— Вы присутствовали на суде? — спросил Фил.

— Неа. Родители мне не разрешили. Я узнал обо всем так же, как и соседи, — из сплетен. Все это случилось давно, в то время не было, как сейчас, кабельного телевидения с круглосуточными новостями и прямыми включениями. Конечно, в местных новостях дело осветили — в частности, тот момент, когда судья объявил, что будет судить Шану по всей строгости. Адвокат за нее особо не боролся, так что все кончилось довольно быстро, и народ снова вернулся к своим делам. Кроме моих дяди с тетей, разумеется.

— А вы? — поинтересовалась Ди-Ди. — Тридцать лет прошло, а вы все это время строчите письма убийце своего кузена? Продолжаете бередить прошлое?

— Все это время? — переспросил Сгарци, явно сбитый с толку. — Кто сказал, что я все это время ей пишу? Впервые я попытался наладить с Шаной контакт всего три месяца назад. Понимаете, Донни, конечно, был славный малый, но я тоже не какой-то вам отброс. Черт, вы, может, и не поверите, но в мои планы вовсе не входило играть кузена убитого мальчишки. Я ведь уехал из Бостона, поступил в университет в Нью-Йорке, окончил факультет по связям с общественностью, стал репортером. Так что я тоже не придурок какой-нибудь.

— И тем не менее вы здесь… — съязвил Фил.

— Я вернулся, чтобы ухаживать за матерью, — бросил Сгарци. — Разве доктор Глен вам о ней не рассказала? Мама умирает от рака. Ей нужен уход, ей нужна помощь, профессиональная помощь, а не жалкие потуги сына-журналиста. Все это стоит денег. Однако, учитывая среднюю зарплату штатного репортера… А потом мне в голову пришла мысль: может, я и мало зарабатываю, но если написать книгу, которая плюс ко всему основана на реальных событиях… Здесь уже речь идет о шести-, а то и семизначном гонораре. Мне это вполне по силам, только нужен подходящий материал. Ну, что-то вроде эксклюзивного интервью с небезызвестной убийцей моего двоюродного брата. А теперь скажите, неужели я так много прошу? Тридцать лет прошло, возможно, Шана и сама не против получить возможность облегчить свою совесть. Правда, учитывая, что она так и не ответила ни на одно мое письмо, совести у нее как раз таки и нет.

— И поэтому вы решили обратиться к ее сестре?

— Конечно. Таков принцип журналистики. Если один человек говорит «нет», значит, надо найти того, кто скажет «да». Мне нужно «да». Моей маме нужно «да».

— Давно ей поставили диагноз? — спросила Ди-Ди.

— Полгода назад.

— А первое письмо вы отправили Шане…

— Три месяца назад, плюс-минус.

— Если не ошибаюсь, Убийца с розой совершил свое первое нападение, — продолжила Ди-Ди, — где-то семь недель назад?

Сгарци напрягся, его руки непроизвольно сжались в кулаки, глаза сузились.

— К чему вы клоните?

— К тому, что вот он вы, человек, который собирается описать в своей книге событие тридцатилетней давности, о котором — не в обиду вам и вашей семье — уже почти никто и не помнит, как вдруг бац — новая череда убийств, тесно связанных с сюжетом вашей книги. Любопытно, если спросите мое мнение. Я бы даже сказала, весьма кстати.

— Минуточку…

— Где вы были в ночь на воскресенье? — спросил Фил.

— Катитесь к черту!

— Вы сами нас впустили, — мягко напомнила Ди-Ди. — Сами предложили обсудить преступления.

— Я репортер! И я ищу правду. Вам бы тоже стоило попробовать этим заняться. По крайней мере, если вам действительно есть дело до женщин, которых убивают в их собственных постелях.

— Откуда вам это известно?

— Да ладно, это давно уже всем известно. А вы должны понять, что Шана Дэй за тридцать лет нисколько не изменилась. Она так же невероятно хитра, как и прежде.

— Откуда вам знать? Она ведь так и не ответила ни на одно из ваших писем.

— Не ответила, — кивнул Сгарци. — Но никакого секрета здесь нет, стоит только копнуть поглубже. Что я, собственно, и сделал — поговорил с ее бывшими сокамерниками…

— Она сидит в одиночке.

— Но коридор-то общий. Думаете, они не переговариваются через дверные окошки? Либо когда идут на медицинское обследование и на свидания. Было бы желание, а возможность пообщаться всегда найдется, даже в одиночной камере.

— И с кем вы беседовали? — Ди-Ди прищурилась.

— Эти люди все равно не станут с вами разговаривать. Думаю, вы и сами догадываетесь, что они не слишком благосклонно относятся к офицерам полиции. А вот к такому красавчику, как я…

— Просто расскажите, что вам удалось выяснить, — перебил его Фил.

— У Шаны есть друг.

— Кто?

— Поклонник. Как я понимаю, из прошлого. Может, они жили в одном районе, может, познакомились в сиротском приюте… Никто точно не знает, кто это, но он все эти годы поддерживает с ней связь, даже выполняет ее мелкие поручения.

— Например?

— Ну, например, следит за ее сестрой.

— За доктором Аделин Глен?

— Точно. Шана ею буквально одержима. Работа, квартира, машина — у Аделин есть все, о чем мечтает Шана. Разумеется, она ей завидует.

— И откуда ее бывшие сокамерники об этом узнали?

Сгарци пожал плечами:

— Не знаю, но факт остается фактом. Шане известно то, о чем знать она не должна, включая информацию о ее сокамерниках. Видимо, этот дружок всегда снабжал ее сведениями, потому что всякий раз, когда кто-то ругался с Шаной, она раздавала вполне конкретные угрозы. Ну, что-то вроде «хватить петь эту дурацкую песню или в следующий раз, когда твоя мамаша-шлюха поведет твоего сыночка в садик «Медвежонок Билли», они оба об этом сильно пожалеют». И все в таком духе. Она знала даже название садика. Так что девушки выполняли все, что она им говорила. Она запугивала их раньше, запугивает и сейчас. Я не шучу. Спросите любого, кто мало-мальски с ней знаком. Репутация Шаны распространилась далеко за пределы лечебницы. Пусть руководство и ее сестра дальше думают, что Шана бедная заблудшая душа, но я-то знаю правду. В ее руках сосредоточено больше власти, чем у суперинтенданта МакКиннон. Депрессивный заключенный днем, гений-психопат ночью.

Ди-Ди уставилась на Сгарци. Она не знала, что сказать. Не знала, что думать.

— Сто пятьдесят три, — произнес Фил.

— Что, простите?

— Сто пятьдесят три. Вы же эксперт по Шане Дэй. Вы нам и скажите, что означают эти цифры.

Сгарци нахмурился:

— Без понятия.

— Вам что-нибудь известно о Гарри Дэе, отце Шаны?

— Ну конечно.

— Может, эти цифры что-то значили для него?

— Нечто вроде счастливого числа?

— Это было оно?

— Даже не знаю. Нигде ничего такого нет.

— Может, это какой-то адрес? — предположила Уоррен. — Что-то важное для Гарри или его жертвы?

Сгарци покачал головой. Он выглядел таким же озадаченным, как детективы.

— Тогда, быть может, для Шаны? — спросила Ди-Ди. — Или для вашего кузена? Для ее приемной семьи? Какой у них, кстати, был адрес?

— Ну, точно не сто пятьдесят три. — Сгарци внезапно посуровел. — А какое это вообще имеет значение? Это что, подсказка от Убийцы с розой? Какой-то тайный шифр, который вам нужно разгадать? Если так, я бы мог этим заняться, не бесплатно, конечно же. Все-таки я первый начал копать в этом направлении.

— Да за что мы будем вам платить? — откликнулась Уоррен. — Вы пока не сообщили нам ничего нового.

— Я рассказал вам про друга Шаны.

— Про какого друга? Про воображаемого, вы хотели сказать? С которым она разговаривает, но которого никто никогда не видел? С тем же успехом мы можем поискать Каспера, дружелюбное привидение[193].

— Но вы не можете отрицать, что у нее есть глаза и уши за стенами лечебницы.

— Это мы и без вас знали.

— Она следит за своей сестрой.

— И это мы тоже знали.

— Откуда?

— Доктор Глен не так глупа, как кажется. Я бы даже сказала, наоборот. К тому же она квалифицированный специалист, который не питает иллюзий по поводу своей семьи. Ну же. Нам нужно что-то действительно стоящее. Почему вы думаете, что Шана связана с нашим убийцей?