вы знакомы с родителями Кристин Райан? А с бабушкой Регины Барнс? С их семьями, соседями, друзьями? Мы все имеем право знать правду. Мы все требуем правосудия.

— Твою мать, — пробормотала, не сдержавшись, Ди-Ди.

Взгляд Чарли резко переметнулся на нее.

— Что вы сказали? Что? Ну-ка, повторите!

— Послушайте, Чарли, — дипломатично сказала детектив Уоррен, — я слышала, у вас есть письма, которые Шана писала вашему кузену. У нас в машине лежит ордер на их изъятие. — Разумеется, это была ложь, но она должна была сработать. — Отдайте их нам.

Чарли опустил мегафон и посмотрел на Ди-Ди мутным взглядом:

— Что?

— Письма, Чарли. Письма, которые, как вы утверждаете, Шана написала вашему кузену тридцать лет назад. Мы их конфискуем. Прямо сейчас.