– Из того немногого, что я читал о Бруклине, я узнал, что бруклинцы имеют свое особенное произношение. Вы же говорите на обычном английском языке.

– Так же, как и вы, – ответил Бубенович. Клейтон засмеялся.

– Я не воспитывался в Оксфорде.

– «Бродяга» получил высшее образование в Бруклине. Он окончил шесть классов, – объяснил Лукас.

Бубенович и Розетти улеглись спать.

Клейтон и Лукас сели на край платформы, свесив ноги, и заговорили о будущем.

Они решили, что наилучшим шансом для них было бы достать лодку у дружественных туземцев, если они найдут таковых, на юго-западном берегу острова и попытаться добраться до Австралии. Они говорили об этом и о многих других вещах. Лукас рассказал о своем экипаже. Он порядком гордился своими ребятами и безмерно горевал о погибших. Далее речь зашла о Розетти.

– В действительности он хороший парень и первоклассный башенный стрелок, награжден медалью за отвагу.

– Он, очевидно, не терпит англичан, – заметил Клейтон.

Он улыбнулся.

– Для того, кто имел дело только с ирландцами и итальянцами в Чикаго, это не удивительно. И потом, у Шримпа никогда не было возможности для настоящей учебы. Отец Шримпа был убит в Чикаго во время гангстерской войны, когда Шримп еще под стол пешком ходил, а его мать, как я догадываюсь, «работала» просто проституткой в банде. И с таким происхождением, вы должны признать это, он все же неплохой парень. Он мало учился, но всегда оставался честным.

– Меня интересует Бубенович, – сказал англичанин. – Он очень умный человек.

– Да. Он не только умный, но и чрезвычайно образованный. Он окончил Колумбийский университет. «Бродяга» интересовался экспонатами в Американском музее естественной истории в Нью-Йорке, когда был студентом, так как специализировался в области ботаники, зоологии, антропологии и прочих «логий» и после окончания университета начал работать там. Он любит употреблять в речи научные названия при Шримпе для того лишь, чтобы поддразнить его.

– Тогда, вероятно, с точки зрения сержанта Розетти хорошо, что у меня нет оксфордского произношения, – сказал Клейтон.

Когда Корри ван дер Меер шла, сопровождаемая своими конвоирами, ее ум был занят только двумя проблемами: как сбежать и как покончить с собой, если не удастся осуществить побег. Шедший рядом Алэм говорил с ней на своем родном языке, который она знала, а японцы не понимали.

– Простите меня, – умолял он, – за то, что я привел их к вам. Они мучили Тианг Умара, но он не проговорился. – Это его старшая жена выдала, что я знаю, где вы прячетесь. Тогда они пригрозили, что убьют всех в деревне, если я не проведу их в ваше убежище. Что же мне оставалось делать?

– Ты прав, Алэм. Синг Тай и я – нас только двое. Лучше пусть умрут двое, чем все люди в деревне.

– Я не хочу, чтобы вы умерли! – воскликнул Алэм. – Лучше я сам погибну! Девушка покачала головой.

– Я боюсь лишь одного, – сказала она, – что не смогу найти способ умереть вовремя.

Лейтенант Сокабе провел ночь в селении Тианг Умара. Жители были угрюмы и молчаливы, и Сокабе поставил двух часовых перед дверью дома, где ночевали он и его пленница. Чтобы не допустить возможности побега, он связал ей руки и ноги.

Однако Сокабе не тронул ее, так как побаивался капитана Токуйо Матсуса, чей дьявольский нрав был ему хорошо известен, и, кроме того, у него был план.

На следующее утро он взял с собой Алэма в качестве проводника. Корри была рада обществу дружелюбного юноши. Она спросила Алэма, не видел ли он какого-либо партизанского отряда. О существовании таких отрядов она в свое время слышала и знала, что они состоят из голландцев, которые ушли в горы, – плантаторов, служащих, солдат.

– Нет, я не видел ни одного из них, но слышал, что они убили много японцев. Это отчаянные люди. Японцы постоянно разыскивают их. Они обещали туземцам богатое вознаграждение, если те укажут им тайные убежища партизан. Поэтому эти люди подозрительно относятся ко всем туземцам, которых они не знают, опасаясь, что они могут также оказаться шпионами. Говорят, что туземец, который попадает к ним в руки, никогда не возвращается в свою деревню, если они не уверены, что могут доверять ему. И кто может их осудить за это? Я слышал также, что многие туземцы присоединяются к ним.

Они проходили мимо того места, где раньше находилась деревня Таку Муда. Ничто не свидетельствовало о том, что еще недавно здесь жили люди, настолько быстро и пышно разрастаются джунгли.

Они шли под тропическим ливнем, который низвергали на землю клубящиеся темные тучи.

Угрюмый лес был полон запахов гниющей растительности и источал пары смерти.

Смерть! Девушка знала, что каждый шаг приближает ее к смерти. Если вдруг не… Надежда не очень легко умирает в юном сердце. Но надежда на что?

Она слышала рев моторов вверху. Но она привыкла к этим звукам, ибо японцы постоянно летали над островом. Потом издалека до ее слуха донесся треск и удар, а после этого глухой взрыв. Она не слышала больше рева моторов и подумала, что это, конечно, был вражеский самолет.

Мысль о его гибели на минуту доставила ей удовольствие. Японцы оживленно затараторили о происшествии. Лейтенант раздумывал, не следует ли им искать самолет, и решил посоветоваться с сержантом. Наконец они решили, что могут не найти самолета в густых зарослях джунглей. Он упал слишком далеко.

Было почти темно, когда они достигли селения, которое каштан Токуйо выбрал для стоянки. Стоя в дверях дома, Матсус наблюдал за приближением отряда.

Он обратился к Сокабе:

– Где пленники?

Лейтенант грубо схватил Корри за руку и потащил ее к капитану.

– Здесь, – сказал он.

– Я послал вас за китайцем и желтоволосой голландской девушкой, а вы привели черноволосого туземного мальчишку. Объясните.

– Китайца мы убили, а это голландская девушка.

– Я не люблю шуток, – проворчал Матсус. Сокабе подтолкнул девушку к лестнице, которая вела к двери.

– Я не шучу, – сказал он. – Это – девушка. Она покрасила волосы в черный цвет и одела платье туземного мальчика.

Он грубо раздвинул своими грязными пальцами волосы Корри, и все могли увидеть, что у самых корней волосы светлые. Матсус внимательно разглядывал лицо девушки. Потом он кивнул головой.

– Она подойдет мне, – заявил он. – Я беру ее себе.

– Она принадлежит мне, – возразил Сокабе. – Я нашел ее и привел сюда. Она – моя.

Матсус сплюнул. Его лицо побагровело, но он сумел взять себя в руки.

– Вы забываетесь, лейтенант Сокабе. Вы, по-моему, выполняли мой приказ. Старший офицер здесь я.

– Вы, может быть, и старший по званию, – ответил Сокабе, – но из-за нужды императорской армии многие люди низкого происхождения становятся теперь офицерами. Мои почтенные предки были самураями. Мой почтенный дядя – генерал. Ваш же отец и ваши дядья – крестьяне. Если я напишу письмо моему почтенному дяде, вы не будете больше капитаном. Могу я получить девушку?

В сердце Матсуса вспыхнула жажда убить лейтенанта, но он решил подождать, пока Сокабе не встретит смерть от «несчастного случая».

– Я думал, вы мне друг, – сказал он, – а вы идете против меня. Давайте не будем спешить. Девушка – это пустяк. Оставим это дело на рассмотрение нашего полковника. Скоро он должен быть здесь с инспекцией.

«Но прежде, чем он приедет сюда, – думал Матсус, – произойдет «несчастный случай».

– Хорошо, – согласился Сокабе.

«Было бы весьма неосторожно, – думал в свою очередь он, – если бы мой капитан умер до появления полковника».

Девушка ничего не поняла из того, что говорили они, но знала, что некоторое время она будет находиться в безопасности.

Рано утром следующего дня Алэм покинул селение, чтобы вернуться в свою деревню.

Джерри Лукас проснулся от страшного сотрясения платформы. Это разбудило также Бубеновича и Розетти.