Марион хотела закурить, но вспомнила о том, что здесь может появиться Джей Ти. Иногда, когда она сидела в тени, брат появлялся из холла и проходил прямо на веранду. Через несколько мгновений после того, как он проскальзывал через раздвижные двери, раздавался чуть слышный всплеск воды.

Успокаиваясь, Марион глубоко вздохнула и набрала номер.

— Как он? — спросила она в трубку.

— Марион? — Голос Роджера был нетвердым и хрипловатым со сна. По его времени сейчас было два часа утра. Спал ли он со своей новой игрушкой? Она на это надеялась.

— Как он? — Марион забыла о своих добрых намерениях и закурила сигарету. Пальцы ее дрожали.

— Марион, сейчас два часа утра.

— Спасибо, Роджер, но я сама знаю, сколько сейчас времени. А теперь: как он?

Роджер вздохнул. Марион показалось, что она услышала приглушенный женский голос. Значит, официантка была в его постели. Ей стало больно. Больнее, чем она ожидала.

Я любила тебя, Роджер. Честно, я любила тебя.

— Он умирает, Марион. Боже, что еще ты хочешь услышать, черт возьми? Врачи колют ему обезболивающее, но сейчас этого уже недостаточно. Неделя, может быть, две… А может быть, он умрет уже завтра. Ради него самого именно на это я и надеюсь.

— Не слишком же ты добр по отношению к человеку, которого считал своим учителем, Роджер. Хотя все мы знаем истинную цену твоей лояльности.

Роджер молчал. Мысленно Марион видела, как сжимаются его губы, а брови вытягиваются в одну тонкую линию. Она была за ним замужем почти десять лет. Она знала его, как никто другой. Она знала, что он слаб и мягкотел. Она знала, что он умен и амбициозен. Она знала о нем абсолютно все — в ее понимании это и была настоящая совместная жизнь.

— Хорошо, Марион, — тихо произнес Роджер. — Злись, если хочешь. Но ведь ты сама мне позвонила. Я просто посыльный, который говорит тебе, что у твоего отца последняя стадия рака. Он испытывает сильную боль и бредит. Стонет и зовет то Джордана, то Тедди. Если ты хочешь, чтобы это продолжалось, — никаких проблем. Я бы на твоем месте и врагу не пожелал такой смерти.

Джей Ти и Тедди. Ее не удивило, что Полковник не зовет ее. Ему никогда не нужна была дочь.

— А Эмма? — прервала она Роджера. Эммой звали ее мать. Марион никогда ее не любила и считала сукой, которая витала в облаках вместо того, чтобы быть хорошей женой Полковнику. Однако Роджер испытывал слабость по отношению к этой слабоумной старухе.

— Меня она тоже беспокоит, — все-таки он очень предсказуем. — Она повторяет слова Софи Лорен из «Эль Сида»[72]. Боюсь, что в один прекрасный день она захочет привязать труп Полковника к лошади. Ты же знаешь, что чем больше давление, тем ей хуже.

— Давление? Да эта женщина разваливается от одной мысли о том, что ей надо решать, какие туфли надеть утром.

— Марион… Ты зачем позвонила?

— Хотела убедиться, что всё в порядке.

Еще одна длинная пауза. Она знала, что сейчас он не хмурится, а болезненно подбирает наиболее дипломатичные выражения. Роджер был большим дипломатом, прирожденным манипулятором. Она была уверена, что он будет успешно продвигаться по служебной лестнице.

— Марион… — раздался его мягкий голос. Она непроизвольно напрягла спину. — Я знаю, что у тебя сейчас непростое время. Я сделал тебе больно…

— Больно? Сделал мне больно!.. Ты разрушил нашу семейную жизнь.

— Я знаю, Марион, но…

— Что «но»? Мы уважали друг друга, мы считали друг друга друзьями. Мы были вместе целых десять лет! Боже мой, Роджер, у нас были крепкие взаимоотношения.

— Правда, на тебя нападал ступор каждый раз, когда я до тебя дотрагивался.

Она замерла. Сигарета почти догорела до ее губ. Марион не могла ни дышать, ни говорить, ни шевелиться.

— Прости, Марион, — сказал Роджер. — Бог видит, что мне очень жаль. Знаю, это больно, но что, по-твоему, я должен был делать? Как я мог так жить? У меня, в конце концов, есть запросы…

— Это моя работа, правда? Ты всегда мне завидовал — скажешь, нет? Считал, что она забирает у меня слишком много времени и не дает мне стать настоящей армейской женой и хозяйкой. У меня успешная карьера, не хуже, чем у тебя — и я сильнее тебя. Я лучше стреляю. А ты… ты простой армейский бюрократ, в то время как я занимаюсь настоящим делом. — Она говорила грубым голосом, и это позволяло ей не рассыпаться на миллионы мелких осколков.

— Что ж, я бы не стал возражать, если бы моя жена хоть изредка, по большим праздникам, появлялась в доме. И не сравнивала бы меня со своим начальником или обожаемым папашей. Разве я хочу так много? — Роджер произносил идеально подобранные слова. Это доставляло ей скрытое удовольствие.

— Ты слабак! — крикнула она в трубку. — Ты абсолютно бесхребетен и в подметки не годишься Полковнику. Ты ведь даже не боевой подполковник — просто хороший политикан. Я рада, что ты ушел. Так даже лучше. Развлекайся со своей новой игрушкой. Наконец-то ты нашел кого-то, кого заведомо превосходишь.

— Черт побери, Марион, не надо…

Она не стала слушать дальше. Трубка опустилась на телефон с такой силой, что Глаг дернулся. Марион уставилась на ящерицу в надежде, что та зашевелится и у нее будет законная возможность порвать ее на куски.

Но игуана мудро притворилась мертвой. Марион прикурила новую сигарету и вдохнула едкий дым так глубоко, что на глазах у нее выступили слезы. Она вся дрожала, и где-то глубоко внутри ей было очень больно.

На один короткий момент ей захотелось свернуться на диване клубочком и выплакаться. Ей захотелось, чтобы кто-то крепко обнял ее и шептал на ушко успокаивающие слова.

Все будет хорошо, Ягодка. Я спасу тебя. Я тебя спасу.

Эти чуть слышные слова появились из ничего. Она растерла щеки руками и сглотнула комок в горле.

К черту Роджера. Слабый человек, который пытается бороться с кризисом среднего возраста с помощью двадцатидвухлетней любовницы. Она будет покрепче его. Она крепче большинства мужчин, которых встречала на своем пути. И это их всех ужасно злит. Даже сейчас, в девяностые годы двадцатого столетия, мужчины слишком самовлюбленны. Они все говорили ей, что как женщина она будет обладать одинаковыми с ними правами, но старались спрятать от нее трупы, как будто она могла потерять сознание. А когда Марион наклонялась и осматривала место преступления, они над ее головой обменивались двусмысленными взглядами, как будто она была замаскированная лесбиянка.

Они говорили о независимости, а потом обижались на нее за то, что она не рыдала у них на груди, впервые увидев убийство. Они говорили, что ценят ее сильные стороны, а потом воротили нос, когда она побеждала их на стрельбище.

Марион не собиралась менять правила. И не собиралась говорить, что ей нравится одно, когда в действительности ей нравилось совсем другое. Она вышла замуж и была верна своему мужу. Она дала профессиональную клятву и стала действительно хорошим агентом. Она обещала Полковнику, что он будет ею гордиться и что она будет держать его за руку на смертном одре. И проследит, чтобы у него были лучшие похороны, о которых только можно мечтать…

Марион разгладила блузку и поправила волосы, которые уже успела заколоть на французский манер. Она сказала самой себе, что спокойна и тверда, как только может быть тверд человек по эту сторону ада.

После этого она направилась к себе в комнату.

Ее ноги остановились возле двери в комнату Джей Ти. Она почувствовала такое сильное желание войти, что ее пальцы взялись за дверную ручку. Открой эту дверь. Войди. Он поможет, поможет. Джордан спасет тебя.

Но в этот момент Марион вспомнила тот день, на матче по ориентированию, когда отец вернулся, а Джей Ти — нет. Она тогда стояла недалеко от совещавшихся взрослых и чувствовала, как в животе у нее нарастает гнев. Джордан это сделал. Он убежал, он освободился. А ее он бросил.

А потом Марион увидела, как он продирается сквозь подлесок. И вместо того, чтобы почувствовать облегчение, она возненавидела его еще больше. Потому что он вернулся, этот тупой ублюдок, — а ведь на какой-то миг он позволил ей подумать, что наконец-то освободился и ей не надо будет больше о нем беспокоиться.