Человек с «чрезвычайными полномочиями»: Рафаил Сержант и «еврейский вопрос» по-советски
Обзорный материал архивных источников показывает, что ленинский лозунг «Грабь награбленное», с которым «победители» вступили в Польшу, реализовывался в самой чудовищной форме. Еще летом 1940 г. областная администрация разработала документ, известный под названием «Об организации комиссии облисполкома по проведению муниципализации и национализации в Барановичской области»{240}. Формально обком КП(б)Б, как и во всех других сомнительных сделках, оставался за кулисами. Но достоверно известно: первый секретарь обкома партии Тур утвердил состав комиссии. В постановлении облисполкома от 9.06.1940 г. говорилось:
«…организовать комиссию облисполкома по проведению муниципализации и национализации в области в составе: председателя комиссии — зам. председателя облисполкома тов. Сержанта[20], членов комиссии: зав. облкомхоза тов. Швед, начальника облжилуправления Ващенко, архитектора облкомхоза Плахотнюка»{241}.
Исполком предложил комиссии «организовать работу и контроль по ведению муниципализации и национализации в области и закончить работу до 1 января 1941 года»{242}. На деле, как показали дальнейшие события, и мы о них будем вести речь, это означало невиданный доселе террор и насилие.
Особо стоит остановиться на том, кто стоял во главе комиссии. Этим человеком стал Рафаил Сержант. Весьма характерным для партийного секретаря Тура было поставить именно Сержанта руководителем комиссии. Лично с ним Тур познакомился в сентябре 1939 г., когда Рафаил Сержант, выйдя из тюрьмы, попал под пристальную опеку советских спецслужб. В то время тюрьмы НКВД БССР были переполнены членами бывшей КПЗБ. Достаточно сказать, что в числе арестованных, чья жизнь висела на волоске, была и будущий Герой Советского Союза Вера Хоружая. Перспектива оказаться в минской «Американке» замаячила и перед чекистами К. Орловским и В. Коржом. То, что первый работал на внешнюю разведку СССР с 1918 г., а второй с 1924 г., в расчет не бралось. Опала продолжалась несколько месяцев. Так бы и сгинули оба террориста, да спас их Указ Президиума Верховного Союза ССР о награждении за Испанию. Корж, обойдя своего «наставника», отхватил целых два ордена — боевого Красного Знамени и Красной Звезды, К. Орловский — орден Ленина. Москва сменила гнев на милость. Там, видимо, посчитали, что опыт международных террористов еще понадобится. Орловский и Корж, получив награды, поняли, что оправдали доверие. Лично Л. Берия пристроил орденоносцев: Орловского, имевшего, кстати, чин капитана ГБ, что сродни званию армейского полковника, завхозом в Чкаловский сельхозинститут, а Коржа, подучив граммотенке, — заведующим финансовым сектором Пинского обкома КП(б)Б{243}.
Что касается Рафаила Сержанта, то в его услугах власть не нуждалась. Но на него обращает внимание один из высших партийных функционеров области — Иван Тур. Благодаря ему, восхождение каторжанина, имевшего за плечами 14 лет тюрьмы, причем десять — в одиночной камере, по служебной иерархии произошло стремительно. Уж очень приглянулся многообещающий функционер своим «талантом» отнимать и делить. Рафаила Сержанта восстановили в коммунистической партии, предоставили жилье и высокооплачиваемую работу в советской администрации города Барановичи. В 1940 г. он уже «народный кивала» — депутат Верховного Совета от Барановичской области. Его час пробил 9 июня 1940 г. Именно он, «слуга народа», возглавив комиссию по национализации, повинен в преступлениях, совершенных его подручными. Уверовав в свою исключительность и избранность, Сержант свою «роковую» деятельность осуществляет с полной уверенностью в своей политической и исторической правоте. Зная о том, кому обязан вхождением во власть, он, грубый и жестокий в общении с подчиненными, мог быть внимательным, учтивым и оказывать каждодневную поддержку органам НКВД.
О том, что же произошло в те годы в области, сообщает газета «Народная воля»:
«Подчиняясь партийным указаниям, местные якобинцы врывались, выбивая двери, в квартиры врачей, учителей, агрономов, журналистов, торговцев и др., которых считали «чуждым элементом», и штыками — главным своим убеждением — удерживали обезумевших людей от страха, и приступали к так называемой «национализации»: грабили, забирая все, что на их взгляд представляло ценность. Деньги и семейные украшения тут же, на месте, делили и распихивали по карманам. Не брезговали постельным и нижним бельем, посудой и продуктами питания. В глазах жильцов стояли слезы. Их взгляды бегали по холодным и самодовольным лицам грабителей, как бы ища возможность отодвинуть нагрянувшую беду. Но слова «пощада» и «человечность» в лексиконе советской власти не значились. Приказав собраться и зачитав вердикт о выселении, людей, не жалея ни 80-летних стариков, ни матерей с младенцами на руках, вышвыривали, как собак, на улицу»{244}.
Ряды заложников команды Р. Сержанта росли. Например, только в один день — 17 декабря 1940 г. — армию бездомных пополнили 770 домовладельцев{245}. Летом 1941 г. госфонд области насчитывал 2635 квартир и домов{246}. Прежние жильцы ютились по знакомым, родственникам, на улице. Спасая больных стариков и голодных детей, они, веря в закон, уповали к властям. Но власти были совершенно глухи к таким мольбам. Все жалобщики — так в исполнительных кабинетах называли заявителей — получали стандартные ответы: решение о вашем выселении принято правильно{247}. Имущество людей в названных случаях переходило в руки государства.
Постановление № 441.
14 мая 1940 г.
гор. Барановичи.
О выполнении постановления СНК СССР от 09.01.1940 г. № 14 «О порядке учета, хранения и реализации имущества государственного фонда на территории западных областей БССР исполкомами».
Слушали:
1. Учет и оценка имущества в квартирах и домах выселяемых проведены не повсеместно.
2. Ряд райфо имеет у себя склады государственного имущества и производит продажу из этих складов.
3. Не принимаются меры по учету и хранению имущества.
4. Имущество оценивается по бросовым ценам.
Постановили:
Обязать начальника областной милиции дать указание органам милиции о незамедлительном предоставлении финансовым органам учетных материалов госфондовского имущества{248}.
Обком партии, отслеживая ход национализации, требовал ежедневного отчета комиссии. На вопрос первого секретаря, почему медленно формируется фонд жилья, Сержант отвечал, что «в большинстве случаев в домах по-прежнему проживают бывшие хозяева»{249}. Заслушали начальника УНКВД Мисюрова. Результат превзошел все ожидания: тем, кто, протестуя, отказывался освобождать «муниципальное» жилье, выделяли «подменный фонд», который всегда имелся в избытке, — камеры областной тюрьмы{250}.
Определить число репрессированных в ходе национализации невозможно. Однако можно смело утверждать, что больше всего пострадали евреи. Говорить, а тем более писать об этом было не принято. На протяжении многих десятилетий историки обходили эту тему стороной, а если и затрагивали, то вскользь, не делая выводов. Такое положение вещей явно не соответствовало ходу истории, в которой судьбы белорусского и еврейского народов были теснейшим образом сплетены с времен Великого Княжества Литовского. Евреи издавна находили в белорусах дружелюбных соседей и охотно пускали корни на нашей земле. Однако и здесь гонимый народ временами накрывали удушливые волны антисемитизма, приходившие вместе с вооруженными иноземцами.
