Уже тогда совсем юная Лайя догадывалась, кто стал заказчиком этих убийств, рассказ Чонсока лишь подтвердил собственные предположения. Первое время она раскаивалась в содеянном, возможно, стоило как-нибудь решить проблему по-другому, возможно, существовал способ договориться с теми богачами, а не защищаться ножом… Ведь из-за неё убили Тани… А потом решила, что такова расплата за предательство и алчность. Все последующие годы жизни в Трекании Лайя старательно избегала этого квартала и этого дома. И вот она стоит на пороге, мечтая попасть внутрь.
Лайя обошла дом, исследуя. У дальнего окна, в стороне от дороги, доска, закрывающая проем, была недостаточно крепко прибита. Девушка приложила усилия и оторвала её, аккуратно поставила рядом, стараясь не привлекать внимание прохожих шумом.
Лайя пролезла в образовавшуюся щель. Стёкла на окнах были не везде, а доски, прибитые неровными рядами, образовывали достаточно большие щели. В эти щели и пробивался свет от уличных фонарей, освещая покрытый слоем пыли и песка зал.
Она медленно шла между рядами столов и стульев, проводя рукой по пыльным поверхностям. Воспоминания нахлынули на неё, окуная в прошлое. Как зачарованная она шла к сцене. Как же она любила танцевать. Она тогда жила этим. Ей нравилось видеть восторг и восхищение в глазах зрителей, слышать овации и выкрики её имени.
Под ногами хрустнуло. Лайя убрала сапог и увидела раздавленную бусинку от браслета. Всё было так же, как и при её последней ночи здесь. После того инцидента салон больше не открылся, а на следующий день Тани и охрану нашли мёртвой. Никто ничего здесь не трогал и не убирал.
Она подошла к столику у диванов. Создатель! Тут даже стоят стаканы, из которых пили азуры. Спустя столько лет! У неё закружилась голова, появилось ощущение, что она перенеслась в прошлое, – стало жутко. Взгляд замер на диване. Здесь сидел Чонсок. Его внешность стерлась из памяти быстро, осталось лишь воспоминание о высокомерии и надменности во взгляде, показывающее, что она лишь мусор. Если бы он не рассказал ту историю, то сама она не сопоставила этих двух, казалось, совершенно разных людей в одну личность. Хотя, если признаться самой себе, в отдельные моменты она всё же ловила отголоски былого в его карих глазах, но каждый раз гнала от себя неприятные мысли, убеждая, что этого не может быть.
Она снова посмотрела на раздавленную бусинку. Здесь закончилась недолгая жизнь Тхан и началась новая. Жизнь Лайи.
Если здесь всё осталось нетронутым, то может и её комната цела? Проходя за сцену, она увидела сбоку плакат. С него на неё смотрела красивая юная девушка. Нижняя половина лица скрыта под тонким шелком, а глаза, в которых читались мягкость, свет, невинность, были густо подведены чёрным, создавая иллюзию более узкого азурианского разреза глаз. Полуобнаженное тело выглядело хрупким и по-детски невинным, ярко контрастируя с броскими вызывающими одеяниями. Черные прямые волосы немного скрывали обнаженные плечи. Неужели эта девчонка и есть она?
Лайя прошла по знакомым коридорам и с замиранием сердца толкнула дверь, делая шаг внутрь. Она снова оказалась в прошлом. Здесь лежит её сорванный с головы парик, наспех скинутые одежды, потемневшие местами от её крови и крови обидчика. Она вспомнила, как хватала и надевала в ужасе свои вещи, как убегала отсюда, как ей казалось тогда, навсегда, через черный ход на улицу, подальше от того, что она совершила. В ту ночь она впервые ранила человека. Убегала она и от боли предательства, и от пережитого унижения.
Лайя подошла к большому зеркалу, в котором отражалась во весь рост, и стала рассматривать себя. Она так сильно изменилась. Тхан стала взрослой. Можно было не беспокоиться, Чонсок никогда не узнает её, да она и сама себя не узнавала на том плакате.
Она подошла к окну – второй этаж, поэтому и не заколочено. Распахнула створки и запустила свежий воздух. Легкий ветерок, проникший в комнату, закружил и поднял вверх тысячи пылинок. Лайя обходила комнату, с удивлением отмечая свои оставленные когда-то вещи на прежних местах. Её наряды для выступления сложены в сундуке, косметика убрана в специальный шкафчик. Лайя бросила ещё раз взгляд на валяющуюся на полу одежду с последнего выступления. Костюм Тхан был красив, но Лайя предпочла бы при штанах с низкой талией, оголяющий её живот, более закрытый верх.
Она порылась в сундуке. Найдя нужное сочетание, Лайя приложила к себе и посмотрелась в зеркало. Да, так было сексуально, но и не так вызывающе. Ей никогда не разрешали самостоятельно выбирать одежду. Тани старалась максимально оголить её. Сейчас, если бы ей пришлось танцевать, то она бы выбрала себе другой образ.
Стараясь не думать о том, что делает, и повинуясь внезапному порыву, Лайя облачилась в выбранный костюм. Изучая себя в зеркале, она немного подвигала бедрами, наслаждаясь переливами ткани на своих легких, воздушных штанах, и залюбовалась плоским животом. И верх… нужен именно такой: грудь, шея, плечи закрыты. Изюминкой стали сильно расклешенные к низу рукава, которые при подъеме оголяли её руки.
Теперь браслеты. У неё их было много. Трепет и девчачий восторг охватил её. Она быстро достала коробку с украшениями и перебрала содержимое. Её выбор пал на узкие длинные полоски кожи. Лайя повязала их на руку, растягивая решеткой до самого локтя, затем подбежала к зеркалу и подняла руку к верху, чтобы рукав сполз и оголил украшение. Шикарно! Девушка послала себе воздушный поцелуй. И финал! Мягкие танцевальные туфли, которые позволяли ногам свободно скользить по отполированному полу на сцене…
Она села на пуфик, смотрясь на себя в зеркало поменьше. Макияж. Нет, она не хотела быть, как Тхан. Ведь той девушки уже давно не было. Она распустила свои волосы. От долгого ношения в косе они стали волнистыми. Лайя встряхнула головой, немного приподняла их, делая более небрежными. Губы накрасила ярко-красной помадой, а верхнюю часть лица скрыла под витиеватой маской, плотно закрепив её, чтобы та не спадала при движении.
Законченный образ предстал в большом зеркале в виде яркой сексуальной женщины, знающей о себе и своем теле всё. Взгляд невольно стал томным, а губы приоткрылись, делая их ещё более притягательными и соблазнительными. Хищная улыбка тронула губы.
Взгляд случайно упал на лежащий в стороне веер. Основной атрибут Тхан. Не подходит. Лайя надела поверх штанов свою перевязь с кинжалами. Странно, но потертая кожа ремня в сочетании с полосками кожи на её руке добавляли экзотики и опасности к образу. Жаль, что никто не увидит её такой. Захотелось ещё раз очутиться на сцене. Интересно, а тот аппарат с музыкой ещё работает?
Лайя быстро сбежала по лестнице вниз, перепрыгивая через ступени. Непривычная легкость в ногах оттого что массивные сапоги сменились на невесомую обувь, давала ощущение полета и наполняла её душу счастьем. Зал больше не навевал у неё тяжелых воспоминаний – лишь нетерпение и радостное предвкушение. Лайя, пробегая мимо плаката, подмигнула девчонке.
Аппарат и вправду работал. Она перебирала мелодии, пока не нашла ту, которая зацепила. Включила и взбежала на сцену, замирая на середине, ожидая начала. Тхан не заучивала танцы, а просто отдавалась музыке, поэтому её выступления всегда были разные, в зависимости от настроения её души. Вспоминая, как танцевала раньше: невинно, наивно, трогательно, озаряя светом и чистотой души всё вокруг, – Лайя понимала, что у неё больше так не получится. Сейчас, когда знала, что значит гореть от страсти, изнывать от желания обладать, любить всей душой и умирать за него, она будет танцевать по-другому.
Пустой зал немного её смущал, поэтому она закрыла глаза, отключая все другие мысли, оставляя лишь мелодию, её такт и огонь своей души. Тхан и Лайя сливались воедино, ведь тело помнило не только как сражаться, но и как любить, как плавно двигаться и завораживать зрителей, как сводить с ума. Кинжалы в обеих руках заменили ей веер. Танец как произведение искусства. Это было опасно, на грани, сексуально.
