В то время, как Тарзан шел по следам Ибн Яда, сотня могучих вазири направлялась к озеру, минуя округлые скалы, по древней тропе бедуинов.

С ними был Зейд, который настойчиво просил сопровождать отряд вазири. Помощник командира согласился взять его с собой.

Тарзан настиг арабов, когда они уже направлялись на юг, двигаясь по восточной оконечности гор Сеполькро. Он увидел мешки, которые они тащили на себе, и заметил, с каким вниманием следит за поклажей Ибн Яд. Со свойственной ему проницательностью Тарзан сразу понял, что коварный шейх действительно нашел сокровища, которые искал. Но он не обнаружил никаких следов присутствия в отряде принцессы и Стимбола. Тарзан пришел в ярость. Он злился и на воров-бедуинов, посмевших вторгнуться в его страну, и на себя самого за свою доверчивость, в результате которой был подло обманут. У Тарзана были свои способы мстить врагам, а также зловещее и страшное чувство юмора. Когда люди совершали преступление, он испытывал удовольствие, растягивая наказание, усугубляющее их страдания. В этом он был безжалостен и беспощаден.

Он был уверен, что арабы считают его умершим, и не хотел, чтобы они узнали правду сейчас. Человек-обезьяна решил, что они должны почувствовать тяжесть его гнева, окрашенного в мистические тона.

Бесшумно пробираясь по верхушкам деревьев, Тарзан двигался параллельно маршруту арабов. Он часто хорошо видел их, но никто не замечал его присутствия и не предполагал, что жестокие глаза следят за каждым их движением.

Сокровища несли пять человек, и Тарзан тщательно наблюдал за ними и за шейхом Ибн Ядом. Тропа была широкой, и шейх постоянно шел рядом с кем-нибудь из носильщиков.

В джунглях было тихо. Даже арабы, среди которых было немало любителей поболтать, шли молча, потому что очень устали; днем было жарко, а они не привыкли к грузам, которые вынуждены были нести с тех пор, как Батандо забрал рабов.

Внезапно раздался тонкий свист стрелы, и она вонзилась в шею бедуина, который шел рядом с Ибн Ядом. Араб с криком упал навзничь, а остальные по приказу шейха схватились за оружие и приготовились к отражению атаки. Но как ни всматривались они в окружающие джунгли, ни малейших признаков противника они не могли обнаружить. Медленно тянулись томительные минуты ожидания. Тишина нарушалась лишь жужжанием насекомых и птичьими криками, но стоило им отправиться в путь, бросив на тропе тело убитого товарища, как откуда-то сверху до них донесся глухой голос, напоминающий траурное стенание.

– Капля крови за каждую драгоценность!

Голос принадлежал тому, кто очень хорошо знал суеверную природу жителей пустыни и мог напугать их до беспамятства.

Теперь это была толпа потрясенных людей, которая торопливо продолжала свой путь, боясь вымолвить лишнее слово и стараясь не останавливаться до захода солнца. Сильное беспокойство охватило всех, и они стремились побыстрее миновать этот мрачный лес, в котором поселился злой дух. Однако и к вечеру лес не кончился, и им пришлось разбивать лагерь.

Свет костра и сытный ужин сняли нервное напряжение, и вскоре в лагере Ибн Яда вновь послышались песни и взрывы смеха.

Даже старый шейх успокоился в мукааде, глядя на пять мешков, набитых сокровищами. Он развязал один из них и при свете фонаря принялся перебирать их содержимое.

Его верные люди сидели рядом и пили кофе маленькими глотками.

Вдруг что-то тяжелое упало на землю перед входом и закатилось внутрь шатра. Это была отрезанная голова их товарища, чей труп они оставили на тропе. Потухшие глаза зловеще уставились на сидевших арабов. Всех объял суеверный ужас. Они замерли на своих местах, не смея оторвать взглядов от зловещего предмета. В этот миг из темноты джунглей донесся тот же глухой голос.

– Капля крови за каждую драгоценность! Ибн Яд задрожал как в приступе лихорадки. Все люди лагеря сгрудились у палатки шейха.

Каждый одной рукой сжимал ружье, а другой отыскивал свой амулет, потому что у всех были талисманы от злых духов, и этой ночью оставалось надеяться только на них.

Хирфа стояла около мукаада, пристально вглядываясь в отрезанную голову, а уставшая за день Атейя свернулась калачиком на циновке в женской хижине и решила поспать. Она не видела, как поднялся задний полог палатки и не заметила фигуру, осторожно вошедшую внутрь.

Было темно, и вдруг Атейя услышала шепот.

– Я друг Зейда. Я не сделаю тебе ничего плохого. Скажи мне правду, и я не трону тебя. Где женщина, которую Ибн Яд увел из долины?

Тот, кто удерживал ее, убрал руку и наклонился к ее губам. Атейя дрожала, как лист. Она никогда еще не видела демонов. Ей не удалось разглядеть наклонившуюся над ней фигуру, но она точно знала, что это один из злых духов джунглей.

– Отвечай! – прошептал голос. – Если хочешь спасти Зейда, говори правду!

– Фахд похитил женщину вчера ночью. – Атейя тяжело дышала. – Я не знаю, куда он ушел.

Молча, как и появилось, кошмарное видение исчезло. Девушка была поражена ужасом. Когда через некоторое время вернулась Хирфа, она увидела, что девушка лежит без сознания.

Блейк свернулся клубком на каменном полу камеры в абсолютной темноте. После того, как тюремщики ушли, он попытался заговорить с товарищами по несчастью, но откликнулся лишь один. По его невнятному бормотанию американец понял, что бедняга лишился рассудка в этой гнусной темнице, не выдержав ужаса заключения. Привыкший к свободе, свету, движению Блейк впал в отчаяние, его мучил вопрос: через сколько времени он начнет бормотать точно так же.

В полной темноте и абсолютной тишине время отсутствовало, так как его нечем было измерять. Блейк не знал, как долго находится он в душной камере, измученный и обессиленный. Он впадал в забытье, но тянулось ли оно несколько часов или несколько минут, – представить не мог.

Впрочем, какое это имело значение?

Секунда, день или год не играли никакой роли в этом мрачном месте. Только две вещи оставались важными для Джеймса Блейка сейчас: свобода или смерть, и он знал, что скоро с благодарностью встретит последнюю.

Звук шагов нарушил тишину подземелья.

Блейк напряг слух. Шаги приближались. Вскоре вдалеке забрезжил еле заметный свет тусклого факела. Свет становился все ярче, а когда несшие факел остановились перед Блейком, он был ослеплен и не мог различить пришедших.

Когда глаза его привыкли к свету, он увидел двух рыцарей. Блейк осенил себя крестным знамением.

– Это он, – произнес один рыцарь. Блейк внимательно разглядывал их.

– Ты не узнаешь нас, Черный рыцарь? – спросил второй.

Американец пристально вгляделся в его облик. Улыбка осветила лицо пленника, когда он заметил белую повязку вокруг шеи молодого рыцаря.

– Полагаю, теперь я получу то, что заслужил, – произнес он.

– Получишь то, что заслужил? – переспросил старший.

– Ну, вы оба пришли наградить меня золотой медалью, не так ли, сэр Уилдред, – пошутил Блейк, иронически улыбнувшись.

– Ты всегда говоришь загадками, – ответил Уилдред. – Мы пришли освободить тебя, потому что сумасбродный король нанес обиду рыцарям Сеполькро. Сэр Гай и я слышали, что тебя хотят сжечь на костре, и мы не можем допустить, чтобы такой славный рыцарь, как ты, был бы столь унизительно оскорблен тираном.

Говоря все это, сэр Уилдред наклонился и принялся пилить большим напильником железные заклепки, которые скрепляли кандалы на ногах пленника.

– Вы хотите помочь мне бежать?! – воскликнул Блейк. – Но ведь если вас обнаружат, король прикажет сурово наказать вас!

– Не обнаружат, – ответил Уилдред. – Все продумано. Но во всяком случае, для тебя риск есть и серьезный. Сегодня ночью на наружной стене будет дежурить сэр Гай, и провести тебя туда будет нетрудно. Тебя проводят, и ты сможешь направиться в Ниммр вдоль гор. Дальше ворот города мы не сможем тебя сопровождать – за нами следят два самых подлых шпиона Богуна, но завтра утром мы, может быть, найдем способ выйти на равнину с запасной лошадью.