Но даже этих денег не хватало на пропитание, ведь на базе пуд муки стоил 1000–1500 рублей, пуд картофеля — 500–700 рублей, литр молока — 30–40 рублей, десяток яиц — 120–150 рублей, табак — 150 рублей за 50-граммовую пачку, воз дров — 300–400 рублей, сахарин — 40 рублей за 100 таблеток, поношенные туфли — 1500–2000 тысячи рублей{114}. Выручали только продовольственные пайки, повышенные для особо ценных работников. Ровно через год вопрос повышения заработной платы был поднят вновь. На этот раз самим окружным комиссаром. Вот что говорил Р. Вернер об этом:
«Невозможно на длительное время привлечь народ к труду и совместной борьбе, если его кормить лишь пропагандистскими обещаниями и не предоставлять возможности к жизни. Это особенно относится к работающему городскому населению. Отсюда вытекает, что сотрудники должны хорошо оплачиваться и достаточно обеспечиваться»{115}.
Деревня
Какова же была аграрная политика немцев в округе, который, согласно немецкому источнику, на 90 % являлся сельскохозяйственным? Обилие архивных материалов вызвало необходимость упорядочить всю полученную информацию в соответствии со следующей периодизацией, в основу которой легли явления и события, имевшие место в оккупированной деревне.
Первый этап (июнь 1941 г. — февраль 1942 г.) хронологически совпал с началом немецкого вторжения и продолжался до 15 февраля 1942 г. На этом этапе колхозы сохранялись со всеми их атрибутами: не допускался раздел земли, не распускались правления и ревизионные комиссии. Председатели и бригадиры оставались на местах.
Имущество колхозов, как говорилось ранее, перешло в собственность немецкого государства. Аграрный сектор с июня по декабрь 1941 г. контролировался военной администрацией и хозяйственным штабом «Ост». «Опека» военных привела к тому, что поголовье домашнего скота, особенно свиней и коров, уменьшилось{116}.
С января 1942 г. руководство сельским хозяйством перешло в ведение окружного комиссариата, в структуре которого был создан специальный отдел, в составе которого насчитывалось 25 управляющих сельским хозяйством{117}. Начальник земельного управления, он же районный уполномоченный по сельскому хозяйству, произвел учет земли, техники, скотных дворов, скота и птицы у населения. Вводились повинности: гужевая служба, лесозаготовки, общественное строительство, земляные работы{118}. Действовали обязательные поставки сельхозпродукции. В 1942 г., например, они в расчете на один гектар пашни составляли: 100 кг зерна, 200 кг картофеля и 20 кг мяса живым весом{119}. Это были вполне приемлемые требования. Они давали сельчанам возможность распоряжаться большей частью своей продукции, что для них, как отмечает польский историк Ю. Туронок, было «лучше, чем при Советах»{120}.
Жизнь деревни в военную пору была крайне тяжелой. Острая нехватка сельхозинвентаря, уничтоженного Красной Армией, вынудила сельчан прибегнуть к особым мерам. Они стали собирать оружие. Но не для партизан, как утверждал после войны Пономаренко, а для… возрождения села. Вот что рассказывает об этом в своей книге «Штрыхі з успамінаў» В. Супрун:
«У нас на хуторе (Слонимский район. — А. Т.) вот уже несколько месяцев пряталось трое вооруженных офицеров-танкистов. Они сообщили родителям, что спрятали недалеко в лесу боевой танк с запасом боеприпасов и топлива. Через несколько дней новенькая машина стояла голая, с ободранной броней, выпотрошенной внутренностью, растянутыми боеприпасами и похищенными бочками с топливом. Оказалось, люди из соседней деревни, обнаружив находку, налетели на нее кто с чем. Броню ободрали на плуги, а остальное нашло пристанище где-то на деревенских задворках — а вдруг пригодится. Время было нелегким. Ненужными стали только снаряды, и их поразбрасывали»{121}.
Потом население, конечно, будет собирать оружие. Но опять-таки не для «народных мстителей». А для защиты от них. И для сдачи оккупационным властям. Да, это действительно имело место! Сельские старосты собирали остатки обмундирования советской и польской армий. С апреля 1943 г. за сдачу оружия полагалась премия. И конечно, не от советских партизан. Деньги — в твердой валюте — давали немцы. Известно: за автоматическую винтовку полагалось 10 пачек сигарет, за пушку — 30 пачек.
Однако вернемся к аграрной политике оккупационнных властей. За сданную продукцию немцы рассчитывались марками. Правда, крестьяне не всегда были довольны расценками. Свой труд они оценивали выше. Например, за сданные 100 кг клевера ЦТО выплачивал крестьянину 2 рм. 50 пф., а при покупке у того же ЦТО 100 кг клевера крестьянин должен был уплатить 6 немецких марок{122}. Несмотря на тяжелые реквизиции, немцы шли крестьянам навстречу в экономическом плане. Первоначально они использовали систему советских заготовок, но она привела к тому, что крестьянин, получая за свой труд мизер, занялся спекулятивной торговлей. Крестьян устраивало, что горожане, устремившись в деревню, охотно меняли «одежду, соду, сахарин или что другое на продукты питания»{123}. Окружные власти, зная об этом, изменили закупочную политику, ввели систему премирования. Она строилась по следующему принципу: крестьянин за выполнение поставок имел возможность купить необходимые товары, а за перевыполнение получал большую премию{124}.
Хронологические рамки второго этапа (февраль 1942 г. — июль 1943 г.)[12] совпадают по времени с роспуском колхозов{125}. Наперекор советской пропаганде, деревня поддержала эту акцию — она подтолкнула ее к активизации хозяйственной деятельности и положительно сказалась на организации поставок. Колхозы были преобразованы в общественные хозяйства, совхозы — в государственные имения. Последние действовали в рамках сельскохозяйственного товарищества «Восток» и их число превышало 140 {126}. Ляховичский район, например, насчитывал 26 таких экономий{127}. Земля и инвентарь перешли к крестьянам. Также допускалась и индивидуальная форма хозяйства. Товарищество «Восток» имело 172 тыс. га земли, более 15 МТС, за которыми было закреплено: 148 тракторов, 30 автомашин, 60 молотилок МК-1100, 11 локомобилей и свыше 34140 другой всевозможной сельскохозяйственной техники. Товарищество также насчитывало 25 тыс. скотных дворов{128}.
Что касается имений, необходимо отметить: бывшие их владельцы становились их управляющими. В мае 1942 г. в ГКБ на базе 1400 распущенных колхозов в 3500 деревнях было создано 122 тыс. хозяйств.
Следует отметить, что с учетом кратковременности существования колхозов и их малочисленности на территории Западной Беларуси, индивидуальные хозяйства бывших владельцев, особенно подвергшихся преследованиям со стороны советской власти, стали основой реанимированных имений и других мелких производственных форм сельскохозяйственного производства. Это позволило германским органам достаточно эффективно на первом этапе выполнять сельскохозяйственные планы. Всего по неполным данным в Западной Беларуси было организовано 1509 имений (бывшая Барановичская область — 429, Брестская — 121, Вилейская — 563, Белостокская (Гродненская) — 306, Пинская — 90). Заготовки в этих имениях производились под личную ответственность сельскохозяйственных руководителей{129}. План закупок продукции сельского хозяйства от урожая 1942 г., согласно данным, предоставленным в ГКБ, выполнялся следующим образом:
