Прибыв в Лондон 27 августа, Далерус получает приглашение в резиденцию премьера на Даунинг-стрит, 10, где его уже ожидали Чемберлен, Галифакс, Г. Вильсон и Кадогон. Протокол заседания Британского кабинета от 27 августа, на котором обсуждались полученные из Берлина предложения, дает возможность значительно полнее оценить подлинную роль союзника Польши. Британский премьер к предложениям Гитлера подошел со всей серьезностью и увидел в нем то, что и хотел увидеть. «Основная мысль заключается в том, — отмечал он, комментируя на заседании послание германского канцлера, — что, если Англия предоставит свободу господину Гитлеру в его сфере (Восточной Европе), он оставит в покое нас»{67}. А ведь еще совсем недавно, 31 марта, тот же Чемберлен, выступая в парламенте, рассуждал иначе:
«…в случае любой акции, которая будет явно угрожать независимости Польши и которой Польское правительство соответственно сочтет необходимым оказать сопротивление своими национальными силами, правительство Его Величества считает себя обязанным немедленно оказать польскому правительству всю поддержку, которая в его силах. Оно дало польскому правительству заверение в этом. Я могу добавить, что французское правительство уполномочило меня разъяснить, что оно занимает по этому вопросу ту же позицию, что и правительство Его Величества»{68}.
Франция, равно как и Англия, в те дни, когда войну можно было предотвратить или, в крайнем случае, оттянуть, показала, как мало стоит ее подпись, которую она поставила весной 1939 г., гарантируя Польше военную помощь в случае агрессии. Вот вывод французского автора Р. Букара, изучившего эту проблему. Он приводит его в своем исследовании:
«В результате предательства Гитлер получил убедительные свидетельствования того, что Франция в случае германского нападения на Польшу не предпримет общего нападения на Германию»{69}.
Дневник начальника генерального штаба сухопутных войск генерала Гальдера позволяет установить, как Берлин планировал дальнейшие события. Запись от 29 августа гласит: «1.9 — применение силы»{70}.
Прерванный урок
Объявления войны не было. Гитлер без зазрения совести утверждал, что первыми открыли огонь поляки, а он, Гитлер, лишь ответил на него. Чтобы этому поверили, по его приказу инсценировали пресловутое нападение на радиостанцию пограничного немецкого города Глеивиц. 1 сентября, когда школьники пошли на первый урок нового учебного года, разразилась катастрофа: нацистская армия, насчитывающая 3,7 млн. человек, 3195 танков, более 26 тыс. орудий и минометов, 4093 боевых самолета, всей мощностью наземных и воздушных сил обрушилась на Польшу{71}. Всеми действиями нацистских войск руководил Гитлер, вначале из салона-вагона бронированного поезда, прибывшего на станцию Гоголин, потом из постоянной штаб-квартиры, которую он разместил в роскошном отеле на польском морском курорте Сопоте. Уже упоминавшийся нами выше З. Шибеко сообщает: для наведения германских самолетов советское правительство разрешило использовать радиостанцию в Минске{72}.
План нападения на 2-ю Речь Посполитую учитывал ее крайне неблагоприятное стратегическое местоположение: расположенная на равнине, она была со всех сторон открыта для вторжения. Стратегический замысел сводился к тому, что на крайних флангах действовали две мощные группировки армий: группа «Юг» (14-я, 10-я, 8-я армии в составе 36 дивизий, командующий генерал-полковник фон Рундштендт) и группа «Север» (4-я и 3-я армии в составе 21 дивизии и 2 бригад, командующий генерал-полковник фон Бок). Их задачей было одновременное нанесение глубокого охватывающего удара общим направлением западнее Варшавы. После замыкания «клещей» вся польская армия по замыслу должна была, оставшись в котле, быть уничтожена.
В 1990 г. авторитетнейший специалист по Второй мировой войне, российский автор И. Д. Остоя-Овсяный напишет: в соответствии с мобилизационным планом, Польша «могла выставить 31 кадровую и 6 резервных пехотных дивизий, а также 11 кавалерийских бригад и 2 бронемоторизованные бригады»{73}. Как видно из исследований немецких историков, на 1 сентября 1939 г. у Польши было всего 29 дивизий{74}. Всеобщая мобилизация, по данным Г. Кегеля, автора книги «В бурях нашего века», была объявлена лишь к полудню 30 августа и началась в 0 часов 31 августа{75}. О сроках мобилизации указывают и другие источники{76}. Однако завершить ее и развернуть войска не удалось. В книге «Агрессия и катастрофа: высшее военное руководство фашистской Германии во Второй мировой войне 1939–1945» есть следующие сведения:
«…фактически на оборонительных рубежах было развернуто не более 33 расчетных бригад, которые противостояли 2500 танкам и 2000 самолетам вермахта. По численности сухопутные войска Германии имели превосходство в 1,5 раза, а на направлениях главного удара в 2,1»{77}.
С первых часов агрессии Варшава пыталась побудить своих союзников к немедленным военным действиям. Западные державы, соблюдая правила «игры», объявили мобилизацию 1 сентября. Но помощь оказывать своему союзнику не спешили. 3 сентября, в 11 часов 45 минут, Чемберлен объявляет о состоянии войны между Великобританией и Германией. Французский ультиматум был предъявлен в этот же день в 12 часов дня. Его срок истекал в 17 часов. С этого дня Франция находилась в состоянии войны с Германией. Вслед за этим о состоянии войны с Германией объявили британские доминионы — Австралия, Новая Зеландия, Южно-Африканский союз, Канада, а также Индия, которая тогда являлась британской колонией.
Только вступать в схватку с нацистами в сентябре 1939 г. никто, кроме истекающей кровью Польши, не спешил. 3 сентября Гитлер издает директиву № 2 о дальнейшем ведении войны, где указывалось, что «объявление Англией и Францией войны Германии ничего не меняет, цель остается прежней — быстрейшее окончание операции против Польши»{78}. Уже 4 сентября части вермахта вышли к Висле, а 8 сентября прорвались к Варшаве. Перейдя 9 сентября демаркационную линию, нацисты стремительно продвигались на восток и 15-го, заняв Брест, пересекли «линию Керзона». 9 сентября главнокомандующий французской армией генерал Гамелен заявил польским представителям в Париже, что «активных военных действий французская армия предпринимать не будет»{79}. В этот же день польские представители в Лондоне узнали, что «у английского правительства вообще нет никаких конкретных планов оказания военной помощи Польше»{80}. Зато Англия «помогла» Франции, которая, как утверждает советская историография, специально обратилась в Лондон с просьбой, чтобы английские самолеты… воздержались от бомбардировки Рура, промышленного центра Германии. В Париже, надо полагать, боялись, что это вызовет ответную реакцию со стороны Германии{81}. А ведь разрушение рурских заводов с воздуха могло бы существенно ослабить промышленную и военную мощь нацистов.