«Не единожды нас, малышей, использовали в военных целях. Борис Безрукий (так называли партизаны командира бригады «Вперед» Героя Советского Союза Б. А. Булата. — А. Т.) никак не мог выманить полицейских из одного гарнизона. Гарнизон был укреплен земляным валом, дотами. И вот Безрукий придумал такое: партизаны устроили засаду, а выманивать полицейских должны были мы, мальчишки. Дело в том, что за каждого пойманного еврея немцы сулили большую награду: корову, деньги. Вот мы и должны были появиться возле деревни и громко ругаться по-еврейски. Нас использовали как приманку».
Разумеется, один случай погоду не делает. Но все дело в том, что подобные факты были отнюдь не единичны и имели место не только на территории Барановичской области. Советские партизаны и их советские идеологи осознанно и, что важно, массово использовали детей в годы войны, тем самым обрекая их на верную гибель.
Из воспоминаний Г. Артюшкевич:
«В середине шестидесятых годов узнал об ужасном факте из истории войны. Мы, старшеклассники 9-й витебской школы, создали «Клуб интересных встреч» и пригласили выступить с воспоминаниями Надежду Богданову, которая подростком в годы войны была партизанской связной. Она рассказала, что являлась воспитанницей детского дома, и когда началась война, из детей, которые не имели родных, была создана диверсионная группа. Младшему из «диверсантов» было всего восемь лет, старшему — четырнадцать, Надежде — двенадцать. Их быстро научили пользоваться взрывчаткой, переправили в Витебск и в первую же ночь в руинах костела группа стала готовиться к диверсиям. Уставший восьмилетний мальчик сделал что-то не так, раздался взрыв, и почти все дети погибли. Надежда выбралась из города, кружила по лесам, нашла партизан и стала связной. Однажды ее схватили гестаповцы, пытали, хотели расстрелять, но после бомбежки тюрьма была разрушена и ей удалось бежать.
Через некоторое время до нас дошли слухи, что Богдановой дали новую квартиру, она выступает в других школах, но рассказ ее звучит совсем по-другому: двенадцатилетняя девочка сбежала на фронт, но почему-то оказалась в партизанском отряде. Однажды мы случайно встретились с Богдановой, и она рассказала, что ей приказали, причем в жесткой форме, придерживаться именно этой версии. Богданова плакала и повторяла: «Поверьте, вам я тогда говорила правду!» (Народная воля. 2005. 27 июля. С. 3.)
Глава II. Территория страха
Овеянное героическими легендами, и всевозможными мифами, отфильтрованными и утвержденными в самых высоких партийных кабинетах, советское партизанское движение времен Великой Отечественной войны преподносится современной официальной историографией как нечто незыблемое и беспорочное, прямо, как жена Цезаря. Однако наше исследование предполагает объективное освещение всех сторон этого движения, как положительных, так и отрицательных. Этим отрицательным является, в первую очередь, царивший в партизанской среде культ уголовщины и махрового антисемитизма.
Как пишут очевидцы тех событий, жизнь в лесу, в партизанских отрядах, была сродни «жизни среди уголовников»{203}. Воинская дисциплина во многих отрядах была категорией достаточно условной. Своеволие командира — правом. Расстрелы за мелочь — обыденная вещь. Жизнь человеческая не стоила и ломаного гроша. Отдельные командиры, — отмечается в книге «Ненависть, спрессованная в тол», — стремясь, очевидно, утвердить свой авторитет, шли на преступный шаг и без суда и следствия, без доказательств виновности приговаривали бойцов к расстрелу»{204}.
Сезон охоты на белорусов
Жестокость у партизан была в цене. Командир — садист — на вес золота. У «защитников» белорусского народа жестокости было даже больше, чем требовалось. И по этой части они ни в чем не уступали нацистам. Логика у «народных мстителей» была «классовой»: то, что разрешалось им, другим инкриминировалось как преступление.
Современная историография обходит молчанием такой вопрос, как моральный облик советских партизан. Между тем документальные материалы зачастую свидетельствуют о полном его отсутствии. И в первую очередь у партизанских руководителей. Низовое звено подражало высшему, ведя нередко образ жизни, вызывающий всеобщее возмущение.
Имеющиеся в нашем распоряжении многочисленные архивные документы, правдиво характеризуя пороки народных мстителей, свидетельствуют о том, что представители Большой земли бесчинствовали в городах и селах, нападали на ремесленников, мешали им спокойно работать или торговать, совершали грубые насилия над населением, преследовали неугодных.
В. Анушкевич в своей статье «Я не мог терпеть этой системы», опубликованной в белорусском журнале «Veritas» (Минск. 2004. № 1. С. 20), знакомит читателей со следующими биографическими фактами:
«Такого позора и страха, как тогда, когда я находился в партизанах, мне испытывать больше никогда не приходилось. Они, советские партизаны, вытворяли страшные и дикие зверства. Расстреливали безвинных людей, крестьян. Приходили в хату — лежит старая и больная женщина. Ее насиловали, потом насиловали ее детей малых, избивали, крали, забирали последнее. И ставили метки в домах белорусов — «делали по малому».
До такого, наверное, не додумались бы и самые отъявленные головорезы.
Насилием и грабежами занимались практически все партизаны. Особенно неистовствовали они в небольших населенных пунктах, где отсутствовали немецкие гарнизоны. Случаи мародерства со стороны партизан зафиксированы документально. Так, референт СД обер-штурмбанфюрер СС Штраух, выступая в феврале 1943 г. на совещании в Минске, утверждал:
«Партизаны, переодевшись в немецкую форму или форму союзных стран, в том числе и офицерскую форму с Железными крестами I и II класса, неоднократно нападали на целые деревни, грабили их и убивали старост, председателей колхозов и других лиц, дружественно настроенных к немцам»{205}.
Как говорилось в отчете,
«в то время как одна часть партизан жила в отдаленных деревнях и кормилась за счет населения, другая часть находилась в постоянных лагерях и жила частью за счет сбрасываемых самолетами продуктов, частью производя разбойные набеги на сельское население… и с помощью угроз отнимая у жителей продукты и зимнюю одежду»{206}.
В отчете о развитии партизанского движения, составленном в июне 1943 г., Пономаренко вынужден был признать некоторые «перегибы» по отношению к жителям сел и деревень, указывая на:
«Необоснованные расстрелы и репрессии по отношению к населению. Непорядочное отношение к женскому населению при расположении некоторых отрядов в деревнях»{207}.
Как следует из воспоминаний бывшего бойца партизанского отряда Стрелкова (им. Суворова) М. Скипора,
«случаи бандитизма в отрядах были. Были люди, не брезговавшие совершить что-то аморальное. Был у нас такой Зорин, за которым водились «грешки». Его неоднократно ловили на мародерстве, издевательском отношении к крестьянам. Причем отбирал он все подряд, с надобностью и без нее. Однажды он пьяным завалился в школу и начал при детях оскорблять учителя. После чего взял журнал и начал исправлять плохие оценки на пятерки. Хотя это было далеко не худшее, что он делал. Был случай, когда группа партизан во главе с командиром одного из отделений тайно покинула отряд и пустилась на вольные хлеба. Они «гастролировали» по хуторам, пьянствовали, грабили беззащитных крестьян. Когда партизаны из отряда засекли их на одном из хуторов, дезертиры затеяли перестрелку. Некоторые из них погибли в бою. Остальных ждал суд, их морально наказали и вернули в отряд»{208}.
