– Хорошо, – сказал он. – Буду в семь тридцать. Предложение его заинтересовало.

– Эй, вы, как ваше имя? – прокричал помощник постановщика.

– Клейтон.

– Так вы и есть тот парень, кого взяли на роль белого охотника, которого Тарзан спасает от льва?

Сирил Уэйт с набедренной повязкой на покрытом коричневой краской теле, понаблюдав за Клейтоном, зашептал что-то на ухо постановщику. Тот уставился на Клейтона.

– Кретины! – заорал он. – Он же испортит всю картину! Что за недоумок вообще привел его сюда!

– И что теперь? – спросил Уэйт. – Неужели ничего нельзя сделать?

– Ну почему! Мы вообще не будем показывать его лицо! А теперь за работу. Повторим всю сцену с начала. Эй, вы, подите сюда! Как вас там?

– Клейтон.

– В общем так, Клейтон. Пойдете через джунгли прямо на камеру. От страха будете все время оглядываться назад. Идти вам нужно пошатываясь, словно вот-вот свалитесь от усталости. Вы заблудились, и за вами гонится лев. Кадры со львом мы потом вставим. В самый последний момент за вами действительно появится лев, но не бойтесь, он не тронет вас. Он мирного нрава, отлично выдрессирован. Вы вскрикиваете, хватаетесь за нож. От страха у вас дрожат колени. Тарзан слышит вас и приходит на выручку. Кстати, а где дублер, который должен прыгать по деревьям вместо Сирила? – обратился он к помощнику.

Удостоверившись, что дублер на месте, он продолжал:

– Итак, лев нападает. Тарзан спрыгивает на землю между львом и вами. Здесь мы будем снимать крупным планом, и вам придется повернуться спиной к камере. Тарзан набрасывается на льва и убивает его. Скажи-ка, Эдди, а тот дрессировщик, который дублирует Сирила в эпизоде схватки со львом, как у него с гримом?

– Полный порядок, шеф, – отозвался помощник.

– Тогда все по местам! – заорал режиссер. – Не забудьте, Клейтон, что за вами гонится лев и вы насмерть напуганы.

Репетиция прошла успешно, постановщику первый эпизод понравился. Затем принялись за сцену с Уэйтом, Клейтоном и львом. Лев оказался крупным, красивым зверем. Клейтон невольно залюбовался им.

Дрессировщик предупредил присутствующих о необходимости сохранять спокойствие, если произойдет что-нибудь непредвиденное, и ни в коем случае не прикасаться ко льву.

Застрекотали камеры. Клейтон пошатнулся, затравленно оглянулся и завопил от ужаса. Из джунглей вышел лев. Хищник двинулся к Клейтону, но тут путь ему перегородил спрыгнувший с дерева Сирил Уэйт.

Неожиданно для всех лев злобно зарычал и весь подобрался для броска. Обезумев от страха, Уэйт бросился наутек. Лев припустил за ним. Хищник так и промчался бы мимо Тарзана, догоняя улепетывающего Сирила, но тут произошло такое, чего никто не ожидал. Моментально осознав нависшую над жизнью актера угрозу, Клейтон с быстротой Ара-молнии подскочил к зверю, запрыгнул ему на спину и обхватил могучей рукой шею хищника.

Нума завертелся волчком, пытаясь сбросить с себя человека-обезьяну, но его когти не доставали до Клейтона. Разъяренный лев рухнул на землю, где стал кататься, издавая устрашающее рычание. Вдруг из глотки человека вырвался не менее жуткий рев. Клейтон взмахнул рукой. В воздухе сверкнуло лезвие ножа. Снова и снова взлетала рука человека, поражая хищника. Лев задергался в конвульсиях и вскоре затих.

Клейтон поднялся с земли, поставил ногу на тело льва, запрокинул назад голову, но затем как будто спохватился и отошел с тихой улыбкой.

К месту смертельной схватки примчался запыхавшийся Бенни Голдин, производственный менеджер.

– О, Господи! – застонал он. – Вы же убили нашего лучшего льва. Мы отдали за него десять тысяч долларов. Вы уволены!

Портье поднял взгляд от конторки на подошедшего постояльца.

– Уже покидаете нас, мистер Клейтон? – вежливо поинтересовался он. – Надеюсь, Голливуд вам понравился.

– Еще как! – улыбнулся Клейтон. – Но мне хотелось бы получить от вас некоторую информацию.

– С удовольствием. Что вам угодно?

– Скажите, когда ожидается ближайший рейс до Африки?

Лежащая на койке девушка беспокойно повернулась на бок. Полог палатки задрался под напором нарастающего ветра и сердито захлопал по брезентовой крыше. Веревочные растяжки натянулись, норовя вырвать колышки из земли.

Обвислые стенки палатки заколыхались. Но даже от этого шума спящая не проснулась.

День выдался утомительный. Долгий изнуряющий переход в духоте и зное джунглей измотал путешественницу, как, впрочем, и предыдущие переходы, проделанные девушкой за те кошмарные дни, которые начались после того, как она оставила железнодорожную станцию. С той поры миновала целая вечность, полная лишений и страданий.

Однако физически теперь она уставала не так сильно, как сначала, ибо со временем приобрела опыт, но сказывалось нервное напряжение последних дней, когда обнаружилось явное неповиновение негров – единственных ее спутников в рискованной и наспех организованной экспедиции.

Совсем юная и хрупкая, не приспособленная к тяжелым физическим нагрузкам, иным, нежели игра в гольф, несколько сетов в теннис или утренняя прогулка верхом на хорошо объезженной лошади, она ринулась в эту безумную авантюру, совершенно не думая о предстоящих трудностях и опасностях.

И хотя с самого начала допускала, что задуманное предприятие может оказаться ей не под силу, а здравый смысл подсказывал повернуть назад, пока не поздно, девушка упрямо углублялась в мрачные джунгли, из которых давно потеряла надежду выбраться.

Итак, будучи существом слабым, она тем не менее отважилась на столь многотрудное путешествие.

Что за необходимость двигала ею? Какая потребность заставила ее отречься от роскошной, беспечной жизни и устремиться в первобытный лес, где каждый шаг давался с трудом и где за каждым деревом подстерегала опасность?

Что толкало ее вперед, хотя рассудком она понимала, что единственная возможность спастись – повернуть назад?

Зачем она прибыла сюда? Явно не для охоты – животных она убивала исключительно для пропитания. Явно не для того, чтобы запечатлеть на фотопленке богатую фауну Центральной Африки – у нее не было фотоаппарата. И явно не с целью научных исследований: все ее интересы сводились лишь к области косметики, но и они бесследно угасли под лучами беспощадного экваториального солнца в обществе низколобых чернокожих туземцев – выходцев из Западной Африки.

Загадка эта остается пока неразрешимой и столь же непостижимой, как спокойный взгляд ее решительных серых глаз.

Лес пригнулся под тяжелой рукой Уша-ветра. Небо затянулось темными тучами.

Джунгли испуганно притихли. Даже самые грозные хищники не отваживались подать голос, опасаясь навлечь на себя гнев могучих сил природы. И лишь пламя костра, обезумевшее от порывов ветра, озаряло территорию лагеря яркими вспышками, вовлекая в причудливую пляску неясные очертания обычных предметов, лежащих на земле.

Лагерь охранял сонный часовой, отворачивающийся от усиливавшегося ветра. Все люди спали, кроме караульного и еще одного человека – огромного чернокожего, который крадучись пробирался к палатке спящей девушки.

Внезапно над примолкшим лесом разразилась яростная буря. Заполыхали молнии, зарокотали раскаты грома. В следующую минуту хлынул дождь – сперва отдельными крупными каплями, а затем сплошным потоком, погребая под собой лагерь.

Даже смертельно уставший человек не смог бы не пробудиться от шума разбушевавшейся стихии. Девушка проснулась. При ослепительных беспрерывных вспышках молний она увидела входящего в палатку человека и мгновенно узнала его.

Рослую мощную фигуру проводника Голато нельзя было спутать ни с чьей другой. Девушка приподнялась, опершись на локоть.

– Что стряслось, Голато? – спросила она. – Чего тебе?

– Тебя, Кали-бвана, – хрипло произнес мужчина. Вот оно! Случилось то, чего она опасалась последние два дня, когда ее беспокойство возрастало по мере того, как менялось к ней отношение проводника, что явно читалось в его глазах. Эта перемена проявлялась и в усиливающемся неповиновении чернокожих, неожиданной фамильярности в их словах и поступках. Девушка выхватила из кобуры револьвер.