Что касается команд кораблей, то они, сформировавшись в 2 батальона морской пехоты, выступили маршевой колонной в сторону Бреста. К ним присоединилось городское население: учителя, врачи, чиновники, полицейские. Всего в пути находилось до 4 тысяч человек. 22 сентября колонна разделилась на две части: одна направилась к Бресту, вторая — на Ковель. Откуда им было знать, что в войска Белорусского и Украинского фронтов поступила директива, потребовавшая закрыть польско-румынскую границу и «не допустить ни в коем случае ухода польских солдат и офицеров из Польши в Румынию»{99}.
Из официальных документов следует: 23 сентября отступающие в Брестском направлении были окружены советскими танками. В сопровождении конвоя всех погнали в Мокраны. Офицеров и подофицеров, обыскав, закрыли в школе, оборудованной под тюрьму. Начались допросы. Чекисты, используя весь арсенал апробированных ранее методов и средств, обещая сохранить жизнь, добивались одного: где корабли? Флотские молчали. Пытки продолжались двое суток. О дальнейшей судьбе пленных офицеров расскажет позже Ян Собирай, служивший тогда боцманом на «Адмирале Шерпинэк»:
«Все офицеры во главе с капитаном флота Шеркучевским 25 сентября были расстреляны в Мокранах»{100}.
Данное злодеяние, массовая казнь военных моряков, подтверждается и российскими источниками. В книге Ю. Мухина «Антироссийская подлость» об этом сказано так: расстрелу без суда подверглись в Полесье 150 офицеров{101}.
На основании бесспорных доказательств можно сделать вывод: трагедия в Мокранах — один из первых массовых расстрелов военнопленных (также как и в Гродно) — ярко и в полной мере отразила политику геноцида Кремля и стала закономерным прологом следующего, более чудовищного, преступления в Катыни.
Вторая группа, которая, как мы уже отмечали, направлялась в сторону Ковеля, дошла до д. Нуйно, где остановилась на ночлег. Внезапно налетели советские самолеты. Началась бомбежка. Погибли тысячи людей. В основном это были женщины, старики и дети: белорусы, поляки и евреи. Произошло это, согласно польским источникам, 22 сентября 1939 года{102}. Что тут можно сказать?.. Факты свидетельствуют, что именно Советский Союз, а не Германия, совершил первый во Второй мировой войне варварский акт геноцида против мирного населения — коммунисты устроили массовое убийство стариков, женщин и детей, проживавших на территории Западной Беларуси.
За два дня до резни в Мокранах, 22–23 сентября, в окрестностях Скиделя разыгралась еще одна кровавая драма. Там были растерзаны жители деревень Лериполи, Жидомля, Будовли и Ракиты. Всего, по данным различных источников, погибло 42 белорусских крестьянина. Не меньше жертв оказалось в м. Озеры{103}. Одна интересная деталь: за сутки до трагедии туда вступил отряд НКВД.
О том, что эти убийства безоружных людей, простых обывателей производились советскими спецслужбами, свидетельствует М. Шведюк, воспоминания которого были опубликованы в газете «Наша слова»:
«Через несколько дней после 17.IX.1939 г. на дорогах и по деревням стало появляться много людей, которые говорили, что они сидели в печально известной Картузской Березе как «политические узники».
Все они говорили на русском. Для «тюремщиков», да еще с такой тяжелой тюрьмы, выглядели они хорошо, здорово. Говорили они о свободе, о благополучии в СССР. В нашей деревне еще перед приходом Красной Армии эти «тюремщики» стали устанавливать триумфальные арки, через которые должна была пройти Красная Армия. Над аркой написали: «Да здравствует Освободительная Красная Армия», «Да здравствует Великий И. В. Сталин!»
Ретроспективно можно подозревать, что эти «политические узники» были советскими разведчиками, диверсантами. Потому что, действительно, если они были заключенными из Картузскай Березы, то почему не спешили вернуться к своим родным: близким, к своим женам, детям? Что они искали в чужих деревнях? Мало того, перед самой войной польская полиция арестовала одного, совсем невиновного жителя Потапович (Довгера). Никто не знал, что с ним случилось. Бедняга вернулся уже домой, как пришли Советы. Оказалось он (Довгер) был в Картузской Березе. Изменился до неузнаваемости. Был физически и морально подорван. Долго не пожил; умер от телесных и духовных переживаний… Так мы, жители Потапович, могли сравнить настоящего узника из Картузской Березы с теми псевдозаключенными, которые строили триумфальные брамы-арки и восхваляли СССР, Сталина и т. д.»{104}.
Встреча на Буге
А что творилось в душе простого белоруса, когда он столкнулся с «миротворцами», которые, словно саранча, ринулись в его закрома? Как вспоминает А. Н. Чеботаренко, детство которого пришлось на то время, «к ним зашли худые, в затертых гимнастерках и почти босые красноармейцы с командиром, чтобы, по их словам, «перекусить». Под добрую белорусскую самогонку, лакомясь салом шире ладони, головокружительно пахнущим кумпяком (сушеное в специях мясо свинины со спины), «пальцем пханой колбаской», что для них было дивом дивным, командир с набитым ртом только приговаривал: «Мы вас освободили из-под польского гнета!».
И наконец хотелось бы обратить внимание на то, как произошла встреча двух победоносных армий.
Командующий Белорусским фронтом приказом № 04 от 20 сентября ставил перед 4-й армией задачу: укрепиться на линии Пружаны — Кобрин — Ратно и войти в контакт с частями Украинского фронта. Согласно этому приказу, 29-я танковая бригада со стрелковым батальоном из 143-й стрелковой дивизии и одной ротой 8-й стрелковой дивизии имела целью захват Березы и Кобрина. Также им предписывалось установить контакт с нацистскими частями{105}. 29-я танковая бригада в течение дня 20 и 21 сентября поставленные перед ней задачи выполнила. 20 сентября бригада установила контакт с гитлеровцами в районе Видомли. 20 сентября встретилась с союзниками и 32-я танковая бригада{106}.
Дальнейшие события происходили так. 21 сентября, когда между Германией и СССР был подписан протокол, зафиксировавший порядок и временные параметры отхода вермахта на запад до установленной днем раньше демаркационной линии по рекам Писса, Нарев, Висла, Сан, в войска РККА поступил приказ наркома обороны, предусматривающий, в частности:
«При обращении германских представителей к командованию Красной Армии об оказании помощи в деле уничтожения польских частей или банд, стоящих на пути движения мелких частей германских войск, командование Красной Армии, начальники колонн, в случае необходимости, выделяют необходимые силы, обеспечивающие уничтожение препятствий, лежащих на их пути движения»{107}.
Но приказ советского наркома — это так, штрихи к портрету той поры. Судить будем, разумеется, не по безликому официальному документу, а по делам. Теперь предоставим слово Ю. Мухину:
«Были случаи боевого взаимодействия советских и германских частей с целью разгрома крупных группировок польских войск, в частности, грубешовской группировки, новогрудской бригады генерала В. Андерса. В результате этого был прегражден отход к румынской границе частей полковника Й. Зеленевского»{108}.
