Сержант Кертер Дуглас из Калифорнии повернулся на своей грязной спальной циновке и приподнялся на локте.

– Заткнись, наконец! – сказал он часовому. Тот пришел в неописуемую ярость и лишь усилил свою ругань.

– Что он хочет от нас? – спросил сержант Вилли Дэвис из Техаса.

– Мы ему явно не симпатичны, – ответил Дуглас. – До того, как вы проснулись, он объявил, что охотно пристрелил бы нас сейчас, если бы его благородие не надумал отрубить наши головы утром.

– Может быть он нас только пугает? – предположил Дэвис.

– Может быть, – согласился Дуглас.

– Если бы нам удалось выбраться из-за этой колючей проволоки, мы легко бы избавились от любого нализавшегося часового. Но нам не выбраться отсюда.

– Черт возьми, но я не хочу, чтобы мне утром отрубили голову! Это был бы дьявольский подарок ко дню рождения.

– Что вы имеете в виду?

– Если я не сбился со счета, то завтра мне стукнет двадцать пять. А сколько вам лет, Дуг?

– Двадцать.

– Господи, они вытащили вас прямо из колыбели.

– Мы только пытаемся убедить себя, что совсем не боимся. На самом деле я очень боюсь.

– И я боюсь, как черт, – согласился Дэвис.

– О чем вы там болтаете? – закричал часовой. – Заткнитесь!

– Заткнись сам, грязный пьяница! – ответил Дуглас.

– Теперь я убью вас! – завопил часовой. – И скажу капитану, что вы пытались бежать.

Он поднял винтовку и прицелился в темноту хижины, где помещались пленные.

В тени, отбрасываемой хижинами туземцев, появилась крадущаяся фигура и тихо двинулась к часовому. В это время на другом конце деревни Матсус и Сокабе стали кричать, ругаться и оскорблять друг друга особенно рьяно.

Внезапно первый выхватил пистолет и выстрелил в Сокабе. Он промахнулся, и лейтенант тоже ответил выстрелом. Но они были слишком пьяны и могли попасть друг в друга лишь случайно. И все же они продолжали пальбу.

Почти одновременно с первым выстрелом Матсуса часовой разрядил свою винтовку в хижину, где находились два американца. Прежде, чем он сделал второй выстрел, чья-то рука обхватила его голову и почти отделила ее от туловища с помощью ножа.

– Вы ранены, Билл? – с тревогой спросил Дуглас.

– Нет. Он промахнулся чуть ли не на милю. Но что происходит снаружи? Кто прыгнул на него?

Поднятые стрельбой в офицерской хижине солдаты бежали, шатаясь, к дальнему концу деревни. Думая, что на лагерь напали враги, некоторые из них пробежали так близко от Тарзана, что он мог почти дотронуться до них.

Выжидая, он припал к земле рядом с мертвым часовым. Так же, как и японцы, он не знал причины стрельбы. Ван Принс и остальные были на противоположном конце деревни, но это стреляли не они.

Когда Тарзан решил, что мимо него пробежал последний японец, он тихо окликнул удивленных пленников:

– Вы – Дуглас и Дэвис?

– Да, это мы.

– Где вход?

– Прямо перед вами. Но дверь заперта на замок.

Между тем ван Принс, услышав выстрелы, решил, что они вызваны появлением в деревне Тарзана. Тогда он направил туда свой отряд.

Его бойцы рассредоточились по деревне, перебегая от дома к дому.

Тарзан шагнул к калитке. Ее столбы были выструганы из стволов молодых деревьев.

Дэвис и Дуглас тоже вышли из хижины и подошли к калитке. Тарзан ухватился за оба столба руками, всем своим весом и силой откинулся назад, и столбы треснули прежде, чем пленные успели прийти на помощь. Проволока потянулась по земле за столбами. Дуглас и Дэвис вышли на свободу.

Тарзан услышал приближение людей и догадался, что это партизаны. Он окликнул ван Принса, и тот тут же ответил.

– Пленники со мной, – сказал Тарзан. – Соберите своих людей, чтобы мы могли уйти отсюда.

Затем Тарзан взял винтовку и патроны убитого японца и вручил их Дэвису. С противоположной стороны деревни доносились возбужденные голоса японцев. Партизаны не знали причины суматохи, которая так помогла им освободить пленников, и многим не хотелось уходить, не сделав ни одного выстрела.

Бубенович и Розетти не отходили от своих спасенных товарищей, отвечая на бесчисленные вопросы и задавая, в свою очередь, свои. Одним из первых вопросов у Дэвиса был вопрос о Тарзане.

– Кто этот голый парень, освободивший нас?

– Вы помните английского лорда, который поднялся на самолет перед самым отлетом? – спросил Розетти. – Ну так это он! Более великолепного парня я не встречал. Но как вы думаете, кто он такой?

– Вы только что сами сказали. Что он офицер Королевских воздушных сил.

– Он – Тарзан из племени обезьян!

– Ладно, не пытайтесь надуть нас.

– Это правда, – вмешался Бубенович. – Он, действительно, Тарзан.

– А «старик» где? – спросил Дуглас. – Он не загнулся?

– Нет, он в порядке. Он был ранен, и ему не позволили идти с нами, но теперь он здоров.

Все четверо болтали всю дорогу, пока не дошли до лагеря партизан.

Два дня спустя «иностранный легион», насчитывающий теперь десять человек, распрощался с партизанами и начал свой длительный поход.

Сначала двое вновь прибывших относились скептически к способности женщин вынести трудности и опасности непроходимых горных и диких мест, по которым нужно было пройти, чтобы избежать встреч с неприятелем. Но вскоре они убедились, что сами должны прикладывать все свои силы, чтобы не отставать от Корри и Сарины.

Были для них и другие сюрпризы.

– Что случилось со Шримпом? – спросил Дэвис Бубеновича. – Я думал, что он не тратит время на женщин, а он все время околачивается возле этой коричневой особы. Это не значит, что я его осуждаю, она, действительно, очень уж привлекательна. Да и наш «старик» стал совсем другим.

Бубенович пожал плечами.

– Все течет, все меняется, – коротко ответил склонный к философствованию Бубенович.

Дорога становилась все труднее. Путешественникам приходилось прорубать путь через девственные джунгли ножами и топорами. Глубокие ущелья и стремительные горные потоки постоянно препятствовали их продвижению. Часто стены ущелий опускались отвесно на сотни футов, вынуждая делать длинные обходы. Редкий день был без дождя или тропического ливня.

Они шли и спали в мокрой одежде. Их ботинки и сандалии износились.

Тарзан охотился для всех, и те, кому еще не приходилось делать это, научились есть мясо сырым. Он шел впереди, выбирая дорогу и старательно избегая вражеских передовых постов и патрулей. Ночью они спали в ряд, согревая друг друга теплом своих тел. Один человек оставался на часах, охраняя спящих главным образом от внезапного нападения тигров. Иногда у людей могли сдавать мускулы, но моральная стойкость – никогда.

Маленькая Кета все еще бранилась и жаловалась. Когда Тарзан уходил освобождать Дэвиса и Дугласа, Кета осталась привязанной к дереву. Она была очень возмущена этим и покусала трех голландцев, пытавшихся подружиться с ней. С тех пор она оставалась совершенно одна, общаясь только с Тарзаном. Единственным исключением был маленький сержант Розетти. Она сама подружилась с ним, часто устраиваясь на нем, когда отряд отдыхал.

– Она, вероятно, узнает в Шримпе родственную душу, если не родственника, – сострил по этому поводу Бубенович.

Как-то путники остановились на ночлег раньше обычного, потому что Тарзан нашел большую и сухую пещеру, в которой мог разместиться весь отряд. Вероятно, пещера еще недавно была обитаема, так как около входа лежали обуглившиеся куски дерева, в пещере же находился запас сухих дров. Все с энтузиазмом приняли участие в разведении костра, а затем уселись поближе к нему, впитывая благодатное тепло и просушивая те части одежды, которые можно было снять с себя в такой смешанной компании.

Джерри, Бубенович и Розетти пристально рассматривали примитивную карту, которую начертил для них ван Принс.

– Здесь мы пересекли горную цепь и вышли на восточную сторону, – сказал Джерри.

Он указал пальцем на место под названием Алахан-пандванг.