Источник: БФГА. Ф. 188. Оп. 5. Д. 5. Л. 7; Ф. 188. Оп. 5. Д. 6. Л. 20–30; Ф. 188. Оп. 5 Д. 1. Л. 16–40; Ф. 188. Оп. 5. Д. 4, Л. 41–66; Оп. 5. Д. 4. Л. 70–91.
Таким образом «советизацию» экономики можно поделить на следующие этапы:
1) 17 сентября 1939 г. — 28 октября 1939 г.;
2) 28 октября 1939 г. — 9 июня 1940 г.;
3) 9 июня 1940 г. — 22 июня 1941 г.
Данная периодизация дает возможность проследить эволюцию деятельности советских органов власти (военного и гражданского управления) по руководству экономикой на территории Барановичской области.
Разграбленная деревня
Особо стоит остановиться на судьбе деревни. Как мы уже отмечали, к середине 1940 г. городское население усилиями новой власти было полностью обворовано. Ленинский лозунг «Грабь награбленное» реализовали быстро. У «победителей» не осталось больше крупного объекта для своих экспериментов, кроме деревни, насчитывающей 85 % населения{266}. Крестьяне должны были стать живым придатком чужой собственности. Это положение закреплялось Конституцией СССР и Белостокскими решениями, которыми фактически была подготовлена правовая база коллективизации. Насилие над деревней началось сразу после «освобождения»[22]. 11 декабря 1939 г. Барановичский обком партии рассмотрел вопрос уполномоченного ЦК КП(б)Б по Слонимщине Новикова, который,
«после приезда 22 ноября 1939 г. из Минска, дал антипартийные установки о нажиме на зажиточного крестьянина в форме обложения твердым заданием кулака. В результате таких установок в шести волостях уезда имели место факты раскулачивания середняцких хозяйств. Изымалось имущество у крестьян, имевших земельные наделы 7-13 гектаров, при этом конфисковывали карманные часы, женское белье, другие вещи домашнего обихода…»{267}.
16 января 1940 г. ЦК КП(б)Б принимает решение «Об организации совхозов в западных областях БССР». Они создавались на землях входящих в состав имений помещиков, осадников, немецких колонистов. Всего было создано 28 совхозов{268}. Крестьян это почти не затрагивало. Решение о создании колхозов в первой половине 1940 г. не принималось. В Москве, видимо, понимали, что это вызовет сопротивление. Первые колхозы появились по «инициативе» местных руководителей в период подготовки к выборам в Верховные Советы БССР и СССР. Коллективизация проходила на методологических устоях, сформированных Сталиным:
«…крестьянство платит государству не только обычные налоги, прямые и косвенные, но оно еще переплачивает на сравнительно высоких ценах на товары промышленности — это во-первых; и более или менее недополучает на ценах на сельскохозяйственные продукты — это во-вторых. Это добавочный налог на производство, в интересах подъема индустрии»{269}.
Исходя из этого и строилась политика на селе.
Деревня ответила сопротивлением: среди сельчан велась антиколхозная агитация, имели место случаи поджога колхозных контор и даже террористические акты. Крестьяне — владельцы своих клочков земли — не желали отдавать ее вместе с имуществом и скотом в общее пользование. В Белостокской области, например, на второй день после принятия заявлений, когда встал вопрос об обобщении средств труда и имущества, колхозы стали распадаться — 132 хозяйства вышли из колхоза. В Столинском районе из 127 хозяйств, что изъявили желание войти в колхоз, уже на следующий день 67 отказались, среди них 10 хозяйств бедняков{270}.
В Ляховичском районе Барановичской области весной 1940 г., когда в западных областях насчитывалось 430 колхозов, объединявших 23000 крестьянских хозяйств, удалось создать только 2 коллективных хозяйства{271}. Первый — в д. Жеребковичи, членами которого стали 96 из 103 крестьянских хозяйств. Второй — в д. Гуличи, в его состав вошло 38 дворов из 68 {272}. В 185 населенных пунктах Ляховщины, поделенной на 18 сельских Советов, в административных границах которых проживало 50434 жителя, что составило 10974 хозяйства, «рекордные» 138 дворов — столько вступило в колхозы — красноречиво говорили о желании деревни жить по-новому{273}.
Но штурм деревни продолжался. Хозяйство «полешуков» по советским меркам были слишком большими. В апреле 1941 г. вводятся нормы землепользования в размере 10, 12, 15 га. Это задело 12,2 тысячи хозяйств из 26,4 тысячи{274}.
Следующий шаг — насильственное выселение с хуторов. В 1939 г. в Полесском, Новогрудском и Виленском воеводствах проживало 259 тысяч или 40 % крестьян{275}. ЦК ВКП(б) и СНК СССР в июне 1940 г. принимают постановление о сселении с хуторов. Переселению подлежало 44557 дворов{276}. В республике развернулась «хуторская война». Против крестьян бросили все силы. Например, комсомол. Более 35 тысяч комсомольцев перевозили жилые дома и хозяйственные постройки хуторян в деревню{277}. План 1940 г. был перевыполнен на 11,5 %: сселили 51616 хозяйств{278}.
Следующим шагом в разорении деревни стала грабительская налоговая политика. На каждый двор спускался план по лесозаготовкам и ле-совывозкам{279}. Действовал налог на лошадей. Загоняя крестьян в «социалистические казармы», строители светлого будущего не забывали себя. Пример: денежные оклады работников волостных крестьянских комитетов в 1940 г. были следующими: председатель — 400 руб. в месяц, секретарь — 300, счетовод — 200, уборщица — 100, конюх — 100, сторож — 100 руб{280}. А сколько же получали те, чьи руки были по локоть в крови, — сотрудники НКВД? В те годы Нарком внутренних дел, по своему званию равный Маршалу СССР, Л. П. Берия получал 3500 рублей в месяц{281}, генерал, командир дивизии Красной Армии — 2200, командир полка — 1800; командир батальона — 850; учитель от 250 до 750 рублей; стипендия студента — 170; библиотекарь — 150; завскладом — 120 {282}. Солдаты конвоя (войска НКВД) получали — 275 руб. в месяц{283}. Средняя зарплата по стране в 1940 г. — 339 руб. в месяц{284}, прожиточный минимум — 5 руб. в день{285}. Для сравнения отметим, что, согласно советским источникам, колхозник получал в месяц 12 руб.{286}. Прокормить семью на эти советские дензнаки было невозможно. Хлеб стоил 90 копеек, мясо — 7 рублей; сахар — 4.50; водка — 6 рублей; мужской костюм — 75 {287}. А ведь до 17 сентября 1939 г. сельский труженик, продав жеребенка, пару поросят или корову мог выручить соответственно 60, 120 и 130 польских злотых (курс советского рубля равнялся тогда одному злотому){288}.
