— Скольких заключенных он изнасиловал? — спросил Фил.

— Не знаю. Троих или четверых, включая меня.

— Вы подавали на него жалобы?

Кристи подняла глаза. Даже спустя столько лет у нее был запуганный вид.

— Как? И кому? Они же охранники. Кому мы могли пожаловаться, черт возьми?

Фил ничего не сказал. Главным образом потому, что на подобного рода вопросы не существует ответов.

— Что же произошло? — продолжил он.

— Говард был самым нормальным из них, — вздохнула Кристи. — Иногда он меня даже благодарил, дарил подарки, шоколадки там разные. Скорее всего, у него не было девушки. Он казался таким… одиноким. Но Фрэнки и Ричи… Чем больше они получали, тем больше хотели. Там ведь везде понатыканы камеры, поэтому они прикрывали друг друга по очереди. Один выключал запись или что-то в этом роде, не знаю, а второй в это время заходил в клетку. Там, естественно, наблюдение не ведется, так что дело в шляпе. Он мог оставаться внутри сколько угодно и делать что угодно… Чтобы выйти из камеры, они проделывали то же самое: один подавал второму сигнал, и тот отключал наблюдение. Они считали себя чертовски умными, постоянно кичились этим.

— И как долго все продолжалось? — спросил Фил.

— Фиг знает. Несколько месяцев. Или лет. Гребаную вечность, короче.

— Шану Дэй они тоже насиловали? — вмешалась Уоррен.

Кристи посмотрела на нее с усмешкой:

— С чего бы они стали ее насиловать? Я хочу сказать, она же отрезала ухо маленькому мальчику. Кто после такого захочет ее трахать?

Ди-Ди расценила это как отрицательный ответ.

— Она всегда держалась особняком, но это не самое странное. То, что произошло потом, удивило меня куда больше.

Ди-Ди, Фил и Аделин наклонились вперед, внимательно вслушиваясь в каждое слово.

— Дежурство Фрэнки, слава богу, наконец закончилось, и мы могли расслабиться. Ублюдок свалил, и все вздохнули с облегчением. Но не тут-то было. Вскоре он снова появился, уже переодетый в гражданское. Сказал, что ему в голову пришла отличная идея. Типа раз он теперь не на службе, то может остаться здесь хоть на всю ночь. Ухмыляясь, он посмотрел на каждую из нас по очереди, а мы едва осознавали, что вот-вот произойдет. В ту ночь дежурил Ричи. А это значит, ему нужно было только ненадолго остановить запись, пока Фрэнки не войдет в клетку, и да, теперь мы становились его секс-рабынями. На всю ночь. Адская удача.

— Он выбрал меня, — сказала Кристи, неотрывно глядя на пакет с картошкой фри. — Он выбрал меня.

Никто не проронил ни слова.

— Поначалу я кричала. Будто это могло хоть как-то помочь. Понимаете, я была в блоке, полном осужденных убийц и воров, с одним дежурным, которому на все плевать. В какой-то момент я услышала, как другие девушки подняли шум. Молотили по решеткам чем попало: обувью, книгами, зубными щетками. Тюремный бунт. Но камеры звук не записывают, так что Фрэнки мог не париться. Он творил все, что хотел. Снова, и снова, и снова. Должно быть, перед тем как прийти, принял дозу виагры, чертов сукин сын… Я ничего не могла поделать. Вдоволь поразвлекшись, он оделся, застегнул ширинку и сунул мне в руки маленькую бутылку шампуня. Знаете, такие стоят в гостиницах. Он трахнул меня в… И все, что я получила, это дешевый шампунь из мотеля.

На следующий день я не вставала. Даже ходить не могла. А Ричи написал в отчете, что я вымоталась, пытаясь спровоцировать тюремный бунт. Дежурный даже не потрудился зайти меня проверить. Они все в сговоре. Знаете, может, мы и заключенные, настоящие монстры — они.

Ди-Ди не нашлась, что на это ответить.

— На следующую ночь Фрэнки пришел снова. Меня он на этот раз оставил в покое. Полез к новенькой девчонке. Она плакала. Идиотка. Плакала и кричала, и снова плакала, и так до самого конца. Но мне было плевать. Так уж в тюрьмах заведено. Если трахают не меня, то все в порядке. У меня выходной, аллилуйя, хвала господу. Но мы, знаете ли, не звери.

Кристи резко подняла голову, ее пальцы барабанили по крышке стола.

— Просто когда с тобой долгое время обращаются как с животным…

В пятницу вечером у Фрэнки заканчивалось дежурство. Мы все это знали, поэтому весь блок сидел как на иголках. Мы знали, что он обязательно придет. Он был нашим страшным кошмаром, нашим проклятьем, и, конечно, ровно в десять вечера открылась дверь, и на пороге появился Фрэнки. На нем были синие джинсы и толстовка с эмблемой «Ред Сокс». А ведь раньше мне нравились «Ред Сокс»! Он посмотрел мне прямо в глаза и ухмыльнулся. Будто быть его девушкой — большая честь. Будто новенькая не истекала до сих пор кровью после того, что он с ней сделал. Он подошел ко мне. Черт, что же мне было делать? Что же делать… А затем…

Кристи замялась, оглядела присутствующих и продолжила:

— С ним заговорила Шана. Я узнала ее по голосу. Она подошла к двери своей камеры и спросила Фрэнки, как продвигается развод и каково это — осознавать, что твою жену трахал кто-то другой, что ты растил чужих детей. Ах да, затем она сказала что-то вроде: «Я удивляюсь, почему твоя собака еще не сбежала от такого неудачника, как ты. Знаешь, поищи слово «неудачник» в словаре и наверняка увидишь под ним свою фотографию». — Кристи слегка вздрогнула, покачала головой. — Шана говорила и говорила. Ей было известно все. Все о личной жизни Фрэнки. Откуда она могла это узнать, черт побери? Поначалу Фрэнки игнорировал ее, сказал ей заткнуться и что она ни хрена не знает. Но Шана продолжала и продолжала, и через минуту Фрэнки подскочил к решетке и начал вопить. Обозвал ее тупой мразью и приказал ей заткнуть свой поганый рот, пока он сам его не заткнул. Но ее это не остановило. Черт возьми, она улыбалась. Она улыбалась ему в лицо самой безумной улыбкой, какую я когда-либо видела в своей жизни.

«А ты меня заставь», — сказала Шана. Или что-то в таком роде.

Я подумала — вот и все, она только что подписала свой смертный приговор. Фрэнки сейчас не просто вышибет из нее все дерьмо, он ее убьет. За то, что она с ним так разговаривала. И смотрела на него как на жалкого неудачника и импотента.

Фрэнки помахал Ричи, чтобы он открыл дверь в камеру. Тот открыл, и в следующий миг Фрэнки влетел внутрь, весь на взводе и готовый ее пришлепнуть. Я видела его дикий взгляд, но Шана не сдвинулась с места. Она снова широко улыбнулась. Фрэнки это, похоже, слегка испугало. Буквально ощущалось, что какая-то малая часть его мозга хочет поднять тревогу. Но было уже слишком поздно. Фрэнки замешкался, и Шана ударила его в живот. Я до сих пор иногда слышу во сне этот глухой звук удара. А затем кровь закапала на пол. Она воткнула ему в живот короткое лезвие или, может быть, заостренную расческу. Я так и не поняла. Затем нанесла еще один удар, и еще, и еще… В то время как Фрэнки корчился от боли, Шана выглядела счастливой как никогда. Затем он упал на пол, и она опустилась на колени. Удар, удар, удар.

Ричи наконец вытащил свою жирную задницу из кабинета и поднял тревогу. Прибыла команда реагирования, все полностью наготове, но Шана не отступилась. Она стояла над телом Фрэнки и скалила зубы. — Кристи резко повернулась к Аделин: — Вы должны ее понять. Все словно с катушек слетели. Визжали сирены, заключенные разволновались, коридор был заполнен качками-охранниками, вооруженными щитами и увесистыми дубинками. Они кричали Шане бросить оружие и лечь на пол. Но она не сдавалась. Она была словно… не знаю, львица, готовая до последнего защищать свою добычу. Пока они все орали, Шана слизала кровь, стекавшую по ее запястью. Двое охранников чуть в обморок не упали.

Эти качки долго не могли ее связать. Шана отчаянно боролась. До самого конца она молотила ногами и кулаками всех, до кого могла достать. В какой-то момент мне показалось, что они ее убьют. Я хотела крикнуть, чтобы они перестали, но не смогла. Даже после того, что она сделала для меня… Я не смогла.

Когда охранники выволокли Шану из камеры, я едва узнала ее. Нос был разбит, оба глаза распухли. Но она повернулась ко мне. Пока они несли ее по коридору, Шана посмотрела на меня и сказала: «Прости меня, Аделин». Вот и все. «Прости меня, Аделин».