Как следует из ряда изученных нами документов, уже 3 сентября, в день объявления Англией и Францией войны Германии, Риббентроп дал указание Шуленбургу поторопить русских с занятием причитающейся им части Польши. Молотов уклончиво ответил, что «время еще не пришло» и что «чрезмерной поспешностью мы можем нанести вред нашему делу»{12}.
Также известно, что в этот же день, 3 сентября, Гитлер, принимая верительные грамоты вновь назначенного советского полпреда в Берлине, ссылаясь на договор от 23.08.1939 г., настойчиво требовал у Сталина скорейшего выполнения своих обязательств{13}. Но Москва не спешила, чем нарушала планы Берлина. Шуленбург в очередной раз получает указание обсудить с Кремлем вопрос, «не считает ли Советский Союз целесообразным, чтобы Советские Вооруженные Силы были в удобное время приведены в действие против польских войск в советской сфере интересов»{14}.
Но, как и в первом случае, Сталин медлил отдавать приказ РККА. 8 сентября Шуленбург делает запрос Молотову о «военных намерениях советского правительства»{15} и на следующий день получает заверение, что Россия начнет военные действия в пределах ближайших нескольких дней. Во время беседы с советским наркомом иностранных дел 10 сентября (между ним и Шулленбургом все эти дни поддерживался непрерывный контакт) германский посол, по его словам, «настойчиво объяснил Молотову, сколь важны в данной ситуации быстрые действия Красной Армии{16}.
Кремль не спешил. В чем причина? Архивные документы проясняют мотивы поведения Сталина. Вопрос, вставший перед Москвой в связи с ее намерением напасть на Польшу, заключался в том, чтобы найти более или менее приемлемое оправдание этому разбойничьему акту.
Само собой разумеется, Сталин стремился скрыть от мировой общественности и собственного народа истинные экспансионистские мотивы этого шага. Объяснение же вторжения в Польшу стремлением передвинуть границы СССР на запад с целью укрепления его обороноспособности явно не годились. От кого намерен был Советский Союз обороняться — от нацистской Германии, ставшей в одночасье его лучшим другом и с которой только что был подписан договор о ненападении? Такое объяснение не только ставило бы под сомнение политику СССР в отношении Германии, но и выглядело бы просто смешным.
Выбирая подходящее обоснование своей агрессивной акции, Сталин в конце концов остановился на версии, согласно которой Польша якобы «распалась», и потому Советскому Союзу «необходимо прийти на помощь украинцам и белорусам, которым «угрожает» Германия», — так сформулировал посол Шуленбург в своей секретной и срочной депеше в Берлин суть сказанного ему Молотовым во время встречи 10 сентября. «Этот аргумент, — продолжал посол, — необходим (по словам Молотова) для того, чтобы сделать интервенцию Советского Союза внушающей доверие массам и в то же время позволяющей избежать того, чтобы Советский Союз выглядел агрессором»{17}.
14 сентября Молотов, беседуя с Шуленбургом, пошел в своем беспредельном цинизме еще дальше, прямо задав тому следующий «пикантный» вопрос: какова будет реакция Германии, если Советский Союз переложит на нее вину за свою интервенцию в Польшу?{18} На следующий день возмущенный Риббентроп ответил решительным возражением. Позиция нацистов была тверда: «единство действий и целей обеих стран»{19}. Тогда советская сторона предложила компромисс: тезис о «защите» украинцев и белорусов сохранить, но вопрос, от кого именно собирался защищать Советский Союз, будет обойден молчанием. Однако и такой вариант Шуленбурга не удовлетворил, так как и в этом случае, кроме как от Германии, украинцев и белорусов защищать было не от кого.
Цитируем далее по очередному донесению Шуленбурга в Берлин:
«Молотов признал, что предложенный советским правительством аргумент содержит нотку, раздражающе воздействующую на немецкую чувствительность, но попросил, ввиду трудной для советского правительства ситуации, чтобы мы не позволили такой мелочи стать у нас на пути. К сожалению, советское правительство не видит возможности какой-либо иной мотивировки… поскольку Советский Союз должен так или иначе оправдать перед заграницей свою нынешнюю интервенцию»{20}.
В конечном счете нацисты уступили, и была выработана компромиссная формулировка, устраивающая союзников: задача советских и германских войск
«состоит в том, чтобы восстановить в Польше порядок и спокойствие, нарушенные распадом Польского государства, и помочь населению Польши переустроить условия своего государственного существования»{21}.
Так была сфабрикована одна из великих провокаций XX столетия, послужившая поводом для вторжения в суверенную страну, — миф о так называемом «освободительном походе».
Не надо было быть провидцем для того, чтобы представить дальнейшее развитие событий. 17 сентября утром в Берлине получили следующую телеграмму от Шуленбурга:
«Сталин в сопровождении Молотова и Ворошилова принял меня в два часа ночи и проинформировал, что Красная Армия перейдет в 6 часов утра советскую границу на всей ее протяженности от Полоцка до Каменец-Подольского. Во избежание инцидентов срочно просит позаботиться, чтобы немецкие самолеты, начиная с сегодняшнего дня, не летали восточнее линии Белосток — Брест-Литовск — Лемберг(Львов). Начиная с сегодняшнего дня советские самолеты начнут бомбардировать район восточнее Лемберга»{22}.
Народный комиссариат обороны
Непосредственная подготовка военного ведомства Советского Союза к выступлению против польских войск и оккупации части территории Польши, представляющую сферу советских интересов, началась 7 сентября.
Из архивных документов 1938–1939 гг. видно, что вероятным противником СССР являлась не Польша, а Япония, отношения с которой до такой степени обострились, что в составе РККА был развернут Дальневосточный фронт. Против Советского Союза Япония держала весьма внушительные и хорошо обученные силы. По оценке советской военной историографии, сухопутные войска Японии насчитывали 1240 тыс. человек, более 2000 танков, около 1000 самолетов. Военно-морской флот имел 228 боевых кораблей основных классов, в том числе 56 подводных лодок и авианосцев с 396 самолетами{23}.
Зная об этом, Сталин, разворачивая военную группировку для вторжения в Польшу, оголяет границу с японцами. Сравнение мощи Дальневосточного фронта с армейским контингентом, стоящим у польских границ, речь о котором впереди, не в пользу первого. Например: на Дальнем Востоке находились 3 армии, а на рубежах польского государства — 7 {24}.
9 сентября 1939 г., по данным Ю. Мухина, автора книги «Антироссийская подлость» (2003), был подготовлен и подписан приказ наркома обороны К. Е. Ворошилова и начальника Генштаба РККА Б. М. Шапошникова о скрытом сосредоточении к 11 сентября войск Белорусского и Киевского особых военных округов (БОВО и КОВО) и переходе в ночь с 12 на 13 сентября в решительное наступление с целью молниеносным ударом разгромить противостоящие войска. По мнению автора, сталинское руководство, убедившись, что Варшава сражается, видимо, сочло необходимым повременить{25}.
