И только смерть Сталина приостановила новые расправы.
Стоит коротко остановиться и на экономических процессах, которые происходили в области. Документы показывают, что высшее партийное руководство СССР не очень-то форсировало восстановление разрушенной войной экономики. Согласно версии доктора исторических наук З. Шибеко,
«тоталитарная система мстила жителям за недостойное участие в партизанском движении, опасалось их, экономила средства»{152}.
Сама же область справиться с восстановительными работами была не в состоянии. Это знали в Москве и пошли ей, как, впрочем, и всей республике, навстречу, возвратив то, что было вывезено летом 1941 г. Правда, возвратив далеко не в полном объеме, да и то выдав это за помощь советского правительства. Только какой-то странной была эта помощь, больше напоминающая подачку республике, ощущающей острую нехватку трудоспособного населения, строительных материалов, промышленного сырья, топлива, электроэнергии, продовольствия, товаров первой необходимости.
Обратимся к цифрам. Летом 41-го из Беларуси, подчиняясь приказам Сталина, вывезли: тракторов — 5 тыс.; грузовых автомобилей — 2,5 тыс.; комбайнов — 277, коней — 35 тыс.; крупного рогатого скота — 395,3 тыс. голов. А что же вернули белорусам? Тракторов — 2214. Грузовых автомашин — 3323, комбайнов — 224, коней — 13 тыс., КРС — 80 тыс. голов…{153}
Как видно из вышеперечисленных данных, Москва возвратила далеко в неполном объеме то, что было эвакуировано летом 1941 г. О возмещении ущерба, нанесенного экономике Беларуси во время отступления РККА (тактика «выжженной земли»), вообще никто не вспомнил, что, в общем-то, для Кремля было делом привычным.
Депортация: неоконченная трагедия
Уже летом 1944 г., несмотря на необходимость восстановления экономики и хозяйства самой области, со всех ее районов начался насильственный вывоз населения (в основном молодежи) на восстановление пострадавших от войны районов СССР. Тот факт, что область, как и вся республика, сама нуждалась в рабочей силе, похоже, никого особо не волновал. В сентябре 1945 г. существовал конкретный план поставки на стройки народного хозяйства Белорусской ССР 60 тыс. человек{154}. Реально же такое количество бесплатной рабочей силы собрать было невозможно. Видимо, в том числе и поэтому в Беларуси широко использовался труд 21 тыс. немецких военнопленных{155}.
О том, как происходила депортация наиболее трудоспособного населения в Россию, рассказывает в своей книге «Штрыхі з успамінаў» В. Супрун:
«Запомнился такой вот факт. В одну из зимних ночей, где-то около полуночи, возможно, позднее, меня разбудила внезапная стрельба и топот людей на улице. Высовываться во двор было небезопасно и понять, что там творится, — невозможно. Бегали вооруженные люди, слышался крик женщин.
Под утро меня разбудил женский крик. Женщины с плачем искали меня. Оказалось, что в деревне этой ночью была очередная «облава» местных властей. Деревня была окружена милицией и вооруженными «ястребками», часть же их врывалась в дома и, находя молодежь, с оружием загоняла их в пустой хлев на окраине деревни, где под усиленной охраной держала до утра, чтобы затем этапом отправить в город (Слоним. — А. Т.), на железнодорожную станцию.
Во время этой «облавы» были схвачены и мои кружковцы, которым в свое время обещалась гарантия властями. Девчата не прятались, как остальная молодежь, и были схвачены. Теперь их матери атаковали меня. Пришлось успокаивать, что все разрешится, но ситуация оказалась сложной. Ни председателя сельсовета и никого из начальства найти не удалось. Основная группа милиции и «ястребков» уже отправилась в город, осталась только охрана и пьяные в стельку исполнители «облавы». У охраны я узнал, что «мероприятием» руководил заведующий отделом райисполкома. Тех я немного знал. И среди пьяных стал искать того начальника. Ночное воинство валялось на полу и столах в сельсовете. На столе председателя сельсовета узнал Б. Протапопова, заведующего отделом по набору рабсилы райисполкома. Но привести его в чувство не удалось. Пришлось пойти на обман: с заверенным печатью списком школьников я обратился к старшему охраннику. Он, будучи пьяным, устно разрешил выпустить девушек. Когда открыл двери, раздался страшный крик девчат. Их тут было более двадцати. В хлеву было темно, и вычитывал я по списку, стоя в дверях; за всем следили охранники. Школьниц пришлось предупредить, что я пошел на обман, поэтому пусть прячутся. Девушки бросились наутек, за ними бежали матери. Я же отправился в город искать правду, доказывая районному руководству, что делать так нельзя. В отделе пропаганды райкома мне сообщили, что району доведен план на поставку предприятиям Урала рабсилы в количестве 400 человек. А молодежь подчищена предыдущими мобилизациями, и добровольцев нет. На мой запрос, чем же отличается советская «облава» и советский принудительный вывоз на работы от оккупационных немецких, меня предупредили, что так рассуждать может только несоветский человек»{156}.
Чиновники, угождая Москве, рьяно выполняли план по набору рабочей силы, опустошая населенные пункты и идя при этом на обман. Как, к примеру, это происходило в Новогрудке, рассказывает Д. Коган:
«Мне исполнилось только 16 лет, и я подумал, что необходимо получить какую-нибудь специальность. Однажды я шел по Почтовой улице и прочитал объявление: проводится запись в школу сирот. Я зашел и комиссии объяснил, что я сирота и хотел бы получить какое-нибудь образование. И нельзя ли направить меня в техническое учебное заведение? Человек из состава комиссии прочитал мне целую лекцию о том, что стране очень нужны инженеры и другие специалисты, пообещал помочь и попросил меня расписаться в книге, что я и сделал. Потом выяснилось, что власти составляли списки людей для работы на шахтах в Свердловске»{157}.
Но не только Урал нуждался в дармовой белорусской рабсиле. В 1948 г. Сталин потребовал направить 25 тыс. крестьянских семей на лесозаготовки в Карело-Финскую Республику. Минск, встав на колени, «сбил» изначальную цифру до 6 тыс. В 1950 г. эта цифра опять немного уменьшилась: в Карелию должны были переселиться уже 4600 семей. Но белорусы отказывались ехать. Тогда власть вновь прибегла к силе. Вновь пролилась кровь.
Крестьян с семьями стали отправлять на заготовку леса в удаленные районы Советского Союза под дулами автоматов. Но, даже прибыв к месту назначения (читай — в концлагерь. — А. Т.), те самовольно, обманув конвойных, возвращались домой. Только дорога к родному очагу вела их прямиком в тюрьму.
«План посылки лесорубов, привлеченных к выполнению заданий по заготовке лесов Карело-Финской ССР позорно сорван. Из 55 человек поехало только 8», — возмущался председатель Ляховичского райисполкома и, присвоив себе функции прокуратуры, что было свойственно чиновникам тех лет, возбудил ряд уголовных дел «против граждан, уклонившихся от выполнения обязательных заданий по заготовке лесов КФ ССР»{158}.
Прокурор же района, юрист 1-го класса Н. Н. Гопенко, подчиняясь партийному руководству, арестовывает граждан Н. Н. Смычковского, Н. Л. Таранда, М. Я. Кирилло, Н. Ф. Петрушко, Л. А. Бовтрукевич{159}.
