Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

«Запущенных в педагогическом отношении детей» — родители которых были репрессированы — считали умственно отсталыми и, как утверждает исследователь из Бреста Е. Пашкович, использовали на черновой работе{177}. Примечательная деталь: прибывшие из России и имевшие 5-7-летнее образование воспитатели, впервые попав в детский приют, бесплатно брали (читай похищали. — А. Т.) продукты, детские пайки из кухни детдома.

Об отношении власти к репатриированным детям свидетельствует выдержка из записки секретарю Брестского ОК ЛКСМБ тов. Даниловой от инспектора школьного отдела Крысовой за 28.11.1945 г.:

«Дети, прибывшие с репатриантами, подходят к трудовым колониям, а не к воспитанию в детском доме»{178}.

Судя по имеющимся архивным данным, сеть детских домов по области с каждым годом расширялась. В каждом районе был детдом, а в некоторых, например в Ляховичском, и по два{179}. В конце 1946 г. прошел процесс укрупнения детских домов за счет свертывания малочисленных. На территории Барановичской области в 1946 г. насчитывался 21 детский дом (2325 воспитанников), в 1948 г. — 25 детских домов, из которых 4 были дошкольными, в 1949 г. — 26 {180}.

Какая же судьба ожидала воспитанников после того, как они покидали детские дома? В соответствии с постановлением правительства их должны были трудоустроить на предприятия области. При этом предписывалось обеспечить их всем необходимым: верхней одеждой, обувью, постельным бельем. На предприятиях должны были предоставить общежитие. Но выполнялось это далеко не всегда. Возникали проблемы с жильем. На еду и одежду также не всегда хватало средств. Из-за тяжелых условий труда и быта нередки были случаи пропуска бывшими воспитанниками рабочих часов, за что зарплату им снижали на 50 %. Поэтому неудивительно, что некоторые детдомовцы «подрабатывали» сбором бутылок, воровством, попрошайничеством и т. п. Большинство пошло по дороге, определенной государством, — пополнило ряды криминалитета.

Хотелось бы закончить этот раздел описанием одного случая, который имел место, в области в 1945 г. Данный случай безжалостно вскрывает одну из основных причин роста беспризорности, наглядно демонстрируя «фирменный стиль» чиновников от власти тех лет: ляховичская вертикаль, заботясь о своем благе, выселила из дома, оставив жить на улице, семью А. А. Ждановича, жителя деревни Жеребковичи. Дом, который, кстати, достался мужику по наследству, перетащили в г. Ляховичи и разместили в нем райсовет.

Семья насчитывала 4 несовершеннолетних детей — один другого меньше…{181}

РАЗДЕЛ XV. ПРИГОВОРЕННЫЕ КОЛЛЕКТИВИЗАЦИЕЙ

Позняй восенню у 1953 ці 1954 годзе маці принесла за спіной клунак у хату, скінула яго і заплакала. Сказала мне: «Не лянуйся, вучыся, каб ты тут у калгасе не застауся. Бачыш, што робіцца? Купілі землю пры Польшчы. Хай сабе і няшмат — усяго тры гектары, і тую адабралі. А цяпер працуем з бацькам за «палачкі». Вось колькі я зарабіла: за увесь год далі клунак нейкіх азадкау. Толькі курэй карміць, а не самім есці.

Сымон Барыс. Уцекачы.
Недозволенная память. Западная Беларусь в документах и фактах. 1921-1954. - Pic_16.jpg

Незаживающей раной многострадальной Барановичской области была и остается судьба крестьянства. Знакомство со статистическими данными, отечественными и зарубежными источниками позволяет утверждать: беззаконие, разыгравшееся в белорусской деревне в 1940-1950-е гг., не имеет аналогов в мире.

Принцип первый «цветной» революции на просторах былой Российской империи — Красного Октября и его позднего детища — «освободительного похода», а именно — «отнять и поделить» был унаследован и правителями новой послевоенной волны.

В наиболее полной форме и виде свое отношение к крестьянскому вопросу Москва обозначила после Второй мировой войны. По сути это была политика последовательного стравливания крестьян, разжигания гражданской войны в деревне и, как следствие: тюрьмы, депортация, лагеря…

Даже трудное, порой отчаянное послевоенное положение не может оправдать сталинской жестокости к самой производительной части крестьянства. Именно на него, на традиционный, веками сложившийся деревенский уклад, на психологию сельского труженика, на способ ведения им своего хозяйства, государство обрушило такой шквал ненависти, которого «полешуки», пережившие нацистское нашествие, еще не знали.

Глава I. Вне закона

Кремль имел несколько вариантов решения крестьянского вопроса. Так, Н. С. Хрущев, мастер международных кризисов и виртуоз-селекционер от сельского хозяйства, предлагал ввести для сельчан специальные паспорта — так называемые «карты жизни» по-советски. Также Н. С. Хрущев, являющийся в послевоенное время первым лицом Украины, продолжил мобилизовать деревенскую молодежь на работу в Донбасс и на учебу в фабрично-заводские училища и таким своеобразным методом лишить антисоветское сопротивление пополнения. Но на этот раз авантюра будущего генсека не прошла. По свидетельству генерала КГБ СССР П. Судоплатова,

«введение особых паспортов и фактическое переселение молодежи, с тем чтобы оторвать всякую связь с националистическими настроениями родителей и друзей, — явная дискриминация, что может еще больше ожесточить местное население. Что касается молодежи, то, уклоняясь от насильственной высылки, она наверняка уйдет в леса и вольется в ряды вооруженных бандитских формирований»{1}.

О том, как разворачивались события в послевоенной деревне, расскажем, исследуя карательную практику партийно-правительственных структур по удушению крестьян на примере одного района Барановичской области — Ляховичского.

Удавка на шее

Вавгусте 1944 г. ляховичская газета «Советский патриот» требовала, публикуя постановление райисполкома, «агрономам, врачам, учителям, техникам и другим, находящимся в районе, явиться для регистрации» и «возвратить, — это касалось всех, — движимое и недвижимое имущество, находящееся в частном владении граждан». «За уклонение от регистрации или сокрытие от сдачи имущества, — грозила районка, — будут приняты меры согласно закону от 7 августа 1932 г.»{2}. Закон, запугивая которым требовали подчинения, печально известен в народе как «закон о колосках». Он гласил:

«…применять в качестве меры судебной репрессии за хищение колхозного и кооперативного имущества высшую меру социальной защиты — расстрел с конфискацией всего имущества»{3}.

Для сведения: за неполных 5 месяцев 1933 г. по этому детищу ЦИК и СНК СССР было осуждено 54645 человек, 2110 из которых приговорены к смертной казни. Приговоры в 1000 случаев приведены в исполнение{4}.

Вместе с драконовским законом принимались меры экономического удушения. Деревня рассматривалась как «доходное» частное предприятие и обкладывалась непосильными налогами.

Районное руководство, словно опытный охотник, набросило и туго затянуло, не давая вздохнуть, на шее сельчан госпоставочную удавку, потребовав сдачи картофеля, молока, мяса, шерсти и выполнения плана по заготовке и вывозу леса. Судьбу тех, кто не в состоянии был вовремя рассчитаться с грабительскими поборами, решал суд. Например, в августе 1945 г. гражданку Прихач Зою Ляховичский суд приговорил

228
{"b":"946155","o":1}