Пример Тога подействовал заразительно на других самцов. Они толпою кинулись на Шиту и терзали ее тело когтями, оглашая воздух диким завыванием.

Да! То было удивительное, захватывающее зрелище – битва первобытных обезьян и белого исполина, человека-обезьяны с исконным их врагом, с пантерой Шитой.

Тика в исступлении плясала на ветке дерева, качавшейся под ее тяжестью, и громкими криками подзадоривала бойцов. Така, Мумга, Камма и другие самки племени Керчака присоединились к ней, и их дикие исступленные вопли заглушали даже бешеный шум битвы.

Кусая и нанося удары, из последних сил боролась за свою жизнь искусанная, изодранная в клочья Шита, но исход боя был ясен. Даже лев Нума и тот не рискнул бы вступить в бой с таким числом исполинских обезьян из племени Керчака. Сейчас, на расстоянии полумили от боя, царь зверей при грозных звуках битвы проснулся после своего послеобеденного сна, поднялся и благоразумно побрел дальше – в глубь джунглей.

Разодранное, окровавленное тело Шиты перестало двигаться. Пантера застыла в последней судороге, а самцы все еще рвали в клочья ее чудесную шелковистую шерсть. Но усталость взяла свое, они оставили пантеру, и тогда из клубка кровавых тел поднялся гигант, весь окровавленный, и все же прямой, как стрела.

Он поставил ногу на неподвижное тело побежденного зверя и, подняв свое окровавленное лицо к синему небу тропиков, огласил воздух диким победным кличем исполинских обезьян.

Один за другим повторяли этот крик самцы-обезьяны племени Керчака. Самки, спустившись с деревьев, подошли ближе и начали издеваться над трупом убитого зверя. Молодые обезьяны, ребячески подражая старшим, устроили шумную игру: они представляли только что окончившийся бой.

Тика подошла к Тарзану.

Она по прежнему держала у своей волосатой груди маленького балу. Тарзан опять протянул руку, чтобы взять у нее детеныша. Он ожидал встретить и на этот раз со стороны Тики такой же недружелюбный прием, как и раньше. Но, сверх ожидания, она охотно передала ему своего балу, а сама стала лизать его страшные раны.

И даже Тог, который отделался несколькими легкими царапинами, подошел к ним, встал рядом с Тарзаном и спокойно смотрел, как последний играл с балу. А потом и он наклонился и стал вместе с Тикой лизать раны человека-обезьяны.

Среди отцовских книг, найденных Тарзаном в хижине на берегу моря, было много таких, которые сильно тревожили его начинающий развиваться ум. Работая усердно, с безграничным терпением, он, наконец, проник в тайну этих маленьких, черных букашек, которыми кишели печатные страницы. Он понял, что различные их комбинации обозначают на безмолвном языке что-то особенное, не вполне доступное пониманию мальчика-обезьяны. Они возбуждали его любопытство, давали пищу воображению и наполняли душу неудержимым стремлением к познанию.

Он обнаружил, что найденный им словарь ничто иное, как сборник удивительных сведений. Он узнал это после долгих лет неутомимой работы, и тогда же ему, наконец, удалось открыть способ пользования им.

Словарь служил ему предметом интереснейшей игры. Каждое новое слово открывало перед ним мир новых понятий, и он среди массы определений искал следы новой мысли с таким рвением, словно преследовал добычу в джунглях. Это была охота, а Тарзан, приемыш обезьяны, был неутомимым охотником.

Встречались, конечно, слова, которые возбуждали его любопытство в большей степени, чем другие, – слова, которые по той или иной причине занимали его воображение. Так, например, он столкнулся с одним понятием, которое ему трудно было сразу уяснить себе, а именно со словом «Бог». Тарзан обратил на него внимание прежде всего благодаря краткости этого слова. Помимо этого его поразило, что оно начиналось с букашки «Б», значительно большей, чем остальные крохотные букашки «б». Он решил, что большая букашка «Б» – самец, тогда как остальные – самки. Вторым обстоятельством, возбудившим его любопытство, явилось обилие «мужских» букашек в определении этого слова. Высшее существо, Творец или Создатель вселенной. Конечно, решил Тарзан, это очень важное слово, и надо постараться понять его. И это ему удалось после долгих месяцев бесплодных усилий и глубоких размышлений.

Однако Тарзан не считал потерянным то время, которое он употреблял на эти странные охотничьи экскурсии в заповедную область знаний. Каждое слово, каждое определение приводило его в таинственные дебри, раскрывало перед ним новые миры, в которых он только начинал ориентироваться; все чаще стали ему попадаться знакомые образы, и он обогащался все новыми сведениями.

Но значение слова «Бог» все еще не было выяснено. Однажды он пришел к убеждению, что постиг значение загадочного слова: Бог – это могучий вождь – царь всех Мангани! Правда, Тарзан все-таки не был вполне уверен в этом, хотя бы уже потому, что Бог в таком толковании являлся существом сильнейшим, чем Тарзан…

Тарзан, не знавший равного себе в джунглях, не хотел мириться с этим!

Во всех своих книгах Тарзан не нашел изображения Бога, хотя все говорило за то, что Бог – великое, всемогущее существо. Тарзан видел изображения тех зданий, в которых Гомангани поклонялись Богу, но не заметил в них ни малейших признаков ни самого Бога, ни следов его пребывания. Он даже стал сомневаться в том, что Бог вообще существует, и решил сам пойти искать Бога.

Начал он с того, что стал расспрашивать Мамгу, старую обезьяну, которая видала всякие виды на своем веку. Но старуха Мамга могла отдать себе отчет лишь в обыденном. Случай, когда Гунто принял колючий шип за съедобное растение, произвел на нее значительно более глубокое впечатление, чем бесконечные проявления величия божия, имевшие место на ее глазах, и которых она, конечно, не могла понять.

Затем Тарзан обратился с расспросами к Нумго. Последний сумел на время отвлечь человека-обезьяну от поисков истины в печатных букашках довольно оригинальной теорией. По словам Нумго, луна Горо создала свет, дождь и гром. – Я знаю это, – говорил Нумго, – потому что Дум-Дум всегда танцуют при лунном свете. Этот довод, достаточно убедительный для Нумго и Мамги, не удовлетворил, однако, Тарзана. Тем не менее эта теория послужила ему отправным пунктом в дальнейших поисках, которые велись им уже в другом направлении. Он начал наблюдать за луной.

Ночью он взобрался на верхушку самого высокого дерева в джунглях. Огромным круглым шаром сияла на небе великолепная экваториальная луна. Человек-обезьяна, сидя верхом на тонком качающемся суку, поднял свое бронзовое лицо к серебряному светилу.

И сидя там, на вершине дерева, он, к своему удивлению, убедился, что Горо так же далек от него, как и от земли. Он решил, что Горо боится его.

– Иди сюда, Горо! – кричал он. – Тарзан-обезьяна не причинит тебе вреда.

Но луна и не думала опускаться.

– Скажи мне, – продолжал он, – ты ли тот великий вождь, который посылает нам Ару-свет, который творит великий шум и буйные ветры и льет воду на нас, обитателей джунглей в те дни, когда становится вдруг темно и холодно. Ответь мне, Горо, ты ли Бог?

Конечно, Тарзан не произносил слова «Бог» так, как мы с вами произносим его. Он не умел говорить на языке своих праотцов-англичан; но для каждой из крохотных букашек он придумал особые названия, которые все вместе взятые составили своеобразный алфавит.

В отличие от обезьян, он не довольствовался одними лишь представлениями о предметах; ему нужны были слова, обозначающие эти представления. Во время чтения он охватывал все слова целиком. Но в разговоре он произносил отдельные слова, вычитанные им из книг, соответственно тем названиям, которые он дал различным маленьким букашкам, встречавшимся в данном слове. Обычно он прибавлял к каждому из них частицу, характеризующую род (мужской или женский) букашки.

Таким образом и создалось то величественное слово, которое на языке Тарзана обозначало «Бог». Мужская приставка на языке обезьян – «бю», женская – «мю». Б у него значило «ля», о – «тю», г – «моу».